Любовный треугольник (СИ) - Савицкая Элла - Страница 43

Сжимает мое лицо, царапая воспалённую кожу бинтом, и убивает взглядом. Опускаю глаза, чувствую его боль, как свою. Она у нас одна на двоих вот уже сколько лет. И я, как и он тоже не могу воспользоваться зажигалкой. Хотя каждый раз чиркаю ею, но позволяю пламени погаснуть.

- И ты меня прости, - проговариваю сипло, - если бы я знала тогда, что все будет так…

Крепко сжимаю веки, а потом чувствую его губы на своих. Прикосновение отчаянное, осторожное. Как к крылышку одной из моих обезумевших бабочек. Всхлипнув, прижимаюсь в ответ. Мы не целуемся, это совсем не так. Мы просто дышим друг другом, как смертельно больные кислородом в последний раз.

Замерев, даём нашему дыханию смешаться. Ничего вокруг словно больше не существует, кроме нашей общей боли. Я не обнимаю Давида. Только ладонями в его вздымающуюся грудь утыкаюсь, слушая родное сердце.

Пропуская его удары через свою кожу. А он… Он прижимает меня к себе. Мы оба знаем, что ничего не вернуть и не исправить. Время, оно ведь безжалостно. Но и отказаться сейчас друг от друга не в состоянии.

Не знаю сколько мы так стоим. Кажется, что очень долго, но для меня это быстротечные мгновения. Их так мало, что если бы можно было, я бы жизнь свою отдала за то, чтобы продлить их.

Прикрыв глаза, я разрешаю себе положить голову ему на грудь и покачивать меня из стороны в сторону как ребенка. Так мне хорошо. Так больно чуточку меньше.

- Что у тебя с рукой? – спрашиваю спустя какое-то время, осторожно оттянув его ладонь в сторону.

Бинт пропитался кровью. И мне больно от этого.

- Не важно, - пытается отмахнуться, но я не даю.

Растягиваю небрежно связанные концы, и испытываю фантомную боль при виде рваных ран.

- С ума сошел? Ты хоть обработал их?

- Заживёт, Оль.

- Не заживёт. Там осколки, Давид.

Приближаю к лицу его руку, всматриваясь в поблескивающие от света лампы кусочки стекла.

- Садись давай.

Подтолкнув его к стулу, приношу из комнаты аптечку и свои щипцы для бровей. Сажусь рядом с Давидом и вручив ему телефон с включенным фонариком, внимательно исследую кожу.

Она вспорота в нескольких местах. Некоторые царапины неглубокие, а некоторые очень. Кровь продолжает сочиться из них. Не понимаю, как ему может быть не больно…

- Зачем ты это сделал? - корю его, доставая осколки. Они такие маленькие, что почти незаметны. - Так нельзя.

- Знаю. Я бы обработал потом.

Вздохнув, откладываю щипцы и обильно пропитываю вату перекисью водорода.

- Будет печь, - предупреждаю перед тем, как прижать ее к ранам, но Давид даже не дёргается.

Поднимаю глаза на него и задыхаюсь. В его взгляде столько тепла, что у меня душа переворачивается.

- Ты такая красивая, Оль…

И хоть я вроде как не считаю себя человеком, которого легко смутить, сейчас я чувствую, как мои щеки вспыхивают. Быть красивой для него – особенно…

Под безотрывным взглядом черных глаз перебинтовываю ладонь и осторожно затягиваю концы, чтобы не развязались.

- Не напрягай руку ближайшее время. Нужно, чтобы затянулись.

И так и не выпуская пострадавшую ладонь, подношу ее к лицу и прикасаюсь к ней губами. Давид тут же перемещает ее мне на щеку и гладит. Неторопливо, летая глазами по моему лицу, а потом другой рукой тянет меня к себе.

- Посиди со мной.

- Я сижу, - говорю, перемещаясь к нему на колени.

- Вот теперь сидишь.

Уложив меня на свою грудь, Давид перебирает мои локоны, а я вожу носом по его шее. Поднимаю руку и дотрагиваюсь до шрама. Глажу его подушечкой пальца. Длинный, едва не ставший роковым в тот вечер…

Тогда Давид спас меня от изнасилования. Если бы не он…

Машинально крепче вжимаюсь в него, а он будто чувствует. Прижимается губами к моему лбу и держит в своих руках.

Моё обезумевшее сердце впитывает в себя его присутствие, как пересохшая губка. Наполняется до краёв тем, что он сейчас здесь, со мной.

Из коридора в какой-то момент доносится звонок, и я чувствую, как напрягается Давид. Это Ани… больше некому в такую пору.

- Ответь. Она волнуется…

Отведя с моего лица прядь волос, он встаёт и уходит в коридор.

А я опускаюсь на его место, опираюсь спиной на стену. Мыслей в моей голове нет, я так устала от них.

- Да, Ани?... Нет. Ложись…. Потом поговорим, - слышу их короткий разговор, а потом наблюдаю, как Давид возвращается.

Присаживается напротив меня на корточки и смотрит прямо в глаза. Сплетает наши пальцы.

- Я побуду еще немного у тебя?

Опускаю взгляд на переплетенные пальцы и киваю.

- Побудь.

Ани

- Собирайтесь, поедем в контактный зоопарк, - кивает нам в сторону выхода Давид.

- А ты сегодня не едешь в ресторан? – удивленно смотрю на него, поднимаясь с дивана.

- Нет.

Последнее время он часто бывает приезжает домой на пару часов днем, а потом снова уезжает до самого вечера. Вот и сегодня Давид уезжал в ресторан, но приехал час назад.

Для него перестали существовать выходные и рабочие часы. Иногда мне кажется, что он поселился там, в своем кабинете, поэтому не схватиться за возможность выбраться куда-то с ним и мальчиками не могу.

- Гор, Арсен, пойдемте одеваться, - поторапливаю их. – Поедем гулять.

- С папой? – спрашивает Арсен.

- Конечно, бандит, со мной. Куплю вам сладкую вату, - подхватив сына на руки, Давид несет его к лестнице, при этом улыбаясь и целуя его в щеку.

Если честно, я не знаю, что с ним происходит в последнее время. После того ужасного раза, когда он накричал на них, муж изменился. На следующий день привез им охапку игрушек и пол вечера провел, играя с ними и смеясь так, как никогда прежде. Казалось, бы, над самыми привычными вещами, которые дети делают всегда. Для Давида будто каждое слово их было открытием.

Я вообще не узнаю его эту неделю. Он стал каким-то более открытым, что ли. Словно внутри него что-то переключилось.

Мне он так и не объяснил причины того своего поведения. А я и не спрашивала. Понимаю, что он на нервах. В ресторан вложено много денег, сил и времени, вот его и сорвало.

Теперь же, думаю, дело в чувстве вины. После того, как он сорвался на мальчиках и увидел, как они его испугались, понял, что вел себя неправильно. Захотел загладить вину, вот с тех пор и изменился. Правда, с работы раньше приезжать не стал. Поведение только стало другим. Даже с отцом по телефону говорит как-то иначе. Я пару раз слышала, как они обсуждали Олю и как Давид её хвалил. Говорил, что отец правильно поступил, взяв её на работу.

А вот Лусине оказалась не в восторге, когда я рассказала ей, что встретила в ресторане подругу Мариам. Похоже, Оля ей не очень нравится, потому что мама Давида нелестно отозвалась о ней. И хоть я ничего плохого в этой девушке не увидела, но спорить не стала. Лусине знает её дольше. И она сказала, что это именно у Оли Мариам «понабиралась всякого» и пошла против них с Тиграном Армановичем.

- Стоять, Гор, - ловит сына Давид, когда тот смеясь, пытается убежать и не одеваться. – А ну сюда иди, а то ведь догоню, - говорит шутливым тоном.

Одевая Арсена, я наблюдаю за тем, как муж ловит на бегу младшего и закинув его на кровать, начинает щекотать. В груди тепло становится. Я еще никогда не видела, чтобы Давид был таким… беззаботным…

Нет, он и раньше играл с детьми. Но сейчас он…будто светится весь.

Собравшись, мы садимся в машину и под музыку, звучащую из динамиков салона, выезжаем со двора.

- На работе стало чуть легче? – кладу ладонь поверх руки мужа, лежащей на панели передач.

- Не сказал бы, что сильно, но улучшения есть, - отвечает он, убирая свою руку из-под моей и настраивая навигатор.

- Я рада, что все получается, как ты задумал, - возвращаю руку себе на колено и складываю пальцы в замок, - выглядишь счастливым.

- Так и есть, - говорит Давид, не отрывая взгляда от дороги.

- Какие у нас планы на Новый Год? Когда будем ехать в Ереван?