Малая: Жизнь после тебя (СИ) - Салах Алайна - Страница 26

— Как, кстати, поживает твой отец?

— Хорошо. — Я машинально выдергиваю из держателя салфетку и комкаю ее в руке. — Наверное. Если ты слышала, он сидел в тюрьме.

— Да, я что-то об этом слышала, — бормочет она, отводя взгляд.

— Недавно он вышел. Сейчас мы не общаемся.

— Это правда? — Мама выглядит ошарашенной. — Никогда бы не подумала, что такое возможно.

— Почему?

— Потому что ты всегда была его собственностью.

Я хмурюсь.

— Не совсем тебя поняла.

— Несмотря на то, что я твоя мать, я всегда чувствовала, что не дотягиваю. — Опустив глаза, она крутит в руках чашку. — Твой отец всегда имел на тебя особое влияние. Ты слушала его, открыв рот. Неудивительно, что когда дело дошло до развода, ты выбрала его.

— А что мне было делать? — холодно осведомляюсь я. — Бросить его одного, после того как ты ему изменила?

— Ты никуда не торопишься? — тихо переспрашивает мама после паузы. — Не хочешь пройтись?

42

Это наверное самая странная прогулка в моей жизни. В неловком молчании, со стаканом остывшего кофе в руке, на расстоянии полуметра от той, кого целых пятнадцать лет называла мамой.

— Твой отель находится далеко отсюда? — не выдерживаю я.

— Что? — Опомнившись, мама смотрит на меня. — Отель, да, далековато. Надо такси вызывать.

— Я думала, что ты хотела о чем-то со мной поговорить.

— Да, хотела. Вот, собираюсь с мыслями. — Она виновато разводит руками. — Ты ведь уже совсем взрослая, да? Значит и говорить с тобой можно как взрослой.

Я киваю. В сложившейся ситуации меня вряд ли можно чем-то удивить или шокировать. Можно даже не стесняться в выражениях.

— Я хотела пояснить кое-что по поводу того своего поступка… — Мама напряженно вглядывается в мое лицо, будто ища в нем признаки осуждения. — Измены, как ты его презрительно называешь.

— В свое время я была без памяти влюблена в твоего отца и его гениальные мозги, — продолжает она, истрактовав мое молчание как готовность слушать. — Мне так льстило, что где бы он не появлялся, разговоры моментально стихали и все присутствующие слушали, что он говорит.

Я понимаю, о чем она. Ведь я и сама была одной из тех, кто жадно ловил каждое его слово. В мире, казалось, нет человека умнее, чем мой отец.

— А в семейной жизни он был далеко не таким впечатляющим. Сухим, закрытым и деспотичным. Понимаешь, о чем я? Тяжело жить и любить человека, не способного ни на теплое слово, ни на объятия. Я чувствовала себя канарейкой, запертой в клетке без еды и питья. Твой папа, разумеется, был против того, чтобы я работала, так что с каждым годом я медленно угасала. И только Вильдан стал для меня спасением.

Я насмешливо вскидываю брови.

— Его звали Вильдан?

— Да. — Она с улыбкой кивает. — Я всячески пыталась его избегать, но Виль был очень настойчив. Засыпал комплиментами, караулил после фитнеса, присылал цветы, которые мне тотчас же приходилось выбрасывать, потому что мог увидеть твой отец.

— Но в конце концов все равно не выдержала, — иронично замечаю я.

— Да, так и было. Все случилось после того, как мы с твоим отцом сильно поссорились и я впервые задумалась о разводе. До того дня даже мысли такой не допускала. Из-за тебя в первую очередь, и потому что было страшно. Я вышла замуж в двадцать, почти сразу забеременела и нигде не работала. Надежды на то, что после развода мне что-то достанется, не было. Твой отец все предусмотрел.

Каждое слово проваливается вглубь меня, закручивая воронку из грусти и сочувствия. Я уже не слушаю ее как обиженная дочь-подросток. Я слышу ее как женщина, прошедшая тот же путь. Путь глубокой зависимости, как эмоциональной так и финансовой, путь неготовности к самостоятельной жизни, душевного одиночества и, как результат, очарованности «прекрасным принцем».

— Твой отец быстро обо всем узнал, — не смолкает мама. — Я не умела врать, а у него была отменная интуиция. Речи о прощении конечно не велось, а иначе это был бы не твой отец. Он пригрозил проблемами, потребовал съехать и прекратить всякое общение с тобой.

— А мне он сказал, что я должна выбрать, — тихо вставляю я. — Ты или он.

— Ты, конечно, выбрала его. — Мама грустно улыбается. — Было обидно, но в глубине души я понимала, что по-другому и быть не могло. Он имел над тобой неограниченную власть. Власть, которая тебе вредила. Каждый раз когда ты, будучи еще совсем малышкой, хвасталась, что завела новых друзей, он настаивал, чтобы ты была осмотрительнее и никому не доверяла. Мне было так больно на это смотреть. Он сам никому не доверял, и пытался лишить веры тебя.

Во рту растекается металлический вкус. Я прикусила щеку до крови. Отцу успешно это удалось. В свои двадцать два у меня нет никого. Ни друзей, ни приятелей, ни даже чертовой собаки.

— И ты совсем ничего не могла с этим сделать?

Мама вздыхает.

— Ты же знаешь, какой он. Спорить с было бесполезно.

— А что Вильдан? У вас с ним сложилось?

— Нет, наши отношения закончились еще до моего развода.

— И как ты жила после всего этого? — Мой голос против воли звенит сочувствием. — Без профессии и без денег?

— Справилась как-то. — Неловко пожав плечами, мама смотрит перед собой.

— А сейчас у тебя есть отношения?

— Можно и так сказать. — Улыбнувшись, она вновь находит меня глазами. — Расскажи лучше о себе. Где ты живешь, чем занимаешься?

Мне вдруг хочется поведать ей обо всем. О том, как я переживала, когда отца посадили, о жизни с Родионом, о появлении Севера. О том, как на меня была открыта бандитская охота, про поездку в Испанию, которая открыла мне глаза, и о своем новом рискованном плане. Тяжело не иметь возможности облегчить душу. Возможно, большинство людей и не достойны доверия, но женщина, стоящая передо мной, все-таки моя мать.

— Живу в паре кварталов отсюда. — Решив придержать откровения, я неопределенно киваю себе за спину. — Временно не работаю. Хожу в спортзал. Если все сложится, как нужно, планирую вернуться к учебе.

— Ты такая взрослая. — Мама поднимает руку, словно хочет погладить меня по щеке, но тотчас ее опускает. — И очень красивая. И куда только парни смотрят?

— Мне никто не нужен, — смущенно бормочу я. — По крайней мере, сейчас.

— Ясно. — Мама в нерешительности застывает на месте. — Ну, мне, наверное, пора. Да и тебе тоже.

Внутри тоскливо ноет. И это все? Теперь она снова пропадет?

— Да, я пойду, — с фальшивой бодростью говорю я, поправляя сумку. — Тебе хорошего дня.

— И тебе, — мягко ударяется мне в спину. — Линда!

Резко обернувшись, я впиваюсь глазами в мамино лицо.

— Что?

— Может быть, завтра увидимся? — Ее губы изогнуты в неестественной улыбке, голос взволнованно вибрирует. — Можно в парке погулять? Или вместе выпить кофе.

— Я с удовольствием, — глухо выговариваю я, ощущая противное покалывание в глазах. — Можешь записать мой номер. Если хочешь, конечно.

Мама улыбается, с облегчением, как мне чудится.

— Конечно. Очень хочу.

43

Следующее утро становится для меня неожиданностью: меня впервые не тянет и в спортзал. Неожиданно хочется полежать в кровати с книжкой, начатой полгода назад, и никуда не спешить.

Чувство, поселившееся внутри меня, отдаленно напоминает умиротворение. Подозреваю, это связано с появлением мамы. Я успела увериться, что никому нет до меня дела и рассчитывать стоит лишь на себя, но наша встреча заставила в этом усомниться. История ее развода с отцом получила во мне сильный отклик и помогла если не стереть, но хотя бы размыть годы необщения.

Правда спокойствию быстро приходит конец, когда, заглянув в телефон, я нахожу сообщение от отца.

«Еще не надоело дурью маяться? Как надоест — дай знать. Вышлю денег на обратный билет. Это предложение ограничено по времени».

Выругавшись, я отшвыриваю телефон в сторону. Отец до сих пор не понял, что я больше не безвольная марионетка, не способная ступить без него ни шагу. Это пожалуй и злит больше всего: что он настолько меня недооценивает. Что, впрочем, хуже для него. Пустые счета станут для него сюрпризом не меньшим, что для меня новость о том, что отец, которого я боготворила — обычный вор.