Сага о Годрланде (СИ) - Сторбаш Н.В. - Страница 39

— Ты слишком слаб для такой женщины! — прорычал Отчаянный.

— Так у тебя рун не больше! — огрызнулся Жирный.

— Да я хельтом вмиг стану, а ты так и помрешь хускарлом!

— Пока ты только слабнешь!

— Я за месяц верну себе силу!

— Двадцать илиосов против одного, что не сможешь!

— Увидишь! И тогда я заберу у тебя не только монеты.

Я зло уставился на Дагну, а та лишь пожала плечами. И вот так всегда? Неудивительно, что у нее ни с одним хирдом не сложилось.

— Жирный, забирай невесту и уходи! Лундвар, пока он долг не вернет, никаких смертей!

— Потому я его и не убил сейчас, — гордо заявил Отчаянный.

Хотевит дернулся ответить, но Дагна выволокла его из комнаты.

— А теперь скажи, где думаешь за месяц отхватить три руны? — спросил я у своего хирдмана. — Снова в пустошь идти? К озерной твари? Второй раз лекарь может тебя и не вытащить.

Живодер разинул было рот, да Рысь его одернул. А вот Болли никто остановить не догадался.

— Можно на арену пойти. Не как раб, а как поединщик. Будет сам бои выбирать. Если есть дар какой интересный, так и плата будет хорошей.

— И пойду! — буркнул Лундвар. — Дар у меня с кровью связан. Чем больше лью, тем сильнее становлюсь.

— Хороший дар, — согласился Болли, не замечая моего гнева. — Зрителям такое по нраву, но с тварями придется быть осторожнее.

— Какая, в Бездну, арена? — воскликнул я. — Он едва на ноги встал! И дури в нем больше, чем ума! Снова в твариной крови искупается — вовсе калекой станет, коли не помрет.

— Нет, Кай. Я пойду! Мы сейчас не в походе, дел у нас нет. Если запретишь, так я из хирда уйду. Плату за лечение обещаю вернуть сполна!

Я понимал, что Отчаянный сильно захмелел. Всё же потерять три руны разом нелегко, да и крови мы немало у него забрали. Долгое воздержание в пустыне, ранение, хмель, красивая баба с чарами, обидные слова Хотевита, которые Лундвар и сам, поди, себе не раз говорил… Немудрено и разум потерять. Но сказать мне такое в день похорон Альрика, на тризне в его честь? Да еще и при гостях?

Я ему врезал.

Лундвар отлетел назад, ударился спиной о стену и сполз вниз.

А ведь я даже не злился. Внутренности словно льдом покрылись. Я вроде бы и понимал, что делаю глупость, но остановить себя не мог.

— Кто-то еще хочет уйти из хирда?

Я развернулся, вышел во двор, лег на жухлую траву и уставился в небо. Хорошо, хоть звёзды тут были те же и луна та же, что на Северных островах. Мы ушли оттуда всего полгода назад, а я уже хотел вернуться. Хотел увидеть разбухшую от бремени Фридюр, подросших Ульварна и Фольмунда. Ингрид, наверное, тоже поменялась за это лето. Освоились ли бритты в Растранде, приготовились ли к зиме и северным морозам? И каков был нынешний урожай? А Рагнвальд? Что там твари с земель Гейра: повылазили или так и остались на том острове?

— Вот ты где…

Рядом плюхнулся на траву Трёхрукий Стейн, помолчал чуток, вздохнул и сказал:

— Ты на Болли не злись, он часто лезет куда не следует. Да и мысль об арене не так уж и плоха. Вы всё равно ж тут до весны, так почему б не поднять рун, а заодно и золотом не разжиться? Всем хирдом туда, конечно, лезть не стоит, но одному-двоим почему б и нет? Иначе у тебя хирдманы за зиму закиснут. Или поубивают друг друга со скуки.

— Со скуки? — я резко сел. — Мы только-только вернулись из пустыни южных земель, с трудом вылечили Лундвара и только сегодня похоронили Альрика. А они уже заскучали?

— Да я не о том. Не трясись над ними, как курица над яйцами. Если так горевать по каждому умершему, то лучше бросить меч и пойти в пахари, ну или в торговцы. Подумай, — Стейн встал. — Если что, я подскажу, с кем лучше говорить насчет арены.

С похорон Альрика прошла всего седмица, а хирд начал расползаться, как грязь после дождя.

И ведь вроде Беззащитный ничего не делал последние месяцы, не говорил, не участвовал в наших делах. Просто был. Лишь в стае ульверы слышали, что он жив. А вот гляди-ка, умер он, и всё пошло наперекосяк.

Ладно Живодер торчал днями и ночами у лекаря-иноземца, приходил домой всего пару раз — усталый, но довольный. Говорил, что старик разрешил ему изрезать нескольких рабов, в смысле не насмерть, а покрыть узорами и ожогами, как у меня или Аль… Да.

Лундвар пропадал на Арене. Взять его туда взяли благодаря ходатайству Болли, но сказали, что скучновато он дерется, нужно, чтоб было красиво и весело. И теперь он учится махать мечом с прихлопами и притопами, дабы развлечь бестолковых зевак. Я хотел запретить, но Простодушный отговорил, мол, иначе Отчаянный сдуру продаст себя в рабы Арены. Вот так ему горело за месяц вернуть девятую руну.

Ну, с Трудюром всё и так понятно. Когда я выдал ульверам их долю от работы на Пистоса, шурин быстро спустил половину на песчанок. Хорошо хоть достало ума вторую половину оставить у меня, чтоб не с голой жопой потом ходить. Но когда забранные илиосы закончились, Трудюр бросил ходить к гулящим девкам и перешел на обычных женщин, вдовушек или даже замужних. И снова я недоумевал, как он без языка умудрялся с ними договариваться!

Вепрь, прихватив Свистуна и Бритта, крутился день-деньской в гавани. То надо было брюхо «Сокола» от наростов очистить, то парус подшить, то весла прикупить потяжелее, раз уж у нас хельтов стало больше, да и уключины укрепить, чтоб гребцы дурной силой борт не разворотили. Вепрю всегда было трудно без дела, а уж после смерти Альрика он и мгновения спокойно усидеть не мог. Свистун сказал, что он приглядывается к годрландским кораблям, особенно к их парусам. Мол, там такие хитрые паруса, на которых можно чуть ли не против ветра идти, и Вепрю любопытно, а нельзя ли и нам такие себе поставить? А заодно эти трое еще и дело себе нашли в гавани — помогали другим мореходам в починке да отделке кораблей за плату.

Остальные пили, спали да ловили Хальфсена, чтоб тот сходил с ними куда-нибудь и помог с беседой. Кто подыскивал новое оружие, кто — броню, кто — ткани, ароматные масла или побрякушки для родичей, хотя на Северных островах, да и в Альфарики, на те же монеты можно прикупить гораздо больше.

— Это не из-за тебя, — пояснил Тулле, — и не из-за Альрика. Все понимают, что нам тут сидеть до весны, а дела общего нет. Прежде мы все хотели, чтоб Беззащитный исцелился, ради того и старались. А сейчас что? Ждать долга от Жирных можно и так.

— Может, снова в пустоши вернуться? Поохотимся, руны набьем, кости снова Пистосу продадим… — неуверенно сказал я.

— Пусть отдохнут. На Северных островах хёвдинги часто на зиму хирд распускают, а по весне вновь выходят в море.

— А многие и не выходят. Наедят себе пузо, у бабы пригреются, и вот уже хирд им и не нужен.

Тулле повернул ко мне слепой глаз и криво улыбнулся:

— Это не ты говоришь, а дар. Неуютно без хирдманов, верно? Но ты терпи и спуску ему не давай, а то вовсе себя потеряешь. Помни, что ты не только хёвдинг снежных волков, а еще и сын Эрлинга Кровохлеба, муж Аднфридюр, отец Ульварна, брат Ингрид. Каждый день думай, что будешь делать, когда хирдманы разойдутся в стороны.

«Думай», — говорит. А как, если у меня от одной лишь мысли о том по спине холодок пробегает?

— Дар, особенно такой, как у тебя, это не только благо, но и проклятье. И чем выше ты рунами, тем тяжелее с ним бороться. Но ты борись. Реже пробуждай и только когда без него не обойтись. А сейчас живи так, будто нет у тебя хирда. Ходи куда хочешь, делай что хочешь и не следи за ульверами. Если случится беда, они сами к тебе придут.

Умом я понимал правоту Тулле, а тянуло к иному. У меня аж кишки чесались пробудить стаю и глянуть, кто где нынче ходит и не ранен ли кто.

— Борись, — твердо повторил полужрец. — Как Альрик боролся с тварью. Внутри — оно тяжелее, ведь нет той борьбе ни конца ни края, но надо.

Я сглотнул ком в горле и кивнул:

— А как же тогда Набианор? И этот, который из Бхараты? У них же дары тоже такие, — я покрутил рукой в воздухе, — а рунами они намного выше.