Гордая любовь - Хэтчер Робин Ли - Страница 37

• Предыдущая
• 37/63
• Следующая

Ей не следовало позволять ему ехать, подумала Либби. Она должна была одна отправиться к пастухам.

Представив, какой спор разразился бы, попытайся она сказать, что он не может с ней ехать, Либби только покачала головой. Решимости ему не занимать. Причем Либби предполагала, что это качество было одним из тех, что она так в нем любила.

Вытаскивая две банки консервированных бобов из седельной сумки, Либби припомнила события шестинедельной давности, которые волшебным образом изменили всю ее жизнь. «Неужели любовь вот так приходит к каждому? – размышляла девушка. – Неужели она застает человека врасплох, являясь почти помимо его воли? Неужели она заставляет забыть обо всем?»

Именно так случилось с ней. Это оказалось великолепным открытием, чудом – она узнала, что может испытывать такие удивительные чувства! Даже Ремингтон, пожалуй, не в состоянии понять, как это удивительно!

Она посмотрела через поляну и увидела, что Ремингтон и Сойер распрягают лошадей и отпускают их попастись на травке.

Может, настанет день, и она решится обо всем рассказать Ремингтону. Может, однажды она сумеет поведать ему об отце и матери, о девушке по имени Оливия Вандерхоф, которой больше не существует. И о том, как он научил ее, Либби, верить и любить. Может, однажды… но не теперь. Ей не хотелось отравлять прелесть момента воспоминаниями о прошедшей боли.

Опустилась ночь, полная луна взошла на востоке над горами, а небо усыпали мерцающие звезды. Ремингтон лежал на земле, закинув руку за голову. Ему, пожалуй, никогда не приходилось видеть такой великолепный небесный свод. Уокер смотрел на звезды, и ему казалось, что в этом мире нет ничего невозможного.

Давным-давно, когда ему было лет семь, они разбили с отцом такой же вот лагерь под звездным небом. Прошло месяца два после возвращения Джефферсона домой с войны, и Ремингтон очень радовался прогулке с отцом.

Он не многое помнил отчетливо из той ночи: сладкий аромат жасмина и кваканье лягушек, медовый пирог, испеченный для него Наоми, их кухаркой, слегка прелый запах брезентового тента, который отец натянул на случай, если пойдет дождь. Каким худым был тогда его отец! С какой грустью в глазах Джефферсон осмотрел «Солнечную долину» и сказал, что дом нуждается в покраске!

Ремингтон сожалел о том, что не провел с отцом гораздо больше таких ночей. Он сожалеет о том, что не дал отцу почувствовать, как сильно любит его. Они провели вместе так мало времени, и ни одной минуты из прошлого невозможно теперь вернуть.

Он не допустит такой же ошибки с Либби. Он хочет каждое утро говорить ей, как любит ее. Он хочет повторять ей каждый вечер, как много она для него значит. Как только он все уладит с Нортропом, он будет свободен, чтобы так и поступать. Он будет свободен, чтобы сделать ее своей женой, обнимать и любить ее, наблюдать, как в ней потихонечку растет их ребенок, а может, чтобы ускользнуть прочь из дома и лежать вместе с ней под звездами в такую же летнюю ночь, как сейчас.

Ремингтон повернулся и посмотрел на девушку. Она спала, лежа на боку, подложив под голову руку и подтянув к груди колени. Слабый лунный свет ласкал ее лицо, сделав незаметными веснушки на носу. Беспокойство, которое так часто светилось в ее взгляде, исчезло без следа. Ее розовато-золотистые волосы казались посыпанными серебряной лунной пылью. Из косы выбились несколько прядок, их кудряшки спускались на ухо и на лицо Либби. «Боже, как же она прекрасна!» Ему страстно хотелось обнять Либби, притянуть к себе, укрыть от ночной прохлады. Ему хотелось крепко обнять и защитить девушку.

Ему хотелось подарить ей свою любовь. Плоть Ремингтона в одно мгновение обжег огонь страстного желания. Он не сомневался, что она с радостью примет его любовь. Ее глаза уже не раз говорили ему об этом. Он видел ее желание, ее страсть.

Ее любовь…

Именно из-за этого он не мог сейчас овладеть ею. И не только потому, что она его любит, но и потому, что он любит ее. Он хотел, чтобы у них все было так, как положено. Он не желал, чтобы над ними нависала мрачная тень Нортропа.

Либби открыла глаза и поймала его взгляд, словно почувствовав, что он наблюдает за ней. Легкая улыбка появилась на ее лице. «Как соблазнительно выглядят ее губы, – понял вдруг Ремингтон, – словно специально созданные для поцелуев». Не в силах удержаться, он вытянул руку и привлек девушку к себе. Она охотно поддалась, скользнув по расстеленному на траве одеялу, перебравшись к нему со своей «постели». Так они лежали, прижавшись друг к другу не раздеваясь, и ее голова покоилась у него на плече.

– О чем ты думал? – прошептала Либби.

– Я думал, какая ты красивая.

Она приподняла голову так, что ее губы оказались всего в нескольких сантиметрах от его рта.

– Я никогда не мечтала быть красивой. До тех пор, пока не встретила тебя. – Она легко выдохнула, словно вздохнула о чем-то. – Ты заставил меня позабыть о страхах, Ремингтон. Даже за одно это я буду вечно тебя любить. Его губы нашли ее рот.

– Тебе не нужно больше бояться, Либби. Никогда. Я обещаю тебе.

Потом он приник к ней горячим поцелуем и мысленно поклялся никогда не нарушать своего слова.

Алистер Мак-Грегор понравился Ремингтону с той самой минуты, когда они обменялись рукопожатиями. Лицо невысокого коренастого Мак-Грего-ра было обожжено солнцем и загрубело от многих лет работы на воздухе, его темные волосы посеребрила седина, но хватка шотландца оставалась железной. У него был честный, открытый взгляд.

– Значит, вы все еще здесь, мистер Уокер, – сказал Мак-Грегор. – Я думал, вы уехали, как только зажила нога.

Могло показаться, что эти слова произносит привередливый отец.

– Нет, – ответил Ремингтон. – Я собираюсь остаться.

– Ах вот как? А почему это, могу я спросить?

Ремингтон взглянул на Либби и снова повернулся к Мак-Грегору.

– Я попросил мисс Блю стать моей женой.

С совершенно не изменившимся выражением лица Мак-Грегор повернулся к Либби.

– И ты сказала «да», девочка?

Она кивнула.

– Не скажешь ли мне почему?

– Потому что я люблю его, Мак-Грегор.

Едва заметная улыбка тронула губы пастуха.

– Тогда я рад за тебя. Значит, сегодня вечером нам есть что отметить. Можете вы мне сказать, когда будет заключен сей благословенный союз?

Ремингтон обнял Либби за плечи.

– У меня есть дела на Востоке, которые я должен завершить, но, надеюсь, это займет не более двух недель. И я с первым же поездом, отправляющимся на Запад, примчусь сюда. Мы поженимся, как только я вернусь.

– Это добрые новости. Я мечтал увидеть эту девочку счастливой. И, похоже, вы смогли принести ей счастье. Присядьте, отдохните, а заодно расскажите мне о себе, мистер Уокер.

За несколько минут Ремингтон рассказал шотландцу все, что мог сообщить о себе, и закончил словами:

– Я с радостью выслушаю предложения, что я могу сделать, чтобы помочь Либби. Как мне сделать так, чтобы ранчо «Блю Спрингс» стало лучшим овцеводческим ранчо в здешних местах?

– Для начала вы могли бы покончить с этим трусливым воришкой, что таскает наших овец, – нахмурившись, сказал Мак-Грегор. – В этом году у нас идет какая-то полоса невезения. Придется потратить немало времени, чтобы все изменить и придать новые силы «Блю Спрингс».

Мак-Грегору не было необходимости объяснять, кто такой «трусливый воришка». Ремингтон знал это.

Мак-Грегор улыбнулся и повернулся к Либби.

– Но сейчас не время для таких разговоров. Рональд будет рад выслушать твою новость, девочка. Он не простит нам промедления.

Хозяйка магазина в Пайн Стейшн лишь мельком взглянула на фотографию и вернула ее Гилу О’Рейли.

– Да, я его видела. Он был у меня в магазине не больше недели назад. Стоял как раз на том месте, где стоите сейчас вы. – Она вскинула подбородок, ее лицо выражало полнейшее неодобрение. – Я не удивлюсь, если узнаю, что у мистера Уокера неприятности с законом. Вы поэтому здесь?

• Предыдущая
• 37/63
• Следующая