История с продолжением - Белецкая Екатерина - Страница 10

– Тебе рано это знать, – строго сказал Арти, отвечая на вопрошающий взгляд Дзеди. – Потом.

– А сейчас?

– А сейчас – спать.

– А я не хочу, – сказал Лин. – Не спиться мне что-то последнее время.

– Спи, – посоветовал ему Арти. – Ещё пожалеешь, что не спал, пока можно было.

– Откуда ты всё знаешь? – спросил Лин.

– А я умный. И проницательный. И денег у меня на счету много, про них даже Айкис не знает.

– У нас тоже есть деньги… не много, правда, но кое-что. Всего она у нас не стащила. Мы потом ещё подзаработаем и вторую яхту построим. Деньги есть.

– Это хорошо, – похвалил Арти. – Только вы пока что про них можете забыть. Воспользоваться ими вы сможете ещё очень нескоро. И не говори про то, что я прав. Я это и сам знаю.

– Выходить по одному! – голос говорившего человека был совсем незнакомый, грубый, резкий. – Лицом к стене!

– Репертуар у них бедноват, – заметил Лин, выходя вслед за Дзеди и становясь возле стены, как было приказано. – Одно и то же…

– Лин, заткнись, – попросил Арти. – Без тебя тошно.

– Вперёд! Около лестницы – остановиться.

– Куда это нас? – спросил Ноор еле слышно. Ему никто не ответил.

– Вниз, – приказал охранник. Они повиновались. Остановиться приказали тогда, когда они спустились вниз на шесть пролётов. “Три этажа… мы под землёй, – подумал Дзеди. – Всё верно. Этот тип говорил, что в этом здание не менее трёх сотен этих тварей. Наверху они не сумели бы разместить такое количество… будет логично предположить, что тут не меньше четырёх подземных этажей”.

Комната, в которой они очутились на этот раз, была напрочь лишена чего бы то ни было похожего на мебель. Когда дверь за конвоиром захлопнулась Лин подошёл к ней и стал прислушиваться.

– Там кричит кто-то, – удивился он. – Не так далеко отсюда…

– Я, кажется, догадываюсь, кто, – заметил Дзеди.

– Помолчите, – сказал Арти.

Дверь открылась. В камеру вошёл человек, швырнул на пол кучу какого-то тряпья неприятного зелёного цвета и приказал:

– Переодеться! И поживее! – он подтолкнул тряпьё ногой в сторону Арти, который даже не пошевелился. – А ну, быстро! Пока я не разозлился.

Никто не пошелохнулся. Неизвестно откуда в руках у человека появилась вдруг длинная чёрная плётка, которой он выразительно щёлкнул в воздухе. Все рефлекторно отпрянули.

– Чего, страшно? – человек улыбнулся. – Кто будет стоять, тому по спине.

На этот раз они повиновались. С отвращением натягивая на себя эти неудобные и неопрятные вещи, они старались одеваться как можно быстрее. Все молчали, только Дзеди, когда дело дошло до обуви, спросил:

– Ботинки можно оставить?

– Ладно, валяй, – разрешил человек. – Значит, так! Вы все идёте в “тим” номер восемь… ну, то есть мой. Кто попробует мне чего вякнуть или ещё чего… Прибью сразу как собаку, ясно? Если говорю “номер три, подойти” ты, – он ткнул пальцем в Арти, – должен со всех ног… понял, недоделанный? Ты и будешь третий. Ты, – он показал на Дзеди, – будешь пятый. И не лыбься, урод! Ты, – палец упёрся в Лина, – седьмой. Ты и ты, – Дени и Ноор переглянулись, – девятый и… этот… а, первый. На выход.

Один ужас назывался “тим”[1]. Второй ужас назывался “зал”. Первый они вскоре научились любить, если возможно назвать это чувство любовью. Второй – возненавидели. Потому, что поняли, куда они попали. Поняли до конца.

Зал представлял из себя длинное, метров шестьдесят, и довольно узкое, не больше пятнадцати метров шириной, помещение с наклонным полом. В пол были вмонтированы рельсы, по которым перемещалась вагонетка с откидывающимися бортами. В вагонетке лежали так называемые грузы – битые перебитые деревянные ящики с захватами, в которых находились чугунные болванки весом по пятьдесят кило. Ящиков было двадцать. В дальнем углу зала валялись на полу ещё десять ящиков, болванки в которых были уже стокилограммовые. Всё было просто, предельно просто и потому особенно страшно. Полную тележку сталкивали вниз, она с грохотом съезжала по рельсам и со всего хода ударялась в две покрышки от колёс, которые от постоянных ударов лохматились ободранными резиновыми лоскутами. Вслед за тележкой в нижнюю часть зала спускались вереницей “рабочие” (так здесь было принято называть модели, проходящие испытания), они по очереди взваливали себе на плечи тяжеленные ящики и шли с ними в верхнюю часть зала. Ящики сваливали кучей на полу и шли за следующими. Когда ящики внизу заканчивались, надсмотрщик командовал:

– Тележку наверх! Номер восемь и номер семь.

Указанные им номера спускались вниз и заталкивали тележку в исходную точку. Подходил надсмотрщик, ставил тележку на тормоз, откидывал борт (“рабочие” этого сделать не могли), ящики спешно укладывали в тележку и она, освободившись от тормоза, съезжала вниз. И всё начиналось заново. За любое неповиновение надсмотрщик запросто мог ударить, здесь применялись чаще всего плётки, вроде той, что была у их первого надсмотрщика, или палки. Неповиновением же считалось всё, что угодно – задержка при погрузке, слишком медленный шаг, неосторожно брошенный взгляд, слово… Кстати сказать, “рабочие”, хотя и не умели говорить, понимали многое. В первый же день произошёл такой, с виду незначительный, эпизод. Надсмотрщика кто-то позвал и тот вышел в коридор. Когда дверь за ним закрылась, все до одного “рабочие” разом покидали свои ящики и улеглись на пол. Арти и компания остались стоять посреди зала, недоуменно оглядываясь. Тут Дени почувствовал, что кто-то дёргает его за штанину. Он посмотрел вниз и увидел одного из рабочих. Тот хлопнул рукой по полу – ложись, мол, и отвернулся.

– Чего это он? – спросил Дени.

– Он старается тебе сказать, что нужно отдохнуть, – сказал садясь Арти. – Думаю, он прав. Сколько мы здесь часов?

– Примерно девять, – ответил Лин. – Арти, я устал…

– Я тоже. Сидите, пока есть время.

В “тим”, комнату, где содержали рабочих, их отвели только по истечении двадцати часов непрерывного перетаскивания ящиков. Ни кроватей, ни даже матрасов в “тиме” не было. Пол этой длинной комнаты был расчерчен белой масляной краской на прямоугольники, по углам которых помещались номера – с первого по десятый.

– По стойлам! – приказал надсмотрщик. – Лежать!

Два раза ему повторять не пришлось – все, кто находился в “тиме”, были вымотаны до предела. Когда все улеглись, надсмотрщик высунулся в коридор и крикнул:

– Эй, Вась! Конвой хренов, где шатаешься? Шевели ходилками, а то спать я хочу до усрачки…

Тяжёлая железная дверь закрылась, лязгнул замок. Некоторое время в “тиме” стояла тишина, затем её нарушил голос Ноора, который скорее простонал, чем проговорил:

– О, Боже!… Мои плечи… Ребята, вы как?

– Хреново, – ответил за всех Лин. – И это что теперь – каждый день так будет, что ли?…

– Всю жизнь, – прошептал Арти. – Отсюда не выйти… я пробовал найти координаты, но тут кругом вода… у меня ничего не вышло… это ловушка.

– Что ты несёшь? – спросил Дзеди. – Не может быть…

– Попробуй сам, – предложил Арти. – Выйти можно только с верхних ярусов, но не снизу.

– И что теперь? – Дени сел и прислонился спиной к стене. – Не сдаваться же. Пришибём этого… как его?… не важно. Прорвёмся наверх – и поминай, как звали.

– Этот сам подневольный, между прочим, – заметил Дзеди. – Он конвоира звал.

– Умница, – похвалил Арти. – А ты, Дени, мог бы и сам понять, что их там много. Не поддавайтесь, ребята, держитесь. Всё зашло слишком далеко. Поворачивать поздно.

– Давайте спать ляжем, – предложил Дзеди. – А то неизвестно, когда за нами придут…

Его совету последовали незамедлительно – все страшно устали. Они даже не заметили, что в помещениях нижнего яруса холодно, что в воздухе висит неприятный тяжёлый запах застоявшейся воды. Понимание и осознание всего этого пришло значительно позже. А пока они спали и не ведали, что же ждёт их впереди. Арти же ещё продолжал надеется, что ему позволят изменить всё к лучшему.