Мажор на побегушках, или Жестокая дворянка (СИ) - Ваниль Мила - Страница 1

Москва, 2023 год

Снегу за ночь навалило столько, что машина превратилась в огромный сугроб. Еще и соседи, уехавшие со двора раньше, подлянку устроили: раскапывая своих «коней», снег кидали под колеса Егорова внедорожника.

В багажнике Егор возил щетку и скребок, неизменных зимних спутников тех, у кого нет подземного гаража, но не лопату.

Сколько можно твердить отцу, что есть жилье лучше, чем дореволюционный доходный дом! И машину удобнее ставить в гараж, а не бросать на узкой дороге старого московского дворика. Но дед с бабушкой обожали огромную квартиру с высокими потолками, и переезжать не собирались.

- Работай, внучок, - говорил дед. – И квартирку купишь, где хочешь и какую хочешь.

До окончания универа он Егора баловал: оплачивал учебу, счета, любые прихоти выполнял. А после – как отрезало. Внедорожник крутой подарил за красный диплом, трудоустроил в одной из своих гостиниц, на должность младшего менеджера, и сообщил, что отныне внук будет жить на собственную зарплату и строить карьеру с низов. Единственная поблажка – дополнительное условие. Если Егор съезжает на съемную квартиру, то платить за аренду, еду и прочие потребности будет сам, а если останется с дедом и бабушкой, то проживание с питанием – за их счет.

Егор мечтал жить отдельно, но быстро подсчитал, что выгоднее со стариками, откладывая деньги на ипотеку. С его зарплатой только ипотека и светит, причем лет через десять, не раньше. А если он сегодня опоздает на встречу, и ему влепят штраф…

- Настасья Пална! – завопил Егор, бросаясь к дворничихе, скребущей тротуар на другом конце двора. – Настасья Пална, одолжите лопату! Срочно!

Дворничиха обернулась, и из-под платка, намотанного поверх старой телогрейки, сердито сверкнули серые глаза. Егор попятился, узнав девушку.

- Янка, ты? – спросил он внезапно севшим голосом. – Когда вернулась?

- Тебе не доложилась, - ехидно ответила Янка. И добавила не без удовольствия: - Пшол вон!

После чего с удвоенной энергией принялась махать лопатой.

- Анастасия Павловна где? – глупо поинтересовался Егор.

- Я за нее, - буркнула Янка по классике. – Проваливай, кому сказано!

- Это не твой двор! – возмутился Егор, приходя в себя.

Мало ли, что в прошлом было! Он жилец, а она – дочка дворничихи, обслуживающий персонал. Чего ему смущаться!

- А это… - Янка потрясла в воздухе инструментом. – Не твоя лопата.

- Послушай... – Егор вздохнул. – Мне жаль, что так вышло. Правда. Глупая была шутка. Прости. Одолжи лопату, пожалуйста. Я опаздываю.

- Надо же, сколько ты слов вежливых знаешь, - фыркнула Янка. – Да не поздно ли прощения просить? Хороша ложка к обеду.

- Я и не собирался! – опять вспылил Егор. – Дай лопату, машину откопать нужно. Срочно.

- А мне тротуар надо чистить. Срочно, - парировала Янка. – Снегу по щиколотку, а он идет и идет.

- Есть же еще лопаты в подвале, - настаивал Егор.

- Есть, - согласилась она и протянула ему ключи. – Иди, бери. Ключи мне вернешь, как лопату на место поставишь.

В подвал можно попасть только из первого подъезда, и это означало, что Егору придется обходить дом, причем дважды. А он в обуви, не предназначенной для прогулок по зимним улицам. От его подъезда до машины каких-нибудь два шага, а в офисе – подземный гараж.

- Ян…

- Я не поняла, тебе нужна лопата или нет?! – рыкнула Янка, не дав и слова вымолвить. – Нужна? Вот ключи. Не нужна? Топай отсюда!

Выругавшись сквозь зубы, Егор схватил связку ключей и бодрой рысью поскакал к подвалу, старательно обходя скользкие места. На месте он, чертыхаясь, минут десять подбирал нужный ключ. Схватив лопату, бросился обратно – и навернулся на безопасном, казалось бы, месте. Поскользнулся, не удержал равновесия – и распластался на льду, больно стукнувшись затылком об асфальт. Лопата, взлетев в воздух, приложила Егора древком по лбу.

И наступила тьма.

Москва, 1859 год

- А что, любезный братец, новый управляющий уже прибыл? – спросила за завтраком Ольга Леонидовна.

- Мажордом, маменька, - поправил ее Жорж.

При крещении его нарекли Георгием, но с детства звали на французский манер, Жоржем.

- Ах, какая разница! – воскликнула Ольга Леонидовна.

Василий Леонидович степенно доел блинчик с творогом, отпил чаю и кликнул Глашу, старшую из сенных девок. Ей и переадресовал вопрос сестры.

- А как же, прибыли-с, - затараторила Глаша. – На крылечке поутру нашли, как молочница приходила. Перенесли в каморку к Петру Фомичу.

- Да жив ли он? – нахмурился Василий Леонидович.

- Петр Фомич? – переспросила Глаша. – Да жив вроде.

- Внук его, Егорка. Того, что на крыльце нашли.

- А-а! Этот жив. Спит больно крепко, не добудиться.

- Пьян, небось, - вставил Жорж.

- Чего не знаю, того не скажу, - ответила Глаша. – Мож, Петра Фомича кликнуть?

- Кликни, голубушка, - велела Ольга Леонидовна. – Надо бы выяснить, что с управляющим… - Она покосилась на сына и исправилась: - С мажордомом приключилось. Сможет ли он обязанности выполнять?

Ульяна прислушивалась к разговору, делая вид, что ее он не касается. А сердечко так и стучало от радости. Наконец-то! Наконец, она сможет вернуться туда, где прошло ее детство, в имение князя Белозерского. Она уж и не знала, чего желала сильнее: очутиться в знакомых местах или избавиться от тяготившего ее общества навязанных родственников.

Имение располагалось в Саратовской губернии, а помещичий дом стоял в живописном месте: на высоком холме, откуда открывался вид на реку. При доме был сад с цветниками и фруктовыми деревьями, тенистыми аллеями и беседками, увитыми плющом. Каждый уголок этого сада Ульяна исследовала в детстве, и кукушку там успела похоронить[1] перед тем, как уехать на учебу.

Вот только жила Ульяна там воспитанницей князя Белозерского, а вернется его законной наследницей. Перед смертью князь признал ее родной дочерью, и все свои богатства ей завещал, обделив милостью других родственников.

Жорж, сын его последней жены Ольги, князю не родной, хоть и дал ему князь титул, и позволил взять свою фамилию. Трижды был женат князь, и ни одна из жен не подарила ему ребенка. А вот мать Ульянина не женой ему была, а любовницей, потому и Ульяна – внебрачная дочь.

Но против завещания не попрешь, крепко составлено, по закону. Ульяна знала, что Ольга Леонидовна с Жоржем пытались его оспорить, но потихоньку, чтобы новоявленная хозяйка не осерчала, да из дома не выставила. Так как теперь и Ольга Леонидовна, и все ее многочисленные родственники в доме князя никто, приживалки.

Отчего князь – Ульяна еще не привыкла думать о нем, как об отце – не оставил жене даже минимального содержания, загадка. Рассердила она его чем? Или что-то дурное сотворила? Ульяна могла только гадать. Выгнать на улицу – духу не хватило. По доброте душевной, она пообещала оставить Ольге Леонидовне московский дом князя и выделить определенную сумму на проживание.

Сестра князя с мужем, многочисленные племянники, кузены – все хотели получить хоть кусочек от богатств, Ульяне завещанных, но этим она ничего не обещала, и они с ней не церемонились, к судебной тяжбе готовились.

Вот только распорядиться наследством Ульяна еще не могла. Душеприказчик объяснил, что по условию завещания все богатства считаются ее приданным, и управлять деньгами, крепостными, а также продавать что-то из недвижимого имущества, Ульяна сможет, только выйдя замуж.

Ольга Леонидовна хоть сейчас свадьбу сыграла бы. И жениха присмотрела – сына Жоржа. Ульяне пришлось проявить характер. Ссориться с Ольгой Леонидовной она не хотела, поэтому объявила, что год после смерти отца в трауре будет пребывать. Против этого Ольга Леонидовна ничего возразить не смогла.