Вернуть величие (СИ) - Магарыч Григорий - Страница 10

Глянул на раздробленную створку. Та собиралась по кусочкам, возвращая свой прежний вид. Когда последняя доска на створке была заколочена, я попробовал прикрыть дверь, кивнул своей успешно выполненной работе и устало выдохнул.

— Так-то лучше, — довольно протянул я.

— Оу, — Маша в этот момент вышла из ванной, если поддон и ведёрко с водой можно было так назвать. — Это ты всё убрал?

— Золотые руки, — улыбнулся я. — Не накормишь своего спасителя?

— Ну, давай попробуем, — она подошла к кухонному столу и начала разрезать на части батон хлеба и докторскую колбасу. Поставила на электрическую плиту старый чайник и достала из шкафчика последний пакетик чая.

Я присел напротив и благодарно кивнул сестре, когда та положила передо мной пищу. Мы принялись ужинать. Но сестра почему-то находилась в задумчивом молчании.

— В столице старайся быть осторожным, Кость. Не нарывайся на неприятности, обходи стороной опасных людей, — неожиданно для меня грустным, но заботливым голосом заговорила Маша. — Для тебя это очень важная поездка. Постарайся показывать себя только с хорошей стороны. Не пей, держи осанку, когда разговариваешь с уважаемыми людьми. Следи за собой. Вовремя ложись спать и просыпайся рано. Тебе дали шанс, так не прозябай его.

Слушая слова любительницы подслушивать чужие разговоры, я невольно улыбался, пожёвывая чёрствый бутерброд. Волнуется за меня.

Мария Коршунова, сестра этого тела… Добрая светлая девушка, в силу обстоятельств запертая в этом гадюшнике, была чужим для меня человеком. Но когда я смотрел на неё, слышал этот размеренный голос. Мне, мужчине довольно старому для неё… в душе что-то двигалось. Я и представить не мог, что такое возможно после всего, что мне пришлось пережить.

Ведь, как бы скверно не звучало, обо мне никто никогда не заботился.

Сознательное детство прошло в подземельях, где я и ещё сотни других детей ждали восхода солнца, чтобы дождаться пищи и прожить ещё один день. В те времена жизнь ничего не стоила; ежедневно кто-то умирал. Разломы возникали повсюду, унося с собой сотни и тысячи жизней и вынуждая людей биться в крайности. Одни голосили о пришествии ангелов мщения, приносили в жертву детей и женщин. Другие же видели в этом наживу. Устраивали пир во время чумы.

Помню, тогда мы даже не успевали привязываться друг к другу, настолько колоссальна была вероятность гибели от голода или болезни. Что для нас, детей, было заботой? Крохи еды, которые приносили нам по утрам безликие взрослые.

Из нас выращивали солдат, способных держать в руках меч. И как только пальцы обретали способность сжиматься в кулак, отправляли чуть ли не на убой.

От вставших перед глазами картинок из прошлого в душе поднялся пожар. Такой же яркий, как пламя горящих когда-то городов. Да, это дела минувших дней, но воспоминания о них глубокими бороздами вырыты в моей памяти.

— И ещё, у меня есть тридцать рублей, — одёрнула сестра от рефлексий. — Я их откладывала Владу, но тебе отдам. Пожалуйста, не пропей их. Ради всего святого. Такие возможности выпадают раз в жизни.

— Маш, почему мы здесь оказались? — спросил я, подняв глаза на сестру.

— Ты уже спрашивал. Потому что выселили за неуплату, — пожала плечами сестра, пригубив кружку чая. — Я старалась изо всех сил, но на работе сократили. К тому же, твоё бесконечное воровство из моих карманов ситуацию не улучшило. Не подумай, что я злюсь. Нет. Ты был учеником школы, в которой учатся дворяне. Тебя можно было понять.

— В комоде я нашёл фотографию нашей мамы. Расскажи, что с ней случилось.

— Она умерла, Кость, ещё до того, как ты начал говорить, — ответила сестра так, словно я должен был об этом знать. — Не смогла выдержать нападок со стороны своего рода.

— Так она была дворянкой?

— Была, — кивнула сестра. — Но после того, как сбежала с нашим отцом, её отношения с родом сильно испортились. Последней каплей стало то, что ни я, ни ты не унаследовали никакого дара. Обычные дети, ещё и от бедняка рождённые. В конце концов она была отречена, осталась без рода. Отец много работал, чтобы прокормить нас, но сам понимаешь. В этом мире простолюдин никогда не сможет жить той жизнью, которой живут дворяне.

Я кивнул ей.

— А с отцом чего?

— Когда мать погибла, наша бабушка обвинила во всём папу. Хотя, блин, своей ошибки она так и не смогла признать. Отец узнал о том, что его ждёт расправа, когда работал на Севере. Побоявшись, что его убьют, не стал возвращаться. Даже на похороны мамы не приехал. Первое время отправлял нам деньги, но позже и этого не стало.

— А мы?

— А что мы? — хмыкнула Маша. — Мы в этой истории обуза. И для той, и для другой стороны. Нас просто выбросили. Бабушка сочла оскорбительным брать нас под своё крыло, а отец решил, что за нами здесь худо-бедно присмотрят. Да, нас взяли в эту школу только из уважения к бабушке, но этот аттестат ничего не стоит, когда ты ни на что не годен.

— Со стороны отца разве нет никого?

— У него есть мама, но она думает, что мы с отцом живём, — девушка отвела взгляд. — К тому же, я не думаю, что она смогла бы нам помочь. Дома у неё нет, живёт она в поместье графа Голенищева с самого детства. Там работает в качестве прислуги.

Как всё запутано. Выходит, если слух о том, что я владею навыками мироздания, доберётся до рода матери. У них будет желание узнать обо мне больше? Да, с одной стороны, они стали причиной смерти матери этого пацана, да и сестра явно держит на них обиду. С другой же… сама связь с этими людьми несёт за собой много полезных знакомств.

— Я понял, — кивнул я, допивая чай. — А Влад, я так понимаю, возник в тот момент, когда отец перестал спонсировать нас, и денег совсем не осталось?

— Да, хозяйке квартиры мы на тот момент задолжали за полгода проживания. К тому же твои вечные штрафы… Воровство, драки, распитие спиртных напитков в общественных местах. Долги накапливались, и я была вынуждена обратиться к этому человеку.

— Хоть с одной проблемой мы разобрались, — невесело улыбнулся я.

— Если ты избил Влада и его дружков до полусмерти, это ещё не значит, что мы ему больше не должны, — покачала головой Маша.

— Это понятно, — я встал из-за стола, поддёрнул матрас и высунул пачку с деньгами.

Миг — и на меня уже смотрят глаза срущего котёнка, Маша резко сменила взгляд — так, словно её мозг внезапно перезагрузили. Глазки через минуту сузились, и по щекам сестры потекли слёзы. Пришло осознание лишь через минуту, но она молчала. Я тоже молчал. Молчал и наблюдал.

Девушка осторожно подошла ко мне, взяла в руки деньги и начала проверять их на подлинность. А когда поняла, что это нехилая для двух бедолаг сумма, снова посмотрела на меня.

— Это…

— Они твои, синичка. Можешь делать с ними всё, что пожелаешь, — подал я голос, ощущая искреннюю радость за нас обоих. — Если посчитаешь нужным вернуть Владу, я приму это. Если же потратишь на себя… сделаю так, чтобы Влад об этом долге забыл.

Маша зажмурилась, прижала деньги к груди и рухнула в мои объятия. Ай, милота какая. Ну как можно не любить этого гоблина?

— Тебе больше не придётся унижаться ради благополучия братика. Братик больше не ребёнок, сам попку подтереть сумеет, — улыбнулся я.

— А откуда, Кость? — прошептала она, вытерев слёзы.

— Из-под матраса, но там больше нет. Только носочки, а их трогать не советую.

— Хорошо, я не буду докучать, — сдержанно пролепетала сестра. — Но дай слово, что нас за это не посадят.

— За это — не посадят, — уверенно заявил я.

И снова она бросилась ко мне обниматься. Как ребёнок, который хочет о многом сказать, но изо всех сил старается это погасить в себе.

— Я свободна, Кость, — все негативные мысли будто в миг выветрились из её головы.

— Добби свободен.

— Свободна!

— Эй, прекращай, я сейчас расплачусь, — отпрял я от сестры. — Хватит радоваться так, словно мы мир спасли. Нам предстоит ещё многое сделать, чтобы исправить ситуацию. И первое, с чего я начну, это позову тебя с собой в столицу. Но только больше никаких помоек. Понимаю, тут тебе комфортно и все дела, но…