HOMO FABER (СИ) - Баковец Михаил - Страница 43

На аэродроме поднялась паника: заревела сирена, причём не одна; из палаток стали выскакивать солдаты вермахта с винтовками и понеслись к окопам, окружающим аэродром; бешено крутились стволы зениток, которые пытались нащупать врага, столь нагло уничтожающего самолёты прямо под их носом; зарычали двигатели бронетранспортёров и грузовиков; собачий лай усилился и появились дополнительные патрули кинологов к тем, что уже охраняли территорию.

А между тем, на горизонте появились ещё звенья «хенкелей». Думаю, я оказался прав, когда предположил, что у бомбардировщиков топливные баки сухие. Иначе нелогично смотрится их рьяное желание вернуться на родной аэродром.

— Первые четыре ваши, остальные мои! — отдал я приказ по радиостанции.

Сразу три тройки стали заходить на аэродром. Из них два самолёта выглядели, мягко говор неважно, видно, что им досталось сполна.

«Раз-два-три-четыре-пять… кто-то вышел погулять… девять негритят поев, клевали носом, один не смог проснуться и их… ага!.. и их осталось восемь…», — мысленно я нёс всяческую ерунду, лишь бы абстрагироваться от того, чем сейчас занимался. Крайне неудачно в голову влезла мысль про всяческие «чеченские», «афганские» синдромы, про деформацию психики на войне. Ведь я хочу вернуться домой, и там жить, как жил. Но смогу ли теперь после того, как хладнокровно убиваю людей? Врагов… но всё равно, бл**ь, людей! Это на страницах книг и с экрана всё видится легко и просто — долг, или тебя или ты, присяга. Но ведь перед отправкой на фронт или горячую точку с солдатами проводят специальные занятия психологи. В первую «чеченскую» обходились без этого, и в итоге получили несколько тысяч полупсихов, многие из которых потом сожгли свои жизни в тюрьмах, покончили с собой или угасли вследствие приёма наркотиков и алкоголя.

Из девяти самолётов на аэродром сели двое. Один на скорости умудрился плюхнуться на посадочную полосу и пронёсся, как метеор, пока не врезался в ограждение из колючей проволоки. Вторым счастливчиком оказался один из тех, кого не добили наши зенитки и истребители. Ну, хоть семь бомбардировщиков с экипажами добавили к первым девяти.

К этому времени немцы взялись за прочёсывание прилегающей территории. От серо-мышиных шинелей всё кишело на лугу перед аэродромом.

— Кашира и Яуза! Уходим!

Я перезарядил «гауску», убрал пустые магазины в вещмешок и собрался со всех ног удирать прочь, когда вдруг увидел, как стали падать гитлеровцы, а следом задымил один из бронетранспортёров.

— Да что вы творите, уроды, — заскрипел я от злости, потом с силой сдавил тангенту на радиостанции. — Отставить! Отставить! Немедленно отходить!

У Седова и Паршина ещё был шанс уйти, так как из-за полной бесшумности их стрельбы немцы всё ещё оставались в неведении, откуда по ним открыт огонь. Да и сидят парни в километре от них. А в головы вояк никаким образом не может придти мысль, что на такой дистанции возможна столь эффективная стрельба. Вон как поливают из пулемётов и винтовок кустики и бугорки в нескольких сотнях метрах впереди себя.

Щёлк! Щёлк!..

Я вскинул оружие и опустошил магазин по двум бронетранспортёрам и нескольким немцам — офицерам или унтерам, которые управляли боем.

— Приказываю отступать… ш-ш-ш-ш.

В очередной раз после использования рации та ответила прерывистым «белым» шумом.

«Всё, запеленговали уроды, — мысленно скривился я, — подавление врубили».

И ко всему прочему ситуация окончательно ухудшилась: немцы смогли обнаружить местоположение обоих бойцов и по ним вдарили из всех стволов, в том числе и из орудий с аэродрома.

Два магазина пришлось мне истратить, чтобы угомонить зенитки, бьющие прямой наводкой по моим товарищам. Причём стрелял по механизмам орудий, так как расчёт могли быстро заменить. И только после этого перенёс стрельбу на пехоту, растянувшуюся на лугу и перебежками приближающуюся к позициям Седова и Паршина.

А вот парни молчали и эта тишина, почему-то, заставляла замирать сердце от нехорошего предчувствия. Откуда-то появилась уверенность, что это связано совсем не с тем, что они послушали мой последний приказ и ушли.

Воспользовавшись невидимостью, я проскочил буквально перед носом у врагов и оказался на том месте, где должен был находиться Паршин. Когда я его увидел, то в груди появился холодный ком.

— Как же так, а? — прошептал я. — Как же так? Почему не ушёл, дурак? Почему⁈ Врагов хватило бы всем… ну, не сразу же… эх.

Парня очередь из «эрликона» буквально разорвала пополам. Здесь уже не помочь ничем, даже халковское зелье бессильно. Оно может залечить смертельные раны, но не оживить мёртвого.

Рядом лежала разбитая гаусс-винтовка и ДП с покореженным диском, в метре от тела — вещмешок с боеприпасами, в том числе и магазинами к «гауске». Последние я переложил к себе, так как незапланированный расход боеприпасов к супер-оружию серьёзно опустошил мои собственные запасы.

А вот гауску я оставил на месте после секундного раздумья. Затем несколько секунд раздумывал и взвешивал «за» и «против». Приняв решение, я вытащил из своего рюкзака пачку с рисунками, среди которых лежали и те, где было изображение моего города с указанием даты. Их я носил давно, всё не решаясь подбросить немцам, раз уж с земляками ничего не выходит. Рисунки сунул в «сидор» убитого.

— Надеюсь, на этом ничего не закончится, дружище, — прошептал, смотря на окровавленное лицо парня, — и индусы правы как никто на этом свете со своей религией.

После этого я расстрелял несколько человек и грузовик с пулемётной установкой, появившейся в пределах видимости, и побежал на позицию Седова.

И тут мне повезло.

— Живой⁈

Парень был жив, но тяжело ранен в грудь и живот. Скорее всего, осколками от разорвавшегося рядом снаряда из восьмидесяти восьмимиллиметровой зенитки. Дышал быстро и часто, с каждым выдохом плюясь кровавой пеной и мелко дрожа всем телом.

Счёт шёл на секунды.

Вытащив склянку со светящейся зелёной жидкостью, я приложил её край к губам парня и влил в рот. Эликсир тут же смешался с кровью, создав неприятный глазу колер.

— На остров на болото иди! Слышишь меня? На болотный остров! — произнёс я, приблизив своё лицо к его серому лицу, больше похожему на маску из-за кровопотери. Надеюсь, что какая-то часть сознания у него ещё работает, и он услышал мои слова.

Нет, бросать его здесь и дожидаться на болоте я не собирался. Просто боялся, что Седов (после трансформации тела туда-сюда) потеряется и побежит не в ту сторону. Мне же нужно, чтобы парень направился в том направлении, где я его успею перехватить и прикрыть от преследования, когда действие сыворотки закончится, и он станет возвращать себе человеческий облик.

Всё, появились первые признаки изменения, и если не хочу попасть под «дружественный огонь», то пора мне сваливать отсюда.

Схватив его вещи, оставив на месте только СВТ с боезапасом, так как слишком неудобно было нести такую кучу вещей, я активировал ускорение и метнулся прочь. И весьма вовремя, так как буквально через секунду мне в спину ударил нечленораздельный крик, полный боли и ярости.

Когда я остановился и посмотрел назад, то увидел огромную человеческую фигуру, раскидывающую голыми руками бронетранспортёры и грузовики на лугу перед аэродромом. Выглядело это впечатляюще, сюрреалистично и страшно.

«Неужели и я таким был?».

Глава 15

Полковник О. Бхарн. Командир Витебского аэродрома №012.

Секретная записка.

Докладываю, что 2 октября после 15ч.00 м. на аэродром, где базируются средние бомбардировщики, было совершено нападение неизвестными силами. Предположительно это была диверсионная группа противника, подготовленная для подобных акций, как та, что случилась на подведомственном мне участке.

Враги устроили засаду на возвращающиеся самолёты, отбомбившиеся по переднему краю русских в районе Вязьмы. Момент первого удара прошёл незамеченным, и всеми очевидцами было принято решение, что первый «хенкель 111» разбился при посадке из-за тяжёлого ранения пилота, а последующая пара потеряла управление из-за этого и вследствие низкой высоты и скорости не смогли среагировать на изменившиеся условия на посадочной посадке. Как результат, пилоты не удержали машины в воздухе и разбились.