Поступь империи: Поступь империи. Право выбора. Мы поднимем выше стяги! - Кузмичев Иван Иванович - Страница 122

Юля прекрасно понимала всю пользу совмещения методов европейских лекарей и травников Руси, но вот найти нужного человека она не могла. Одна надежда на то, что Алексей сможет заинтересовать какого-нибудь лекаря в своих странствиях и привезти сюда для обучения.

Отдавать же своих учеников в Москву на практику к Николаю Бидлоо, возглавляющему госпиталь, построенный три года назад рядом с Немецкой слободой, Юлия не хотела, потому что после обучения у Бидлоо все лекари обязаны были по назначению государя разъезжаться по городам или в армию, где и лечить больных и увечных. А это, как известно самой возлюбленной наместника, царевичу не нужно никоим образом, ведь для него в первую очередь важен свой корпус и Рязанская губерния, а только потом уж вся Россия.

Для тех же, кто ослушается приказа, было особое наказание. Всех докторов и лекарей держал под своим надзором Монастырский приказ, правда, только в Москве и прилежащих землях, но ведь кто сказал, что после обучения отроков отпустят обратно в Рязань?

Вот и мучилась Юля, думая, как быть, однако все равно с должным старанием пыталась по латинским книгам, привезенным по заказу Алексея из столицы, изучать анатомию, благо возможность была. Так что кое-какие знания по строению человека лекари все равно получали, но до полноценного понимания им было еще очень и очень далеко.

– Как продвигаются ваши дела, ученики? Почему до сих пор не помогли раненым? – нахмурилась Евдокия, видя, как у одного из учеников трясутся руки.

Практики, кроме той, что давал корпус (растяжения, ссадины, хвори), у юных лекарей, которым только-только исполнилось от силы шестнадцать весен, попросту не было. Вот и получалось, что теория лежала мертвым грузом в головах будущих лекарей, а столкнувшись с действительностью, они ошеломленно замерли, не зная, что предпринять.

– Все вместе отвечаем мне: что нужно перво-наперво сделать с больным, каким бы он ни был? – Голос сорокалетней учительницы был до невозможности сух.

– Осмотреть и обработать поверхность раны, если таковая имеется, – тут же ответил нестройный хор голосов.

– Так почему же два воина лежат в крови и с перевязанными тряпьем ногами?

От слов учителя ученики быстро пришли в себя и тут же разбежались по сторонам, следуя давно отработанной схеме: кто-то нес чистые тряпицы, кто-то – теплую воду, всегда стоящую в лазарете, кто-то искал нужные мази или настойки, а последний аккуратно разрезал ножницами ткань на теле раненого витязя.

Наблюдая за работой учеников, Юля невольно вспомнила, как трудно ей было врачевать своего будущего возлюбленного. Если бы началось заражение, то помочь ему можно было бы только выжиганием скверны. Да только кто бы дал молодой лекарке это сделать? Впрочем, вылечила, и ладно, главное, что получилось!

Задумавшись, главная лекарка отошла в сторону. Смотреть за действиями учеников можно и отсюда, да и мешать суетящимся будущим лекарям она не будет.

За окном раздался стук копыт, следом за ним – обиженное конское ржание, а уже через пару секунд в палату стремительно вошел Кузьма. Внимательно оглядев раненых – издали, благо законы в лазарете действовали для всех, – он кивнул Юле и вышел прочь, оставив после себя едва видимые следы пыли.

Лекарка не слышала, как куратор корпуса Русских витязей отозвал всех воинов в сторону, уведя их на небольшую полянку, оборудованную множеством брусьев, турников и прочими радостями кадета.

– Сержант Лисицын!

Кузьма остановился рядом с висящей на турнике грушей, сделанной из тройного слоя свиной кожи и набитой деревянной стружкой. Данное приспособление, как, впрочем, и еще десяток таких же, расположенных как на поляне, так и в каждой казарме, предназначалось для отработки казацких приемов рукопашного боя.

Как и было обещано наместником, три казака, взятые в прошлом году на должности наставников, занялись молодыми кадетами «с пылом, с жаром», как говорится, вколачивая в отроков суровую науку казаков. А заодно и своих детей частью пристроили в корпус. Вот только не учли родители одного: общаться с родными витязи не могут, и не потому, что это запрещается, просто сил на это у них не остается.

Да и сама идея корпусного братства основана на взаимодействии кадетов друг с другом, на решении проблем сообща. Вот только порой получалось так, что соперничество между ротами и взводами перерастало в настоящие конфликты, и если бы не отец Варфоломей, то… Нет, никто не скажет, что могло бы быть тогда с корпусом. Но, как бы то ни было, третий курс витязей – это не первый, и системы обучения постепенно совершенствовались и приносили свои плоды, освобождая умы наставников для новых идей и мыслей, доказывая друг другу и юным отрокам, что есть еще порох в пороховницах.

К замершему капитану службы безопасности, с эмблемой на левом рукаве в виде парящей летучей мыши на трехцветном фоне, подошел рослый витязь. Замерев в трех шагах перед капитаном, он вскинул ладонь к темно-зеленому берету.

– Господин капитан, сержант Лисицын прибыл по вашему приказу!

– Докладывай, как так получилось, что вы понесли потери ранеными?

Чуть дрогнувший голос Кузьмы выдал его взволнованность, однако витязь, не заметив этого, закусил губу, наклонил голову чуть влево, приставляя сжатые кулаки к бедрам, аккурат к пришитым карманам.

…Между стволами деревьев неспешно двигалась колонна людей, скрываясь в тени листвы от возможного взгляда неизвестного наблюдателя; одиннадцать пар молодых воинов вторые сутки шли по дуге, выбранной их командиром.

В службу безопасности какой-то доброхот донес о местоположении одного из хуторов в пяток дворов, где проживала разбойничья шайка в десяток человек. Проверив подлинность доноса, капитан службы безопасности, как обычно делал до этого, послал натасканных на уничтожение небольших групп противника «волков». Задание было несложным, благо подобные этому выполнялись уже три раза, и ни разу никто из витязей не пострадал, даже легких ранений не было, все же тренировка воинов была на действительно высоком уровне. Правда, тренировать подобным образом можно не всех, слишком тяжелые нагрузки легли на плечи отроков, буквально выжимая из них последние соки, вытягивая те крохи сил, остающиеся после очередной тренировки.

Вот и сейчас двадцать два витязя, обойдя хутор по дуге, миновав по пути маленькое болото, коих в рязанских землях немереное количество, шли к дальнему дому, стоящему на отшибе от всех, словно в нем жил староста или знахарь.

Однако что-то смутило «волков», глядящих на деревеньку и не понимающих, в чем же дело, пока один из них не шепнул: «У них же нигде креста нашего, православного, нет, да и вон идолище поганое в центре стоит, и под ним – запекшаяся кровь…» Простая истина, что почти под самой Рязанью живут не единоверцы христиане, а язычники, раскаленным штопором вонзилась в головы отроков. Хотя православные догмы, внушаемые отцом Варфоломеем молодым витязям, и представляли смягченный вариант, но есть все же некоторые аспекты, которые терпеть просто невозможно – к примеру, жертвоприношение людей относится именно к таким. Правда, еще неизвестно, так ли это, однако проверить деревеньку разбойников нужно в любом случае.

– Пошли, – едва слышно шепчет старший витязь во взводе своему помощнику, а тот так же тихо передает по цепочке дальше, доставая из чехла небольшой арбалет.

Вслед за ним еще дюжина воинов расчехлила смертоносное оружие, остальные же не спеша обнажили сабли в паре с волнистыми кинжалами.

Шелест крон деревьев глушил чуть слышный треск сучьев, изредка попадающихся под ноги разошедшихся цепью «волков». Арбалетчики вышли чуть вперед, приготовив клинки к бою, они замерли возле высоких стен подворья, высматривая перед собой возможных противников. Позади каждого арбалетчика замерло по одному воину с оголенной саблей, прикрывая того от нападения.

– Первая пятерка вперед, вторая их прикрывает, остальные следят за своими сторонами, – командует командир взвода, высматривая на пустынном дворе разбойников.