Поступь империи: Поступь империи. Право выбора. Мы поднимем выше стяги! - Кузмичев Иван Иванович - Страница 129

Но посидеть над интересующими меня вопросами мне так и не удалось: как это обычно бывает, в самый неподходящий момент вмешался его величество случай. В этот же вечер, как только я приготовился внимательно изучить набросанные на скорую руку пункты договора, ко мне в комнату ввалился окровавленный граф Гомез. Ничего не соображая, он еле-еле шевелил языком и с трудом говорил что-то о «кровной мести рода».

Разбираться во всем этом надо было сразу же, да и помочь графу следовало как можно скорее, не то он истечет кровью прямо возле моей кровати.

– Сергей, Руслан! – позвал я гвардейцев из соседней комнаты.

Тут же на пороге появились гвардейцы, с немым изумлением глядящие на лужу крови, растекшуюся под телом Алехандро, которого я прислонил к подножию кровати, кое-как перевязав кровоточащую рану в предплечье.

– Найдите лекаря и прикажите местным слугам согреть воды.

– Будет сделано, ваша светлость!

Пара воинов скрылась за дверью, оставив меня с бредящим графом.

– Никифор!

– Я здесь, господин.

Камердинер стоял на пороге с парой белых полотенец и маленьким тазиком в руках; по комнате сразу же потекли запахи травяного сбора и лесной свежести.

Не спрашивая ничего, Никифор подошел к Алехандро, достал откуда-то из вороха своих одежд маленькие ножницы, разрезал ими рукав рубахи, а чуть погодя то же самое проделал и на штанине, где, как оказалось, тоже была рана, правда, не столь опасная, как в предплечье.

Внизу уже суетилась прислуга, растормошенная гвардейцами. Зычный голос Олега был слышен так хорошо, что даже закрой я уши ладонями, и тогда слышал бы каждое слово лейтенанта. Четверо из воинов тут же приготовили оружие к бою: все же ночь на улице, а кровники вряд ли будут спрашивать, кто перед ними, если они, конечно же, умудрились выследить, в каком доме скрылся раненый граф.

Пока искали лекаря и готовились к обороне, Алехандро пришел в себя. Бледный, с вымученной улыбкой на губах, он как можно короче рассказал о случившемся, начав с самого начала.

Выяснилось, что с давних пор род графа Пилар-Гомеза был приближен к трону арагонских монархов, постоянно поддерживая их во всем. А как у любого влиятельного семейства Испании, тем более считавшегося раньше одним из сильнейших и влиятельнейших в Арагоне, может не быть врагов?

Если первое время после падения королевства было еще спокойно, то потом, когда сохранилась лишь частичная автономия, роду Гомез стали все больше и больше предъявлять плату кровью, вырезая сторонников графов и их юных отпрысков. Конечно, в ответ графы вместе со своими вассалами вырезали семьи своих врагов, не щадя ни стар ни млад, убивая даже младенцев…

Это ужасно, но таковы правила выживания. Кто даст гарантию, что малец, оставленный в живых, через двадцать лет не придет и не всадит вершок стали в сердце старика, убившего его родителей и всех родственников. Именно поэтому кровники люто ненавидели друг друга, потому что знали: пощады никто из них не получит, и никакие увещевания не помогут!

И вот начинается война. С десантом австрийцев высаживается эрцгерцог Карл, к которому сразу же присоединилась почти вся Каталония и земли бывшего королевства. Роды вновь вспомнили о кровной вражде, утихнувшей было на несколько лет из-за проводимой первым министром политики, направленной в первую очередь на изгнание захватчиков с земель Испании.

Часть родов, поддерживающих законного короля, покинула родовые земли вместе с семействами, но большая часть присягнула на верность эрцгерцогу, тем самым нарушив клятву верности Филиппу. Однако не всем удалось скрыться от мести разозленных грандов Арагона, кого-то перехватили по дороге, а кого-то убили прямо в родовых поместьях, застав за сбором вещей.

Семью Алехандро нашли три года назад давние враги – Кортесы. Они напали ночью на имение графа и в тяжелом бою убили всех, кто там был, включая прислугу и расквартированных на территории имения наемников. Не ушел никто, остались только трупы и море крови. Все семейство графов Гомез, кроме Алехандро, навсегда упокоилось невдалеке от местечка Санакоста.

А сегодня на улице молодой граф увидел трех Кортесов, спокойно прогуливающихся по городу. Ярость застила разум Алехандро, и он пошел за ними, подкараулил на пустующей улочке и напал. Одному сразу же проткнул сердце, с двумя другими пришлось биться дольше, да и то один выжил, отделавшись легким ранением, благодаря не в меру ретивой страже столицы.

Сам же граф кое-как умудрился скрыться от стражников, но вот удалось ли ему замести следы к гостинице? Я что-то сильно сомневаюсь, ведь кровники вполне могли поднять на ноги нужных людей, а те, если не зря едят свой хлеб, за тройку дней при сильном везении могут найти желаемый дом. Скрывался-то граф уже вечером, но люди еще не спали, да и грохот под окнами наверняка не даст уснуть.

– Для тебя то, что ты совершил, это верная смерть, из столицы тебя не выпустят точно. Законы твоего короля ты знаешь лучше меня, и про кровную месть там есть отдельная глава – о ее запрете и наказании через повешение за несоблюдение королевской воли. – Покачав головой, гляжу на бледного испанца. – Впрочем, у тебя есть один шанс выбраться из этой ситуации целым.

– Какой? – качаясь в такт моим словам, с надеждой посмотрел на меня граф.

«А ведь он боится, боится умереть, – взорвалась в голове догадка. – Да и как не бояться старухи с косой, если ему всего-то двадцать лет?!»

– Мне придется говорить о твоем помиловании с королевой и первым министром. Думаю, будет возможно заменить это наказание другим.

– Каким же? – чуть слышно прошептал он, опуская голову на грудь.

– Не знаю, но завтра постараюсь сделать все от меня зависящее, потому что иначе пеньковая удавка тебя точно не оставит… – сказал я, глядя на меняющееся лицо арагонца.

– Что ты хочешь сказать? – недоуменно спросил он, морщась от боли: Никифор туго перетягивал рану в плече.

– Наказания за содеянное тебе не избежать, если, конечно, ты не хочешь сейчас же уехать из Мадрида. Правда, я могу побиться об заклад, что далеко ты не уедешь, поэтому лучше оставайся здесь и не дергайся понапрасну, – посоветовал я графу.

– Хорошо, Алексей, я верю тебе и сделаю так, как ты скажешь. Теперь мне, видимо, действительно лучше быть здесь, – устало согласился Алехандро, при помощи Никифора укладываясь на постель. – Прости, отец… – едва слышно донеслось до меня, когда я прикрывал дверь в комнату.

Внизу, ожидая указаний, собралось, наверное, все посольство. Боярин Долгомиров с улыбкой глядел на нахохлившегося Олега, неприязненно косящегося на окровавленные тряпки в маленьком тазике Никифора, спешащего выбросить их во двор. Да, изменился Борис, сильно изменился, не зря я тогда с ним побеседовал. Кажется, понял он нечто важное для себя, раз стал помощником посла, а не наблюдателем от влиятельных родов Руси.

– Хозяина и всю прислугу из дома пока не выпускать, а то мало ли что они сказать успеют, лучше пару деньков в случае нужды мы на старых запасах побудем, все же поберечься лишний раз не мешает, – подумав, сказал я.

– Хорошо, – ответил лейтенант гвардейцев, кивая одному из своих подчиненных, и тот сразу же ушел за дверь проверять черный ход.

Слуги тут же разбежались по углам, гвардейцы начали проверять оружие, кто-то даже залез в принесенный из кареты сундук с запасными пистолями, тут же начав деловито их заряжать…

Но, как ни удивительно, ночь прошла спокойно. Через полчаса в гостиницу пришли посланные за лекарем гвардейцы, неизвестно как нашедшие искомого – заспанного мужика с какой-то кожаной сумкой и растерянным выражением лица. Кажется, его выдернули прямо из постели, причем явно использовали не лестные уговоры, а нечто более жесткое – мужское.

Однако как только лекарь увидел, что от него требуется, сразу заметно повеселел; видимо, он уже было решил, что его похищают. Достав из своей котомки какие-то баночки, нож, белые тряпки и многое другое, предназначение чего я не совсем понял, он что-то требовательно сказал одному из служек гостиницы, и тот сразу же убежал на кухню, гремя посудой.