Карачун 2000 (СИ) - Малиновский Алексей Фёдорович - Страница 24

— Терпеть не могу этих тварей! — размозжив голову последней мышке, заявила Клёпа.

— А я думал, что кошки любят ловить мышей, — удивился я.

— Ну не таких же! Они не вкусные, да и вообще слишком мелкие! Я люблю мясистых, у нас водятся мышавры, это такие зверюшки весом под 50 кило! Чисто отбивная на ножках! — облизнулась Клепа.

Оставив за собой горы изуродованных и местами изнасилованных мышиных трупов, мы последовали дальше. Замшелый жестяной канал вёл нас в неизведанное.

— Как мы его тут вообще найдем? Я не вижу следов конских копыт! Похоже их замели! — спросила Клёпа.

— С чего ты решила, что его вели именно здесь? Да он бы в этот вент-канал вообще не влез! — возмутился я.

— Но навоз-то остался! — возразила Клёпа, указав когтистой лапкой на характерные кучи по углам канала.

— Хм, странно, — где-то почесав, пробормотал я. — Может навоз специально сюда подбросили, для отвлечения внимания?

— Как-то это глупо, но… — хмыкнула Клёпа, но заврешить свою мысль не успела, потому что откуда издалека раздалось колоритное конское ржание.

Единогласно кивнув другу другу и ударившись лбами, мы побежали вперёд. Повороты сменялись поворотами, мы прыгали вверх и вниз, тонули в паутине и нечистотах, но ничто не могло нас остановить! Голос страдающего коня уверенно вёл нас к цели.

Вскоре мы вышли в странный коридор из стен которого, на расстоянии каждых двух-трёх шагов вылетали бритвенно-острые лезвия, смазанные густым зеленым ядом. Жалобное конское ржание шло именно из него.

Походу инженеры сей конструкции позаботились о нежеланных гостях… Или это просто маго-механический аналог вентилятора, а яд всего лишь аналог солидола? Воздух он разгонял очень и очень не слабо.

— Если не хотим превратиться в мясную нарезку, нужно что-то придумать… — пробормотал я. — Нужно как-то остановить эти хренотени, может…

— Чего тут думать? Простейшая ловушка класса «Г-лямбда-собака 876». Нас такие ещё в детском саду учат проходить! — воскликнула Клепа и, подхватив меня за шиворот, рванула вперёд.

Я попытался возмутиться такому обращению, но просто не успел! Безумная кошкобаба неслась через смертельно опасный коридор, точно ломовая лошадь. Лезвия бритв опасно мелькали перед моими яйцами, грозя оставить без самого дорого. Я мужественно визжал и кричал, но это не помогало, с каждой секундой экзистенциальный страх всё глубже и глубже проникал в мою душу. В голове мелькали картинки из далекого детства, свет в конце тоннеля и рыжая бородка Романа Трахтенберга. Она горела, как костёр, а искры, вылетающие из него складывались в слова и предложения:

Сидят наркоманы на берегу реки. Подъезжает новый русский на джипе и спрашивает:

— Парни, где здесь брод?

— Вот тут, — показывают они.

Новый русский едет, куда ему показали, автомобиль проваливается, водитель еле успевает выбраться. Отплевываясь от лягушек и тины, подходит в гневе к сидящим на берегу:

— Ну вы и сволочи! Какого черта наврали⁈

— Ничего не наврали. Полчаса назад тут утки переходили речку, так им по пояс было.

— Ты чего? — опустив меня по ту сторону ловушки, спросил кошка.

Для нее ничего особенного и не произошло, захотела и сделала, робо кошка, а не человек!

— Да ниче, хрень какая-то привиделась. Пошли дальше, — сказал я, поднимаясь на ноги.

Пройдя еще несколько сот метров по пустынной пыльной трубе, мы наконец добрались до выхода. Мощная металлическая решетка перекрывала путь к тюрьме, в которой истязали нашего верного друга. Видно нихрена не было, но звуки доносились страшные. Мучительное ржание, стоны боли и ужаса, какие-то хлопки и тошнотворный запах шашлыка.

— О, боже, что с ним делают? Неужели…я не верю, — в глазах Клёпы появились слёзы.

— Даже если случилось непоправимое, мы… отомстим! — грозно выкрикнул я и выбил решетку преграждающую наш путь.

Моему взору открылось страшное. Совершенно невероятное и сюрреалистичное зрелище. Наверное, нечто подобное видят праведники, попадающие в ад своей религии.(Грешники-то никуда не попадают, нахую они вертели всё это говно. А вот истинно верующие всю свою жизнь помнят, как в возрасте 14 лет извращенно изнасиловали труп мёртвой учительницы русского языка и литературы. И потому, несмотря на десятилетия молитв, поедания божественного семени и битья лбом о ссаный палас, низвергаются прямо в геенну.)

[ОИ] Да, это история об изнасиловании трупа учительницы русского языка и литературы, вы правильно поняли.

Её мне рассказал один подозрительный чувак, подсевший к нашему костру. В ту ночь мы мирно отдыхали на заброшенном кладбище, расположенном неподалёку от нашего городка. Ближняя деревня давно вымерла, дома были разграблены или сгорели, а вот погост остался. Местечко, надо сказать, было уникальное. Ни единого креста — сплошные обелиски из блестящей нержавейки, украшенные типичными для канувшей в лету цивилизации, пентаграммами. Блики костра отражались в красных звёздах, создавая неповторимую романтичную атмосферу. Наши парочки уже давно разбежались по палаткам, да кустам и лишь несколько одиноких отшельников продолжали ночное бдение.

— Здароф, ребяты! — сиплым голосом прошипел, мужик и плюхнулся рядом со мной на сосновое бревно, служившее скамейкой. С его костюма-тройки сыпалась мокрая земля и мокрицы, но я не обратил на это внимания. Мало ли какой из какой субкультуры чувак — всякое бывает.

— И тебе не болеть, коли не шутишь, — согласился я, протягивая ему прозрачную полтораху с разведенным спиртом.

Тащить в поход водку или еще менее алкогольную ссанину было напряжно и потому мы запаслись медицинским. Честно спизженным нашим басистом. Этот мудак подрабатывал в морге и потому имел почти свободный доступ к подобным составам.

— Да че мне? Я давно уж того…забыл о хворях, — хмыкнул ночной гость и отхлебнул. — Ох, ё. Вот это да! Аж до яиц прожгло! Вы чё сюды намешали ироды?

— На хвое с формалином настояно, — заржал басист Лёха, в это время ведущий осаду Ленкиной крепости в ближайшей палатке.

— Хорош-шо! — откашлявшись произнес неизвестный. — Да больно крепко, у нас-то в дерёвне помягше любили. Самогон гнали, но без фанатизму! Сорок градусов, чистые, как слеза спектрального матроса! А не вот это вот, что вы тут намешали. Правда и того много было. Вот лет семесь назад случился у нас праздник по случаю возведения новой школы, — ненапряжно перешёл к своей истории неизвестный мужик.

— Ремонты все навели, значит, полы помыли, две будки для утех туалетных на улице возвели, да учительниц с райцентра завезли. Все молодки, ух! Ноги от ушей, грудя будто вымя у коров — топорщатся подушками. А губища! Красные, точно январская рябина! Зубы блестят — чисто фаянс сантехнический! Ну наши мужики сразу все и сомлели.

— Столы накрыли значит, всё как положено: коньяки, самогоны, водочка. Пару салатов тоже заделали. Ну и давай гулять, да праздновать! Танцы там, песнопения народные: ой ворон, ворон, не морозь меня, моего коня, собаку и прочих.

— Всё шло нормально, бутылку за бутылкой мы лихо пропускали, учительницы тоже не отставали. Пока не наступила полночь и на небеси не взошла полная желтая луна. Тут-то бабы эти райцентровские и взбеленились. Мужиков повалили под стол и давай им шеи лизать страстно и слюняво. Мы-то поначалу и не поняли что к чему, думали всё как надо идет…а когда поняли — то уже поздно было. Упырицами эти сучки городские оказались! Высосали всю нашу деревню за два часа! А кого не высосали — тому просто голову свернули или на куски разрубили, да собакам и свиньям скормили. Депутату областному разве что больше всех досталось. Приехал попиариться на школьном строительстве — ну кровососки его на флагшток отверстием заднепроходным и насадили. Пропиарили на весь свет! — хрипло заржал мужик.

— Так погоди, и тебя чтоль свиньям скормили? — вяло поинтересовался я, нашаривая ручку топора.

— А, да не. Меня-то за что? Я не вкусный. Я ещё до того лет 200 назад помер. Выхожу вот по праздникам к людям, похмелюсь, да снова баиньки, — ответил мужик, заглотил остатки спиртяги и поднявшись с бревна провалился в ночную кладбищенскую тьму.