История Ирэн. Гнев (СИ) - Хайд Адель - Страница 24

Ставровский удивился:

— Ты хочешь сказать, что это сделанный камень? Искусственный?

Лопатин улыбнулся: — Именно, Константин Петрович, сделанный.

Племянник князя всё больше молчал, но больше не озирался, откушал с аппетитом. На вопрос Лопатина о роде занятий, с гордостью ответил, что служит при штабе флигель-адъютантом.

После обеда прошли в кабинет, было видно, что князю не терпелось приступить к разговору об основной цели своего визита, в конце концов он же не щи кушать в такую даль приехал, даже, если они и с потрошками.

В кабинете Лопатин уступил свой стол князю, но тот отказался и мужчины устроились на диванах, вокруг маленького стола.

Ставровский сразу перешёл к делу:

— Вот видишь, Леонид Александрович, как совпало, ты не смог ко мне приехать, а я к тебе приехал. Наслышан про твои новинки, да ещё и «привилегии» твои видел. Мы их даже на Совете обсуждали. Ты меня знаешь, я всегда поддерживал интересные идеи. Вот хочу предложить тебе продать мне свои «привилегии». Я хорошо заплачу.

Лопатин не ожидал такого прямого предложения и немного растерялся, он всегда терялся в общении с такими прямыми и жёсткими людьми, а князь был очень жёстким человеком. Помолчав недолго, Лопатин успокоился, что он всё равно не может без Ири ничего продать, и так и сказал:

— Прости, Константин Петрович, но без дочери я не могу такие вопросы решать.

После этой фразы, Ставровский как-то странно взглянул на своего племянника, который, налив себе в бокал коньяку сидел в кресле напротив князя.

Ставровский сказал:

— Кирилл, выйди, пожалуйста, мы с Леонидом Александровичем с глазу на глаз кое-что обсудим.

Племянник князя встал, коротко кивнул и вышел. Лопатин почувствовал себя крайне неудобно под тяжёлым взглядом Ставровского.

— Я тебе, Леонид Александрович, тогда вот что предложу. Деньги большие дам, десять тысяч золотых империалов, а ты мне описание процесса, технологии по всем новинкам. И дочь не надо ждать. Отдашь и расстанемся друзьями.

Лопатин встал и посмотрел на князя, но князь сидел, будто был уверен в том, что сейчас Леонид Александрович обрадованно «захлопает в ладоши» и побежит расписывать что и как делается.

Лопатин знал, где у Ирэн хранятся все записи, но он не собирался предавать дочь. Один раз он уже предал своих детей, уйдя в депрессию, но теперь он не такой, и он сделает всё, чтобы сберечь Ири от этого страшного человека. Какая она всё-таки предусмотрительная, как знала, написала имя отца в «привилегии», иначе страшно представить, чтобы с ней сделали бы такие вот как Ставровский.

— Нет, — всё, что услышал Ставровский от Лопатина и судя по изумлённому выражению лица, он даже не понял, что ему отказали. Причём вот так вот, без всякой аргументации.

— Нет? Вы в своём уме, Лопатин? — отбросил показное панибратство Ставровский — Вы понимаете, кому вы отказываете? — голосом Ставровского можно было «резать железо»

— Вполне понимаю, Константин Петрович и всё же отказываю, — Ирина могла бы гордиться отцом, его голос тоже был твёрд, а лицо спокойно.

Но Ставровский не привык к отказам, да ещё и от таких как Лопатин.

— Тогда готовьтесь к тому, что вы не сможете производить ни по одной привилегии, потому как Государственный совет ваши так называемые новинки не пропустит. Но у вас ещё есть шанс, ведь Совет — это я.

Но Лопатин снова отказался и тогда Ставровский вытащил свой «козырь»:

— Помнится у вас, — начал князь, продолжая обращаться к Лопатину официально, — был рудник огненных рубинов, на нём ещё произошёл обвал

Леонид Александрович вздрогнул, а Ставровский, довольный произведённым эффектом, продолжил:

— Расследование же не подтвердило злого умысла, но вот я считаю, что надо бы ещё раз поднять и проверить, по какой такой причине совершенно новая шахта на перспективном для страны месторождении вдруг обваливается. Не было ли у вас личных мотивов это сделать? Похоже на террористический акт, неправда ли? А вдруг обнаружится, что и бомба была? Да ещё и конструкции похожей на ту, которой подорвали императора?

Ставровский поднялся и почти нависнув над Лопатиным, добавил «задушевным» тоном:

— Подумай Леонид Александрович, даю тебе сутки, не более. Не забывай, у тебя дети…

И вышел.

В коридоре стоял Балашов, напротив него застыла опрятно одетая крестьянская девушка, которая держала за ручку ребёнка. Ставровский присмотрелся к девочке, которая, улыбаясь переводила взгляд то на него, то на Кирилла и понял, что подозрение его сестры, матери Кирилла, о том, что это ребёнок Виленского, совершенно не обосновано, девочка была копией своего отца.

Увидев Ставровского, Глаша, а это была Глаша с Танюшей, потянула девочку за ручку, пытаясь увести. Но Князь наклонился и спросил:

— А как же зовут такую принцессу?

Девочка снова улыбнулась и довольно внятно выговорила, немного шепелява на последнем слоге:

— Танюфа

Ставровский хотело ещё что-то сказать, но дверь в кабинет отворилась и на пороге застыл бледный Лопатин, осмотрел открывшуюся картину и строго сказал: — Глаша, идите.

Глаша, пользуясь тем, что ей приказали, быстренько подхватила Танюшу на руки и пошла в глубь дома.

Ставровский выпрямился и сказал:

— Ещё сутки я буду в Никольском, у наместника, жду вашего ответа.

Потом кивнул племяннику:

— Идём, Кирилл

И они пошли вниз, не оборачиваясь на застывшего хозяина поместья.

А Лопатин, тяжело вздохнув снова отправился в кабинет. Нет, он не боялся Ставровского, хотя и знал, что тот, если захочет, может выполнить все свои угрозы. Как ему защитить детей, Ирэн. Вот, если бы она была замужем и жила с Виленским, тогда бы Ставровский не сунулся, а пока надо бы написать графу Забела. Только вот, что писать?

Написать, что приехал глава государственного совета и предлагал деньги помещику, владельцу двух деревень? Смешно

Лопатину казалось, что всё это какой-то странный розыгрыш, ну не представлял он, что князь Ставровский действительно способен на такие поступки.

В силу своей порядочности Леонид Александрович даже представить себе не мог на что способен Ставровский, но вот, если бы он услышал разговор князя с племянником, то не медлил бы с письмом Забела.

Карета уже выехала за пределы поместья и двигалась по направлению к уездному городу. Ставровский был очень зол, поэтому и с племянником говорил достаточно резко:

— Кирилл, мне не удалось договориться с Лопатиным, но мне нужна информация об этих их новинках. Поэтому тебе надо встретиться с Ирэн

Балашов нахмурился и у него сразу «заныли» помятые людьми князя Обухова рёбра:

— Но, дядя…

— Кирилл, надо, старая любовь сразу не кончается, тем более что у вас ребёнок

— Но, матушка…

— Ошиблась твоя матушка, наша кровь, сразу видно, — «припечатал» Ставровский, но потом глядя на растерянного Кирилла, добавил, — тебя же никто не заставляет на ней жениться, у тебя есть невеста, просто поговори, скажи ей, какая дочка красивая, скажи, что скучаешь, ну, не мне тебя учить.

Балашов не был уверен, что Ирэн по нему скучает, после того визита в его дом в столице больше ни одной строчки не написала. Поэтому на всякий случай спросил:

— А если не согласится, если уже не любит?

— Тогда заберёшь дочку, за ребёнка отдаст.

Балашову не понравилась эта идея, во-первых, ему всё-таки не хотелось так обижать женщину, которую он когда-то любил, а во-вторых, ну и зачем ему ребёнок, если он собирается жениться…

Никольский уездный город.

Профессор Шмоль был потрясён, увидев сперва спичечную фабрику, а потом мыловарню. Ирина его еле уговорила выйти из лаборатории на спичечной фабрике, где Аристарх Викентьевич чуть не свалился в чан со смесью красного фосфора и серы, пытаясь рассмотреть лопасти для смешивания. Лопасти тоже «придумала» Ирина, а местные умельцы воплотили задумку в жизнь. А на мыловаренной фабрике профессор заявил, что все испытания и опыты можно проводить в этой лаборатории, сильно хвалил Софью, потому как Ирина сказала, что заказом оборудования, занималась именно она. Оказалось, что даже в императорском университете с оборудованием гораздо хуже.