Сага о Бельфлёрах - Оутс Джойс Кэрол - Страница 86

Беда в том — трагедия в том, что никого не занимали счастливые браки. Муж и жена, прожившие в любви всю жизнь, по крайней мере — в согласии. Кому это интересно? В самом сердце их детского мирка существовал пример Гарта и Золотки: дерзкий побег и женитьбу им простили почти сразу и подарили на радостях маленький очаровательный каменный коттедж и несколько акров леса в придачу в деревне Бельфлёр, а также пообещали всю финансовую помощь, какая понадобится Гарту — хотя тот, в одночасье возмужав и никак не проявляя свой всем известный, злобный, как у осы, нрав, заявил, что отработает каждый пенни жалованья, что семья установила ему за помощь в управлении фермами. Так они и жили, двое молодых влюбленных, красавчик Гарт и прелестная Золотко, и все у них было хорошо; но что тут еще сказать?

Несчастная любовь — другое дело, тут любых слов мало.

Доходило до ссор. Детей буквально зачаровывали препирательства взрослых о том, кто кого любил больше, или полюбил первый, или почему любовь оказалась роковой: сама ли она сошла на нет или на то была внешняя причина, проклятье тому виной или просто не сложилось… Была ли связь «трагической» или скорее «постыдной»…

Все знали про индианку из племени онондага, с которой Жан-Пьер жил несколько лет, а потом они вместе погибли в бушкилской трагедии (ее звали Антуанетт — она была крещена в католичество в честь Марии-Антуанетты, чей сын — дофин, король Людовик XVII, как многие верили, скрывался в горах Чотоквы); их связь считали непристойной — впрочем, хорошо еще, что старик не женился на дикарке официально. Но были те, кто знал о куда более постыдной связи Жан-Пьера, что началась еще во время его сватовства к бедной Хильде Осборн, за много лет до всех этих событий. Вероятно, он как раз недавно вернулся из свадебного путешествия (двухмесячного путешествия по югу страны с великолепной кульминацией — гранд-балом в честь молодоженов в Шарлотсвилле, в Вирджинии), а может, эта связь началась, когда он еще ходил в женихах; но стыд заключался в том, что в любовницы он взял грубую девку из лагеря лесорубов по имени Люсиль, которая жила то с одним, то с другим мужчиной в окрестностях Лейк-Нуар, и так искусно делил время между этой потаскухой и своей верной женой Хильдой, оставшейся на Манхэттене (молодые жили там при щедрой поддержке Осборнов в доме из бурого камня, возведенном самим бароном фон Штойбеном, правой рукой Джорджа Вашингтона, позже перестроенном Осборнами в роскошный особняк), что обе женщины — столь несхожие по происхождению, темпераменту, внешности, достоинству! — забеременели от него в течение одной недели. Люсиль — смуглая Люси — так и осталась туманной, загадочной фигурой, возможно даже, ее и звали-то иначе — и никто не знал, когда именно в ходе своей головокружительной карьеры Жан-Пьер от нее избавился. Во всяком случае, в 1795 году, когда Хильда впервые попыталась подать на развод, прошел слух, что он живет с какой-то женщиной из местных там, на севере: вероятно, именно с Люсиль. К тому времени у нее уже народились дети, как минимум трое или четверо, все мальчики — но как (спрашивал, посмеиваясь, и сам Жан-Пьер, и его друзья-приятели), как можно было утверждать, кто от кого, если речь шла о столь морально непритязательной женщине, как «смуглая Люси»! Когда в 1797 году Жан-Пьер баллотировался в Сенат, Люсиль исчезла из его жизни — по прагматическим соображениям. (Тем не менее, как он объяснял, напившись, первому встречному, даже своему сыну Луису и своей невестке Джермейн, он любил ее не больше, чем другую, свою жену: он держался за обеих, как за последнюю нить, чтобы не броситься в реку или перерезать себе горло, потому что еще в юности потерял единственную женщину, которую любил…)

О женщинах Харлана Бельфлёра было известно не много — говорили, что у него была связь, мимолетная, со вдовой хозяина салона где-то в Огайо, а еще, по слухам, он обзавелся (в какой последовательности — осталось неясным) не только чистокровной «женой» из племени чилпева, но и некоей гаитянкой; в найденных при нем после смерти измятых бумагах обнаружилась небрежная записка о каком-то «единственном наследнике» в Новом Орлеане, о котором никто не слышал — известно лишь было, что в качестве офицера по особым поручениям при Жане и Пьере Лаффитах в ополчении Эндрю Джексона (состоявшем из моряков, простых охотников, креолов, негров из Санто-Доминго и пиратов из бухты Баратария в Луизиане) он действительно провел некоторое время в Новом Орлеане в конце 1814-го и начале 1815 года. Но было крайне сомнительно, заметила скорбящая супруга Луиса, чтобы Харлан оставил там «законную» жену и уж тем более «законного» наследника.

Был еще Рафаэль, который отправился в Англию, чтобы найти себе жену по всем правилам и вернулся с хрупкой молодой женщиной (ей тогда было восемнадцать, а ему — тридцать один), Вайолет Олдин, неврастения которой усиливалась с каждой беременностью (всего их было десять — но лишь пятеро детей родились живыми). Возможно, это был удачный брак. Но никто не мог сказать наверняка, потому что Рафаэль и Вайолет редко обменивались на публике хоть словом; собственно, после восьми или девяти лет брака они крайне редко появлялись вместе, за исключением строго официальных, торжественных событий, и в таких случаях держались друг с другом чрезвычайно учтиво, с особенно искренней предупредительностью, какую обычно проявляют друг к другу люди, чувствуя, что близко не сойдутся. (Судя по сохранившемуся портрету, Вайолет Олдин обладала хрупкой, немного блеклой, нервически резкой красотой, а у ее свадебного платья, усеянного жемчугом и с двухметровым шлейфом из бельгийского кружева, была столь узкая талия — всего 43 сантиметра, — что, судя по всему, юная невеста была немногим крупнее ребенка. Оно оказалось единственным фамильным платьем, которое смогла надеть на свою свадьбу Кристабель, и то ее пришлось безжалостно затянуть в корсет).

О трагической «любовной связи» Сэмюэля Бельфлёра также слышали многие, хотя Бельфлёры пытались тщательно скрывать ее; по сей день встревоженный родитель слишком своенравного ребенка мог воскликнуть, смотри, а вот тоже перейдешь грань!(Иногда выражались более откровенно: свяжешься с черными.) Брак Хайрама с несчастной Элизой Перкинс продлился чуть больше года, но его вообще нельзя было назвать, даже поначалу, «любовным союзом»; и, хотя злополучный брак Деллы и Стэнтона Пима был заключен по любви, по крайней мере, с ее стороны, его ждал внезапный и трагический финал, в результате несчастного случая, спустя всего несколько месяцев. А еще был Рауль, о котором вообще никто не решался упоминать, кроме как шепотом.

Самой поразительной, однако, была «любовная история» бедной Гепатики Бельфлёр.

Она жила много лет назад, но ее судьбу часто приводили в пример девочкам, которые проявляли чрезмерное упрямство. «Ты же знаешь, что приключилось с Гепатикой!» — говорили им матери. И даже самые отчаянные барышни вдруг притихали.

Гепатике, очень красивой и донельзя избалованной девушке, было всего шестнадцать, когда она влюбилась в мужчину, известного как Дуэйн Доути Фокс. (Когда, спустя годы, Иеремия познакомился с двумя родственниками настоящего Дуэйна Доути — торговцем землей из Висконсина и известным в своих местах окружным судьей, — оба клялись, что никогда не слыхали о Дуэйне Доути Фоксе. Что никого не удивило.) Веселая, приветливая, иногда немного ребячливая Гепатика гордилась своими длинными волнистыми волосами, почти такого же оттенка, как у Иоланды, а еще она обожала готовить изысканные блюда собственного изобретения (если только ей позволяла кухарка): это был то креветочный мусс со взбитыми сливками, то сладкий до приторности силлабаб, то ананасовый пирог с арахисовым маслом — по сей день любимый десерт всех детей Бельфлёров; и, конечно, за ней, богатой наследницей, да еще и редкостной красавицей, увивалась толпа поклонников, среди которых было несколько весьма завидных молодых людей (а были и не столь молодые, но не менее завидные по разным прагматическим причинам); но она, не слишком заботясь о мнении своих родителей, наотрез отвергала всех подряд. Я вообще не хочу выходить замуж, говорила она, скорчив капризную мину; не желаю всей этой возни.