Клетка (СИ) - Шагаева Наталья - Страница 20

И как мне сейчас ей сообщить, что ничего уже не нужно?

И будет хорошо, если я просто получу по лицу. Я к этому готов, я даже хочу этого. Заслужил.

— Голодный? Мы там со Светкой пирог с курицей и грибами испекли, как ты любишь. Я чувствовала, что ты приедешь. Пойдем, я тебя накормлю, — пытается встать. — Ну как пойдем… — смеётся. Счастливая такая.

Счастливая, оттого что я приехал.

И меня накрывает. А может, ну его на хрен? Стоит промолчать, самому себя загнобить за этот косяк и действительно увольняться, жениться и строить свою жизнь с женщиной, до которой я могу дотянуться. Которую потяну. Которая счастлива быть со мной, несмотря ни на что, которая любит меня и счастлива со мной. Вычеркнуть и выбросить из головы эту больную одержимость, которая мне не по карману и не по зубам.

Да нет, я готов рвать за Нелли, готов к войне с сильными мира сего, готов полечь в этой войне, сдохнуть за нее. Только Нелли всего этого не нужно.

— Ты иди, а я пока доковыляю, — продолжает смеяться Анна.

— Да зачем? — тоже натягиваю улыбку, заставляя себя сделать вид, что счастлив. — Подхватываю ее на руки и несу на кухню.

Когда ставлю Аню на ноги возле кухонного стола, она не спешит садиться, а обвивает мою шею, прижимаясь.

— Ты кое-что забыл, — шепчет и тянется к моим губам.

Если бы наша встреча состоялась недели две назад, то я не просто поцеловал бы ее при встрече, а первым делом затащил бы в ванную, заперся бы с ней там и взял бы без разговоров, закрывая поцелуями рот, чтобы не было слышно наших стонов. А сейчас не могу даже ответить на простой невинный поцелуй. Мои губы еще вчера целовали другую женщину. Не просто целовали и не только губы. Но я на каком-то упрямстве расслабляюсь, позволяя себя поцеловать. И не могу ответить невесте как следует. Быстро разрываю поцелуй, съезжая, что безусловно на меня не похоже. Анюта сразу замечает перемену, даже не скрывая недоумения в глазах, но не комментирует.

— Садись. Я чайник поставлю, — говорю, усаживая ее на стул, разрывая наш контакт. Я-то отмылся после секса с другой женщиной, но мне кажется, запах нашего секса во мне, въелся и отпечатался навсегда.

— Да давай я сама. Отдохни, — Аня пытается встать. — Я немного хожу, не совсем немощная.

— Сиди, я сам. Руководи, — снова натягиваю фальшивую улыбку.

— Пирог – вот, — стягивает с блюда салфетку, где уже лежит нарезанный пирог. — Сливки к чаю – в холодильнике, там еще варенье смородиновое достать, ты же любишь. Чай – в правом верхнем шкафу, — снова начинает тараторить, наблюдая за мной. Она знает всё, что я люблю, как люблю, когда люблю, все мои привычки и недостатки. Мне казалось, что я тоже про себя всё знаю.

Но нет...

Не знаю.

Сажусь напротив Ани за стол, мешаю сахар в чае, Анна подливает сливок, двигает тарелку с кусочком пирога. А мне кусок в горло не лезет.

— Ну, пробуй, — настаивает.

Пробую. Вкуса ни хера не чувствую.

— Вкусно, как всегда, — киваю. Смотрю на нее, а она на меня. В голубых глазах немые вопросы. Перемена во мне разительна.

— Как дела на работе? Расскажи. Я так и не поняла, кого ты там охраняешь? Это вообще опасно?

Очень, сука, опасно. И самое страшное уже случилось.

— Это неинтересно, Ань. Как ты? Как нога? — пытаюсь о чем-то поговорить. И пока она рассказывает, я не слушаю, в голове белый шум. Я смотрю. Смотрю на нее и пытаюсь понять, что мне нужно и дорого. И понимаю, что нет. Не смогу я сейчас лицемерно ей солгать, жениться, ложиться с ней в постель, рожать детей.

С Нелли тоже нет перспектив. Но и с Анной ничего не получится. Я не смогу...

Не хочу.

Если я способен одержимо запасть на другую женщину, изменить, то, значит, любви как таковой во мне нет и не было. Нет, Аня и сейчас мне дорога. Она что-то родное, понятное, теплое. Но на этом отношения не построишь. Да и не заслуживает она такого, как я. Надо дать девочке шанс на человека достойнее меня.

Аня замолкает. И я молчу. Не ем, не пью, просто смотрю на нее, подбирая слова.

— Ден. Что-то случилось, да? — всё-таки решается задать вопрос.

— Случилось... — выдыхаю, собираясь с мыслями. Она же сильная девочка, надеюсь, переживёт то, о чем я ей сейчас скажу.

А как, сука, сказать?

Как?

Я ей кольцо на палец надевал...

— Ань, свадьбы у нас не будет...

Надо как-то по-другому сказать. Но я говорю то, что говорю.

— В смысле? — распахивает глаза. — Да не переживай. Ну не хватает денег, папа сказал, добавит, урежемся. Мама вообще против ресторана, говорит, можно дома отметить. Я кредит могу взять. Нам деньги подарят, и мы его закроем. Дело же не в этом. А хочешь, вообще распишемся просто и на юг рванем, как хотели. Нафиг эти церемонии? Переживу. Ты слишком буквально принял мои мечты, — отмахивается она.

Сглатываю, отодвигая от себя чашку.

— Дело не в деньгах. Я понял, что нам вообще не нужно жениться. Ты достойна другого мужчины. Я...

Хочется сказать правду об измене, но я трусливо глотаю слова.

— Я не люблю тебя, как должен любить.

Вижу, как ее глаза сначала шокировано распахиваются, а потом очень быстро наполняются слезами...

Пиз*ец.

Я мразь…

А потом Аня долго рыдала, а я пытался оправдаться. Наговорил всякой чуши, пока заслуженно ни получил по морде. Она меня выгнала из своего дома. И я ушел.

Всю ночь бухал с братом в каком-то злачном баре. Второй выходной отходил от пьяного угара. А на третий день поехал на работу. Назад, к женщине, к которой не следовало ехать. Но мне стало важно понять: она действительно такая или солгала во благо? Мне жизненно важно это понять. Но на самом деле я просто дико одержим этой женщиной, и мне надо ее увидеть. Скручивает без нее. Что-то больное и ненормальное. А я настолько жалок, что не могу от этого отказаться.

Нелли

— Тебе идет белый цвет и шелк, — произносит Олег, вальяжно откидываясь в кресле. Он явился несколько минут назад для того, чтобы понаблюдать, как я собираюсь на важный для него приём.

— Мы с тобой давно не в тех отношениях. Не утруждайся в комплиментах, — надеваю длинные серьги-нити, на концах которых черный жемчуг.

— А я, милая моя, искренне. Ты шикарная женщина. Мне повезло с супругой, — ухмыляется, расплываясь в циничной улыбке.

— Тебе повезло с моим отцом, — цокаю я.

Пытаюсь застегнуть цепочку, но застёжка не поддаётся. Литвин поднимается с кресла и идет ко мне. Встречаемся взглядами в зеркале. Он помогает застегнуть цепочку, при этом цепляя мой взгляд. Не отпуская. Не отвожу глаз. Пытаюсь посмотреть глубже. Залезть в его нутро и понять, а было ли там хоть что-то искреннее ко мне. Но в его серых холодных глазах сплошной цинизм, расчёт и алчность. Отличные качества для бизнесмена и отвратительные для отношений. Мне кажется, дело даже не во мне. Литвин вообще не способен полюбить и бросить на алтарь свою душу. Он не умеет ни любить, ни сострадать, ни сопереживать. У этой машины для производства денег есть только одна функция – жажда.

Жажда денег, власти и удовлетворения животных потребностей.

Мне кажется, он способен продать родную дочь, если ему станет это выгодно. Что неудивительно. Меня, по факту, тоже дорого продали. Только тогда я об этом еще не подозревала.

— Мне определенно повезло с твоим отцом, — усмехается Олег.

Он даже улыбается и смеётся только губами, глаза всегда холодные и расчётливые.

— Как и ему со мной. Всё взаимовыгодно, Нелли, — застегивает цепочку, но не отходит, продолжая осматривать меня в зеркало.

— Жаль, что меня в вашей схеме нет, — не спрашиваю. Это давно вскрытый факт.

— Ну что ты, родная. Ты важная фигура. Ты мой статус и гарантии. Очень дорога. Особенно сейчас. Так что, будь добра, веди себя на этом приеме соответственно, — хмыкает он.