Дядя самых честных правил 8 (СИ) - Горбов Александр Михайлович - Страница 5

— Бог миловал, — он улыбнулся. — У вас в имении тоже всё в порядке, мы проследили за этим, как и обещали.

— Чудесно!

— Также хотел сообщить, что на телеграф выделены дополнительные ассигнования. Линия между Петербургом и Москвой действует без сбоев, но пока только для государственных нужд.

Почти полчаса Шешковский вещал о телеграфной сети и планах на её счёт. Я слушал, кивал, но в конце концов не выдержал.

— Степан Иванович, вы же ко мне пришли не за тем, чтобы всё это рассказывать. Переходите к сути, не надо ходить кругами.

Шешковский пожал плечами.

— К сути так к сути. Говорят, что вас назначают главой Тайной канцелярии.

— Кто говорит?

— Многие, Константин Платонович, — он бесцветно улыбнулся. — Очень многие. Мол, сразу после коронации выйдет указ о воссоздании службы под вашим началом.

— Ах вот оно что!

— Скажите, что вы планируете…

— Ничего.

— Простите?

— Я не планирую становиться главой канцелярии. Ни тайной, ни явной.

Шешковский посмотрел на меня с иронией.

— Мне казалось, у нас доверительные отношения, Константин Платонович. Не надо лукавить, я ведь…

— Дорогой мой Степан Иванович, вот уж с кем, а с вами я предпочитаю быть абсолютно откровенным. Мы давно знакомы, а вы подозреваете меня в каких-то махинациях. А ведь прекрасно знаете — я не желаю служить, хотя мог ещё при покойном Шувалове занять место своего дяди, если бы захотел. Ведь так?

Тайный канцелярист кивнул.

— Я не собирался и не собираюсь становиться штатным сотрудником службы. Сотрудничать, помогать — без проблем, я это уже и так делаю. Но возглавить? Боже упаси! Только этой напасти мне не хватает.

Судя по выражению лица, Шешковский впал в растерянность.

— Константин Платонович, я вам верю, без сомнения. Но о вашем назначении говорят в самых высоких кабинетах.

— Значит, они ошибаются. Вполне может быть, что это очередная интрига, где моё имя используют в качестве красной тряпки. И вот тут я бы вас попросил: не могли бы вы поискать, кто это делает?

— В таком разрезе, — Шешковский прищурился, — дело принимает совсем другой оборот. Да, конечно, Константин Платонович, я разузнаю, кто мутит воду. Благодарю вас!

Он откланялся и быстренько смылся из моих комнат. И только когда он оказался за дверью, я позволил себе улыбнуться. Нет, Екатерине не получится впихнуть мне Тайную канцелярию никоим образом. Быть цербером и пугать дворян вовсе не мечта всей моей жизни.

Был ещё один посетитель, явившийся в совершенно неурочное время. Точно в тот момент, когда Васька меня брил. Камердинер застыл, с ужасом в глазах уставившись на призрак Анны Иоанновны. А острая бритва в его руке замерла возле моего горла. Дёрнись он от испуга, и лезвие распороло бы мне шею от края до края.

— Василий, будь добр, подогрей воду, эта уже остыла.

К чести бывшего солдата-артиллериста, он точно следовал моим приказам. Поэтому сейчас он с остекленевшим взглядом взял тазик с водой и, чеканя шаг, ушёл в другую комнату. А я стёр полотенцем с лица пену, встал и поклонился мёртвой императрице.

— Доброе утро, Ваше Величество.

Призрачная женщина окинула меня тяжёлым взглядом и кивнула.

— Ты выполнил мою просьбу, некромант.

— Я всегда исполняю обещания.

— Хорошо. Я тоже сдержу своё.

Она подплыла ближе, буравя меня взглядом.

— Уезжай из Петербурга, и я наведу на твоих врагов морок.

— Они забудут меня?

— Нет. Просто не будут о тебе вспоминать. Так, будто ты случайный знакомый, исчезнувший много лет назад. Их злость и месть потухнут и не будут тебе грозить.

— Благодарю, Ваше Величество.

Призрак дрогнул, собираясь растаять.

— Прощай, некромант. Я чувствую, что мы больше не увидимся. Дам тебе последний совет: когда войдёшь в древний дом мёртвых, не бойся покойников. Бойся живых, что идут с тобой. Только они грозят тебе гибелью.

Императрица исчезла, оставив после себя запах грозы. Какой дом мёртвых? Какие живые? О чём она вообще⁈ Но дать ответы на эти вопросы было уже некому.

Чудище обло, озорно, огромно, стозевно и лаяй, взгромоздилось на светоч русской науки и требовало себе прислуживать. Нет, это не метафора и не политическая сатира, а просто Мурзилка лежал на коленях Ломоносова и жалобно мяукал, если тот переставал чесать его за ухом.

Великий учёный оказался в моём дормезе случайно. Для коронации было уже всё готово, и Екатерина со свитой, Преображенским полком, сенаторами, вельможами и прочими нахлебниками, выехала в Москву. Караван из карет, дормезов, экипажей и фургонов с багажом растянулся на несколько десятков вёрст. Никаких постоялых дворов не хватило бы на такую прорву народа, поэтому на ночь разбивался огромный палаточный лагерь. Понятное дело, там до самого рассвета устраивались застолья, всяческие развлечения и фейерверки.

На одной из таких стоянок утром, перед отправлением я обратил внимание на высокого крепкого мужчину лет пятидесяти. Он легко, будто пушинку, приподнял задок кареты, пока возница осматривал экипаж снизу.

— Ось треснула, Михайло Васильевич. Менять надо!

Мужчина поставил карету на землю и огорчённо покачал головой. Тут-то я его и узнал! До этого момента мне как-то не выпадала возможность познакомиться с ним, а здесь такой удачный случай. Так что я подошёл, представился и предложил ехать вместе со мной. Ну а его возница починит карету и догонит учёного уже в Москве.

Ломоносов не стал отказываться и принял приглашение. Стоило ему сесть в мой дормез, как Мурзилка полез к нему на руки. Тот усмехнулся и стал чесать наглого кота.

— Жена у меня кошек любит, — улыбнулся он, — так следом за ней и я привык их гладить. Успокаивает, когда о научных проблемах думаешь.

Слово за слово, мы разговорились и нашли немало тем для обсуждения. Ломоносов оказался приятным собеседником, острым на ум и язык.

— Ваше княжество, Константин Платонович, совсем не то, чем кажется.

— Вот как?

— Отсюда, из Петербурга, оно видится землёй на краю света, холодной и безжизненной. А ведь на самом деле это богатейший край.

— Полагаете?

— Конечно. Я читал отчёты экспедиций в те места: пушнина, залежи железа и угля, серебро. И это только то, что лежит на поверхности. Копни глубже — и найдётся в десяток раз больше.

— Вот только пара недостатков сводит эти достоинства на нет. Холод и удалённость.

— Не скажите, — Ломоносов усмехнулся, — не так уж там и холодно. Климат в алеутских землях едва ли не мягче петербургского. Берингов перешеек не даёт уходить тёплым водам на север и не пускает оттуда холодные.

Он прочёл целую лекцию о климате, океанских течениях и прочих деталях из забытых отчётов экспедиций. По всему выходило, что на землях моего княжества мягкая зима, нежаркое лето и вполне себе приятные условия.

— Ладно, будем считать, что с одной проблемой мы разобрались. Но ведь остаётся ещё и удалённость. Это не дача за городом, не имение в соседней губернии, куда можно доехать за пару дней.

— И это говорите мне вы? Человек, придумавший эфирную дорогу?

Ломоносов посмотрел на меня с нескрываемой иронией.

— Простите, Михаил Васильевич, но откуда вы про неё знаете?

— Ах, Константин Платонович, — он покачал головой, — у нас с вами гораздо больше общих знакомых, чем вы думаете. Я ведь и про телеграф ваш знаю.

Ах вот оно что! Кажется, я догадываюсь, кто консультировался у Ломоносова по моим изобретениям. Ну, Шешковский, ну, жук!

— Какую замечательную защиту вы поставили на телеграфный прибор! — продолжал Ломоносов. — Одна попытка добраться до секретов дальней связи — и всё полностью выгорело. Пожалуй, тут не справился бы и магистр из европейских академий. Браво! Нечасто встретишь подобную предосторожность.

— От таких магистров и ставил.

— Не переживайте, — он рассмеялся, — я не собирался раскрывать ваши тайны. Наш общий знакомый как раз и беспокоился, чтобы секреты телеграфа не утекли за границу. Я заверил его, что вы уже позаботились об этом.