Дядя самых честных правил 8 (СИ) - Горбов Александр Михайлович - Страница 8
- Предыдущая
- 8/61
- Следующая
Почти всемогущий, способный изменить очень многое, я смотрел на страну внизу. Хранитель Ключ-камня? Больше! Хранитель магического здоровья России — вот что значит эта «должность».
— Константин Платонович, — слабо позвал меня голос Бестужева, — возвращайся.
Улыбнувшись, я отпустил управление и позволил себе выпасть в нормальную реальность. Напоследок повторяя пароль от Ключ-камня, составленный из названий букв: како, червь, рцы, иже, мыслите, глаголь.
Оторвав от рубашки полосу материи, я замотал раненую руку. А затем под руководством Бестужева провёл императорский ритуал на Ключ-камне. Бывший канцлер сидел возле стены и громким шёпотом говорил мне, что делать. Кстати, я бы и сам прекрасно справился — ничего сложного там не было.
Екатерина, приложив ладонь, принесла клятву блюсти интересы России, а Ключ-камень засвидетельствовал. Теперь она теоретически могла сама перенастроить глобальные потоки эфира. Но не думаю, что императрица будет этим заниматься — древний артефакт внушал ей почти мистический ужас.
Поскольку Екатерина не была императрицей по крови, потребовалась маленькая хитрость. Вместе с ней ладонь к Камню приложил Павел, потомок Петра, а я подтвердил законность действа.
Кстати, ритуал не ограничился одной клятвой. Ключ-камень внедрил в императрицу эфирный конструкт. Эдакую петлю обратной связи — если Екатерина допустит в государстве разброд и шатание, это может критично отразиться на её здоровье. А потерянные земли обернутся даже увечьем, если не смертью.
Полагаю, правитель, приказавший создать Ключ-камень, страстно хотел, чтобы наследники сохранили его державу. Вот только они потеряли и страну, и сам артефакт, попавший много лет назад в подвал Кремля.
— Надо уходить, — Бестужев поторопил нас, — долго находиться здесь вредно для здоровья.
Пришлось практически тащить его на себе. Он оказался довольно упитанным сударем, так что я взмок, пока поднял его по узкой лестнице. К счастью, на выходе из колокольни нас ждали слуги, и я сдал Бестужева в их заботливые руки.
— Константин Платонович. — Ко мне подошёл Павел, попросил наклониться и сказал шёпотом: — Я надеюсь, что потом вы проведёте этот ритуал для меня. Ведь так?
— Обязательно, Павел Петрович. Приложу для этого все усилия.
— Я запомню. И это тоже, — он указал на мою замотанную тряпкой ладонь. — Вы настоящий рыцарь, и мне будет приятно вознаградить вас как должно.
Я улыбнулся, глядя, как слуги уводят мальчика. Пожалуй, из Павла может вырасти неплохой правитель, если придворная жизнь не вытравит из него благородство и честь.
— Костя!
Таня подбежала ко мне и бросилась на шею, не обращая внимания на чужие взгляды.
— Что случилось? Тут такой переполох поднялся, когда императрицу потеряли. С тобой всё в порядке?
— Почти.
— Что у тебя с рукой? Боже мой! Идём, нужно срочно обработать рану!
И она чуть ли не силком потащила меня прочь от колокольни и набежавших придворных.
Глава 6
Покровка
Утром я навестил Бестужева в его покоях. Старик лежал в постели и лечился своими каплями, употребляя их с горячими закусками. Судя по румянцу, блестящим глазам и бодрому виду, средство ему отлично помогало.
Вокруг кровати суетился седой слуга, ровесник хозяина, подавая мисочки с едой, наполняя рюмку и поправляя одеяло.
— Вижу, вы уже приходите в себя, Алексей Петрович. — Я сел в кресло у окна. — Рад, что с вами всё хорошо.
— А уж я как рад, — Бестужев осклабился. — Будешь?
Он поднял рюмку с каплями.
— Не откажусь.
— Прошка!
Слуга тут же принёс вторую рюмку, куда Бестужев сам налил из зелёной бутылочки, не доверяя никому столь важный процесс. Прошка осторожно подал мне колдовской напиток двумя руками и спросил:
— Икоркой желаете закусить? Красная особенно хорошо сочетается.
Я кивнул и отсалютовал Бестужеву рюмкой.
— Ваше здоровье, Алексей Петрович!
Ох и ядрёное пойло он гонит! В чистом виде катится по горлу будто жидкий огонь. Действительно, закуска не помешает.
Бестужев тоже выпил, заел куском осетрины и махнул вилкой:
— Выйди, Прошка, у меня деликатный разговор будет.
Слуга тут же исчез, плотно закрыв дверь.
— Спасибо, Константин Платонович, что вытащил. Я уж думал помру там, так прихватило.
— Пустое, Алексей Петрович. Не мог же я в самом деле вас там бросить.
— Другие бы могли, — он горько вздохнул. — Так что прими от меня сердечное спасибо. Ну и подарок тебе сделаю, только чуть позже.
— Благодарю, ваше сиятельство.
— Не сиятькай, не на приёме, — он рассмеялся. — Ты сам теперь светлость, так что, считай, оба светимся, аки ангелы.
Под незамысловатую шутку он накапал себе ещё и, крякнув, выпил.
— А ты хитрец, Константин Платонович, — он уставился на меня с прищуром. — Я ведь там, внизу, тайное слово так и не сказал. Только не говори, что догадался, всё равно не поверю. Признавайся, каким родством ты с императорской семьёй связан? Не будь в тебе их крови, Камень тебя бы ни за что не признал!
Я вздохнул и развёл руками.
— Алексей Петрович, и сам бы рад узнать эту тайну. Да рассказать некому — родители мертвы, Василий Фёдорович тоже. А по родословной у меня из именитых только князья Урусовы да Голицыны в предках.
Бестужев пожевал губами и недовольно цыкнул.
— Плохо. Кровь свою надо знать, что явную, что тайную. Ладно, попробую сам выяснить, кто там у тебя в родне. Поспрашиваю таких же старых пердунов, может, помнят времена твоего рождения.
Поставив рюмку, старик занялся очередным блюдом. Стучал вилкой по тарелке, жевал с тщанием, прежде чем положить в рот очередной кусок, разглядывал его так, будто подозревал в государственной измене. А я допил капли и ждал, не торопя его.
— В общем, — Бестужев вытер рот салфеткой, — Екатерина и правда тебе должность собирается предложить, чтобы ты вместо Сашки Шувалова над тайной службой был. А ты, стало быть, не хочешь дворянчиков дыбой пугать?
Я отрицательно покачал головой.
— Ну и правильно. Я бы тоже кнутобойничать не пошёл. Не дворянское это дело, если по чести. Так что понимаю, зачем ты меня просишь помочь. Но мог бы Катьку попросить, чтобы другой чин дала. Хоть посланником в Европу, хоть сенатором. А?
— Увы, — я развёл руками, — не испытываю желания служить. Придворная жизнь меня тяготит, дела в имении пришли в упадок и требуют моего участия. Да и, останься я в Петербурге, не избежать череды дуэлей с недоброжелателями. А стреляю я очень хорошо и могу порядочно уменьшить российское дворянство.
— Проредить его бы не мешало, — пробурчал Бестужев, — но воля твоя, помогу, раз так. Екатерина тебе должность предложит на Совете, чтобы всё чинно выглядело. Ты ничего не отвечай, дай прежде мне слово сказать. Я возражать стану, а кое-кто из твоих недоброжелателей меня поддержит. Так ты не кипятись, ничего не говори, пока мы спорить с Катькой будем. Понял?
— Угу.
— А в конце, когда она к тебе обратится, скажи: мол, так и так, Ваше Величество, здоровье у меня ослабело, пока бунтовщиков гонял. Да попросись в отпуск со службы для поправки. Руку вон свою покажи, чтобы все увидели.
— Может, мне ещё перед Советом лицо припудрить, чтобы бледнее выглядеть? — бросил я в шутку.
— Хорошая идея, — Бестужев кивнул, — придворные интриги — это, дружок, тот ещё театр, не грех и гримом воспользоваться. Пусть все думают, что ты действительно обессилел и даже за чины бороться не можешь. А сейчас, как договорим, тоже сценку разыграешь: выйдешь от меня, развернёшься и крикнешь что-нибудь обидное. Старый дурак, например. И дверью хлопни посильней.
— Зачем?
— Чтобы все думали, будто мы в ссоре. И не удивлялись, почему я тебя валить буду.
— Весь двор — театр, и вельможи в нём — актёры, — усмехнулся я.
— Императрица же — и режиссёр, и прима, — Бестужев рассмеялся, — а вместо пьесы — пьяный каламбур.
- Предыдущая
- 8/61
- Следующая