Чертова пляска (СИ) - Бачурова Мила - Страница 32

— Бери, конечно, дома разберёмся. А злато-серебро?

— Ничего нету. Сгорело или поплавилось — не знаю. Не видно.

— Ну хоть кости-то есть?

— Кости есть.

— Добро, коли так.

Очень не напрасно прогулялись, я считаю. Типа-матушка хорошую тему подогнала.

Демьян, всё ещё немного расстроенный, внезапно очень резко поднял статус в глазах соседей. Его начали жалеть, сочувствовать. Кто-то притащил дерюгу — накрыться, кто-то позвал к себе переночевать, ещё кто-то предложил отожрать борща с самогонкой после такого стресса. Короче, не пропадёт парень.

— Доброе дело, сынок, сделал, — положил мне руку на плечо типа-отец. — Не зря я тебя воспитывал.

— Слышь, воспитатель… — Я, поморщившись, стряхнул руку. — Сказал бы я тебе, да не буду. Макаренко недоделанный. Ты лучше вот что. Хочешь и впрямь доброе дело сделать — запомни сам, скажи другому: огненного змея сами не убивайте, всегда зовите охотников. Потому что если его убьёт не охотник — он перерождается. Понято? Принято?

— Услышал, — пробормотал озадаченный типа-отец. И тут же, найдя взглядом кого-то, заорал: — Э! Эй, кум! Слыхал? Огненных змеев-то самим убивать нельзя!

— Чего так?

— А они оживают потом, суки такие.

— Иди ты!

Подошла Земляна. Я забрал у неё изрядно потяжелевший мешок.

— Ну чего? Вещи забираем и Знаком отсюда?

— Ага.

Мы пришли в избу, в которой я впервые самоосознался. И там на нас — точнее, на меня, — набросилась типа-мать.

Ах, сынок, ты такой молодец, тварь жуткую убил, небось и наживёшься теперь с неё, хорошо зарабатываешь, так тобой горжусь, а мы с отцом, вот, посмотри, в каких нечеловеческих условиях прозябаем, вот был бы богатый сынок, помог бы хоть немного…

— Ты поэтому, что ли, меня позвала? — перебил я.

— Да ты что! Это ж я так, к слову, — замахала руками типа-мать.

Сделала вид, что смутилась, а сама выжидающе уставилась на меня. Я вздохнул.

— Вот что, недорогие мои и неуважаемые типа-родители. Давайте-ка мы с вами эту тему закроем раз и навсегда. Я вам — не сын. И уж будем честными — вы ко мне родительской любви никогда не питали. Мы просто на протяжении двадцати лет терпели друг друга: вы меня, потому что вам за это платили, я вас, потому что других вариантов не было. Цену за ваши услуги Тихоныч назначил весьма неплохую. Я бы сказал, выше средней по рынку. На моё содержание вы тратили в разы меньше, чем получали, даже с учетом трудозатрат и амортизации оборудования в виде лавки. А после того, как я встал с лавки и свалил, дотации от Тихоныча прекратились. Вы быстро сообразили, что зима близко, и жить вам станет сильно грустнее, чем раньше. Вот и решили поправить дела, напомнить «сыну», внезапно оказавшемуся охотником, да ещё и графом, о так называемом сыновьем долге. Манипуляции проще — не придумать, право слово. Детсад… Так вот: я не тот человек, которым можно манипулировать. И «дурачком», вопреки вашему глубокому убеждению, никогда не был. Идиотия и неспособность разговаривать — разные вещи. Я прекрасно помню всё, что происходило рядом со мной, пока лежал за печкой. Я слышал каждое ваше слово, обрабатывал информацию и делал выводы. И пытаться сейчас убедить меня в том, что вы испытывали ко мне какие-то там родительские чувства — затея изначально провальная. Тем, кому я действительно дорог — сам по себе, а не потому, что оказался графом — я готов помогать. И не только материально. Вы в эту категорию не входите. Почему — только что объяснил. И хочу предупредить, так сказать, во избежание: следующая попытка вымогать у меня деньги может закончиться нехорошо. Слухи о моём богатстве сильно преувеличены. Золотые империалы у меня в огороде не растут, с неба не падают. И я не из тех, кто дважды повторяет одно и то же… Собственно, всё. Доступно объяснил?

Я обвёл глазами типа-отца и типа-мать. Отец покраснел, как рак, мать, наоборот, побледнела. Но в том, что суть моего выступления оба уловили, я не сомневался.

— Отлично. Значит, вопрос мы закрыли. Пусть радость нашего расставания не затуманится печалью наших встреч! Земляна, идём.

Я подхватил мешок и вышел из избы. Пошагал по деревенской дороге в сторону леса. Земляна шла за мной и довольно долго молчала. Наконец озадаченно спросила:

— Ты откуда столько слов мудреных знаешь?

— В Благородное собрание хожу. Книжки читаю. А Знак предлагаю изобразить здесь, — я раздвинул ветки старой ели.

Они свисали до самой земли, образуя что-то вроде естественного шалаша.

— Дельно, — одобрила Земляна, — здесь вряд ли затопчут.

Я начертил Знак, и мы переместились в Поречье, к приметному камню. Потом дошли до приёмного пункта и сдали честно заработанные кости.

Когда вышли, я увидел выскочившего из-за угла недавнего знакомого. Свистнул, помахал рукой. Пацан по кличке Рыжий радостно засвистел в ответ и подбежал ко мне. Я заметил преображение: чумазая физиономия отмыта, вместо лохмотьев одет в приличные штаны и рубаху, на голове новенький картуз. В руках Рыжий держал два конверта, украшенные знакомыми печатями.

— Здрасьте, дяденька граф!

— Здравствуй, коли не шутишь. Что, рабочий день в разгаре? — я кивнул на конверты.

— Ага! Этот вот — на Поварскую отнесть надо, а этот к дому, который напротив Троицкой церкви. Той, что с зелёной крышей.

— Понял, — кивнул я. — Как оно, в целом?

— Здорово! Тетеньки добрые. Одежу нам купили, сюда вот, на картуз обещали ленточки приделать с вышивкой: «адвокатская контора Урюпиных». Про вас всё спрашивали, где мы с вами познакомились. И про нас тоже. Про родителей, там… Одна барышня заплакала почему-то.

Ну да. И правда, что это она?

— Ясно. В общем, всё вам нравится?

— Да ещё бы не нравилось! Только они Варьке работать не позволили. И Сморчку тоже.

— Почему?

Рыжий пожал плечами.

— Нам четверым, сказали, можно, а им нет. Хотя Варька не хуже нас бегает. А дерётся, так вообще…

— Ладно. Зайду, узнаю, в чём там дело. Беги, курьер, не буду задерживать.

— Ага. — Рыжий поправил картуз и вчесал по улице.

Я обернулся к Земляне. И понял, что никакой Земляны рядом нет. Пока я болтал с Рыжим, рванула куда-то по своим делам. Может, пешком, а может, Знаком перенеслась. Нормально, чё. Поработали — разошлись. Обычное дело для охотников. А то, что не попрощалась — ну так она и не здоровалась. Тоже обычное дело. Для Земляны…

Интересно вот, почему Урюпины двоих «курьеров» забраковали?

Через двадцать минут я задал этот вопрос Александре. Но ответила Евгения:

— Потому что это немыслимо! Мы сначала даже не поняли, что Варя — девочка! Грязная, в мальчишеских обносках, волосы как мочало! А как она разговаривает — это же ужас какой-то. Мальчишки совершенно не стеснялись грубо выражаться в её присутствии. И она говорит так же.

— Кошмар, — покачал я головой.

— Кроме того, это пока Варя — десятилетняя девочка. А что будет, когда она подрастёт? Люди, знаете ли, бывают разные. Даже если они — наши клиенты. Кроме того, письма обычно принимает прислуга, а это совершенно другой разговор.

— В общем, мы категорически запретили Вареньке бегать по городу. Наша кухарка давно мечтала о помощнице. Это занятие подойдёт девочке гораздо больше. Жить она тоже может здесь, а не в этом вашем оплоте среди мальчишек.

— Понял. А с пацаном что? Которому вы тоже запретили бегать?

Александра всплеснула руками:

— Да Митенька совсем ещё маленький! Сколько ему лет, он не знает, но мы полагаем, что едва ли больше шести. Эти ваши дикари нашли бедного ребёнка в канаве, где он замерзал, и прозвали Сморчком, потому что был весь сморщенный.

— И, вообразите — он преспокойно отзывается на это имя.

— Поверить не могу, — я покачал головой.

Урюпины сарказм не срисовали. Продолжили в два голоса, дополняя друг друга:

— Митенька тоже пока поживёт у нас. Ему необходимо подрасти, мы не можем доверять корреспонденцию такому малышу.