Рай земной - Хенке Ширл - Страница 4
- Предыдущая
- 4/93
- Следующая
Севилья, январь 1492 года
Аарон с любовью обозревал свое родовое поместье, глядя с открытой галереи на третьем этаже. Апельсиновые и лимонные деревья тихо качались от дуновения утреннего бриза, а журчащий фонтан, казалось, пел ему свою песню. И все же Аарон Торрес не чувствовал умиротворения.
– Ты так мрачен, сын мой. Война окончилась, ты, хвала Господу, вернулся невредимым в свою семью. – Строгое лицо Серафины Торрес было гладким и не соответствовало ее пятидесяти годам, несмотря на то что в темно-каштановых волосах сквозили серебряные нити.
Но как долго любой из нас будет оставаться невредимым? Вот в чем вопрос, – тихо ответил он. – Сейчас, когда пала Гранада, эти Трастамары обратят внимание на нас – Фердинанд пустит нам кровь из-за денег, Изабелла – из-за своего религиозного пыла.
Брови Серафины изогнулись.
– Конечно же нет, ведь мы так настрадались, чтобы обеспечить себе безопасность. Мы приняли христианство, и так поступили тысячи. Твой отец давно верой и правдой служит королевскому двору.
– И переженил своих детей на отпрысках самых могущественных старых христианских знатных семей в Кастилии и Арагоне. Да, я знаю это, – резко сказал Аарон.
– Твоя речь непонятна, и направлена она не в то русло, сын мой. Бенджамин поступил так, чтобы спасти нас.
– Ты хорошая и верная жена, мама. Но, – он тяжело вздохнул, – мой отец выбирает то, что он считает единственным вариантом. Мой брат Матео стал чужеземцем, его заботят лишь интересы торгового флота его жены-каталонки. А Анна… Я не могу простить тою, что случилось с Анной.
– Я тоже не могу. Но когда мы обручили ее с Лоренцо, мы же не знали, насколько несчастлива окажется она в браке. – Голос ее сорвался.
Аарон выругался про себя и взял руки матери в свои:
– Прости меня. Я понимаю, что ни ты, ни отец не могли это знать.
– А сейчас Анна страдает от его жестокости, – тихо сказала Серафина. – Он отправил ее в свои поместья неподалеку от Севильи, чтобы там она ожидала рождения ребенка. Пусть развлекается со своими шлюхами при дворе. Ей теперь все равно.
– Но мне не все равно. Его вопиющее вероломство сокрушило ее. Он заплатит за ее боль, жестко сказал Аарон.
– Никогда не говори так! Ты сам только что говорил, насколько опасно положение новых христиан в Кастилии. Вряд ли мы можем позволить себе, чтобы член нашей семьи противостоял племяннику герцога Медины-Сидонии. Она на удивление сильно сжала своими маленькими ручками его плечи и выдержала напористый взгляд его таких же, как у отца, синих глаз.
– Сейчас я не стану бросать ему вызов. Я тоже оценил значение терпеливости. И еще больше хитрости – от моего короля. В свое время, когда дела нашей семьи будут устроены… – Он не стал распространяться о своем плане нанести Лоренцо удар, когда зять будет ослаблен, и вместо этого спросил: – А ты регулярно получаешь письма от Анны?
– Да. Она рада ребенку и страстно ожидает его рождения. – Серафина помолчала немного и посмотрела на своего молодого сына: ему всего двадцать лет, а он закален жизнью больше, чем многие убеленные сединами мужчины. – Рафаэла гоже беременна.
– Значит, Матео обеспечит наследника нашей фамилии!
– И это еще более подчеркивает положение моего младшего сына, этого вечно неугомонного мятежника, – сказал Бенджамин Торрес, входя в зал.
– Бенджамин! Ты дома. Ты скакал всю ночь? Наверное, ты очень устал, – сказала Серафина, тепло обнимая мужа.
– Да. В Малаге я получил весточку, что этот молодой командир плутов распустил всех своих людей после победного въезда в Гранаду. Ты видел своего друга Колона перед тем, как приехал домой? – спросил Бенджамин, обнимая Аарона.
– Мы вместе поехали в Гранаду. Он увидел в поражении мавров дурное предзнаменование своей миссии.
Бенджамин повернулся к Серафине:
– Пожалуйста, дорогая, мне надо обсудить кое-какие дела с Аароном.
– Войдите в дом и сядьте вы оба. А я прикажу повару приготовить праздничный обед для двух голодающих, – сказала Серафина, видя, как отец и сын молча обменялись взглядами.
В течение многих лет они ссорились. Внешне Аарон походил на отца, но во всех других отношениях был полной его противоположностью. Нежный Бенджамин был искусным врачом, тихим книгочеем. Аарон был солдатом, безжалостным и отважным, человеком действия, а не размышлений. Слава Богу, что он обладал выдержкой.
Серафина прошла по галерее, которая огибала весь дом, потом спустилась по лестнице и пересекла двор, чтобы попасть на кухню.
Отец и сын устало сидели на горке парчовых подушек, которые покрывали две длинные низкие кушетки. Аарон понимал, что старик не стал бы скакать всю ночь напролет только ради того, чтобы на день раньше увидеть жену и сына.
– Что за заваруха заставила тебя бросить твоих больных в Малаге?
Бенджамин мрачно усмехнулся:
– Я не могу ничего от тебя скрыть. Исаак в городе и хотел бы поговорить с нами.
– А ты уверен, что мы станем рисковать, чтобы нас увидели с твоим еврейским братом? – В тот самый момент, когда он задал этот жестокий вопрос. Аарон проклял себя за свою безжалостность. – Прости меня, отец.
– Исаак простил меня. Вопрос в том, простил ли ты меня, сын? – с глубокой печалью в голосе спросил Бенджамин.
Ты же знаешь, что да. Я часто говорю, прежде чем думаю, а потом жалею о своих словах. – Аарон встал и начал беспокойно ходить по комнате. Где мы можем встретиться с дядей Исааком? Мы не можем открыто пойти к нему домой.
– Это можно сделать под покровом темноты. Поскольку сегодня не пятница, не еврейский праздник, служки святой палаты не будут столь бдительны, – сдерживая себя, произнес Бенджамин.
Глаза инквизиции повсюду. Отец, тебе следовало быть в Гранаде после триумфального въезда в город. Этот старый чокнутый Торквемада, который так обожает огонь, недавно устроил огромный костер, но на сей раз не для людей, а для книг сокровища мусульманских библиотек, тысячи томов на арабском и еврейском, все они уничтожены! И что еще хуже, его власть над королевой растет день ото дня.
– Торквемада – лишь старый безумец, – тихо сказал Бенджамин. – Монархам нужны деньги, и мы, а не он, можем их собрать для них. Король Фердинанд все еще опирается на многих еврейских советников, таких, как твой дядя Исаак. И даже казначей гражданского ополчения – Авраам Сенеор – еврей, который отвечает за самое могущественное законное войско во всей Кастилии.
– Если быть евреем столь безопасно, тогда для чего мы стали католиками? Не лучше ли оставаться с дядей Исааком и отказаться от принятия христианства?
Ты знаешь, почему мы согласились, – устало объяснил Бенджамин. – Одна ветвь дома Торресов должна была принять христианство, чтобы гарантировать наше выживание, если случится самое худшее. Исаак согласился с этим пактом. А также Серафина и Руфь. Ты был слишком юным…
– Мне было четырнадцать лет, а Анне пятнадцать. Матео было семнадцать. Мы помним, как было раньше. Сейчас мы ни христиане, ни евреи. И нас никогда не примут старые христиане. Это игра на острие кинжала. Семьи делали это, чтобы спасти себе жизнь и имущество, чтобы их не лишили собственности и не продали в рабство в Северную Африку. Однако, став новообращенными христианами, мы попали под власть великого инквизитора еще в большей степени, чем когда были евреями.
Мы часто спорили об этом, Аарон. Поэтому я хочу поговорить с Исааком. Он принесет дворцовые вести. Он отправил мне в Малагу» записку. Готовится нечто грандиозное, и это касается тебя.
– Наверное, Колону дали комиссионные для его предприятия! – взволнованно воскликнул Аарон.
– Возможно, осторожно ответил Бенджамин, потом проницательно, оценивающе поглядел на сына. – Ты доверяешь этому генуэзскому моряку?
– Да, – искренне ответил Аарон. – Он такой же, как мы, – чужак в любой стране, где оказывался. Я сражался с ним бок о бок. Он отважный и стойкий и при этом целеустремленный и решительный.
- Предыдущая
- 4/93
- Следующая
