Искра (СИ) - Тараканова Тася - Страница 43

Я не безнадежна. Зарх научил меня многому, Мечислав развил мои навыки. Главное, они убедили меня в том, что именно я являюсь творцом своей Вселенной. Мысли формируют реальность, если я сумею правильно настроиться, то на запрос придёт ответ. И чем чище будет настройка на мое волеизъявление, тем быстрей я получу результат.

Сейчас мой разум заблокировался страхом и отчаянием, он вычислял, искал выходы из того, что еще не произошло. Мысли метались, а требовалось всё сделать наоборот, исключить метания. Вчера вечером направление подсказала душа, а не жалость к себе любимой и судорожные рыдания. Узнает ли меня Мара?

— Чего на дороге разлеглась?

Моя взлохмаченная голова мигом поднялась с земли, я села. Приветствие в духе ведьмы!

— Натворила ты дел, девчонка.

— Мара? Помнишь меня? — мой голос дрожал как у бедной сиротки, просящей подаяние. Хотелось бы пожелать доброго утра, но вместо этого произнесла севшим голосом.

— Я остановила время…

— Силой магии ты разорвала ткань пространства, глупая! Нарушила то, чего не должна касаться, не имела права.

— Эрвин меня… забыл.

Колдунья злобно сплюнула.

— Приворотами не занимаюсь.

— Меня вообще никто не помнит! Но ведь ты узнала! Почему?

Мара принялась разжигать огонь в очаге корявыми пальцами с почерневшими ногтями.

— Кругляши — не люди. У нас в крови магия, мы признаем магию и не боимся её, в отличие от людишек. И ты кругляшка. Что, не знала? На внешность не смотри, внутри ты наша, поэтому тебя цветок и выбрал. Люди тебя забыли, будто и не было, а для нас ты прежняя.

— Нет никакого средства?

Мара повела носом. Злится, но я не отстану.

— Чего от меня хочешь?

— Можно вернуть Эрвину память?

Ведьма медленно подсовывала под ветви, разложенные над очагом, траву с корой.

— Нет.

Огонь вспыхнул в небольшой кучке сухой травы, перекинулся на сложенные над ней веточки. Огонь заворожил меня своим неповторимым танцем, меняясь каждую секунду. К теплу потянулись руки вместе с измученной душой.

— Почему нельзя?

В упор взглянула на ведьму, распрямила плечи, перестав сутулиться. Моя кротость слетела с меня как лягушачья шкурка с Василисы Премудрой.

— Я многое могу.

— Силой тебя цветок наделил, а вот умом….

— Значит, шанс есть?

— Нет!

— Скажи, что делать. Ты ведь знаешь.

— Для чего ты хочешь вернуть память твоему красавцу? — Ведьма по-птичьи наклонила голову на бок, — отвечай как на духу.

В голове замелькали варианты ответов, которые я перебирала с космической скоростью. Один, второй, третий. Всё не то. Ведьма ждала, растягивая губы в злорадной ухмылке.

— Для себя любимой хочешь, о себе печешься. Всё думаешь, как плохо тебе без него, да как ты бедняжка страдаешь, — ведьма закашлялась, — я тоже любила. Жизнь за него готова была отдать. И что? Ничего.

— Ничего.

Слово эхом отозвалось в голове, впилось в сознание. В глазах потемнело. Ничего больше не будет. Последняя надежда испарилась с рассветом. Как пришла к ведьме одинокая и несчастная, так и уйду.

— Дальше жить надо. Вот и весь сказ.

Пора прощаться с миром, который обнулил меня. Кругляши не в счет. Они и без меня, своей шаане, обойдутся. Подхватив рюкзачок, я двинулась вглубь леса.

Просыпались птицы, сквозь ветви пробивалось неяркий света, я брела, не боясь заблудиться. Не о чем беспокоится. Слезы разъедали глаза, сердце разрывалось от боли, ноги не держали. Я села возле огромного дерева, уткнулась носом в колени, и, не замечая времени, погрузилась в мрачные мысли. Там ждала ещё одна жгучая боль.

— Горыныч, — всхлипнула я, — прости, что не увиделась с тобой. Надеюсь, у тебя всё в порядке. Если слышишь, знай, я люблю тебя. Спасибо за победу в эстафете. Ты — самый лучший. Спасибо, что ты есть. Живи счастливо и свободно.

Прощай. Прощайте все.

Если глядеть правде в глаза, я отстранилась от своих родных в Поваринске, успокоив себя тем, что с ними всё в порядке. Память о доме удобно соскользнула в дальний отдел с пометкой «не тревожить», потому что «не тревожить» было проще, безболезненнее и приносила временное облегчение. Мечислав убедил меня в том, что рядом с моими родными был Никандр Вышнев, и мама с бабушкой чудесным образом обо мне не волнуются.

Сейчас я «исчезла» из памяти людей Верховии, и они тоже обо мне не волнуются. Бумеранг вернулся.

Усталость, накопившаяся за эти дни, лишила сил. Хотелось бы совершить осознанное перемещение, но душа закуталась в чёрный плащ, на последних секундах пытаясь воскресить ускользающий образ родного дома.

Перед глазами плавали знакомые обои с размытыми желто-голубыми цветочками, исполненные в технике акварель, которые я с мамой когда-то выбирала в отделочном магазине. Рамки на стене с фотографиями: я с большими белыми бантами — первоклассница, а вот с бабушкой и мамой около фонтана на площади, а здесь я с Барсиком. Мои детские и подростковые фотки и моя настоящая земная жизнь. Ничего из того, что было в Верховии.

Ничего! Слово вспыхнуло в сознании, как сенсационный заголовок. Слово — пароль в один миг впрыснуло яд в мой организм. Прозвучало апокалиптическое «ничего», и разрушительная миссия вступила в действие.

Возвращая своё внимание к фотографиям, к старому шкафу с книгами, к письменному столу и полкам над ним, я старалась дышать размеренно. Всё на месте, я в своей комнате в Поваринске. Тоска неслышно отступала маленькими шажками. Пусть, наконец, появится беззаботная Соня, которая не так давно готовила сухарики для… Горыныча. На постель вспрыгнул Барсик.

— Ах, ты ж моя лапочка.

Вот кто первый встретил меня в родном доме! Барсик затоптал лапками, выпуская когти, замурчал. Я почесала Барсика за ушами, погладила его шелковую шкурку.

Из комнаты послышался звук работающего телевизора. Громко зазвучала музыка и слова рекламного слогана. Реклама всегда добавляла децибел, когда прерывала текущую программу. Воспоминания о реалиях моего мира заставили встряхнуться. Наступал час икс. Как я покажусь на глаза родным, что скажу? Я погладила Барсика.

Буду разбираться на месте, решать вопросы по мере их поступления.

Натянув домашнюю одежду, которую я нашла в шкафу, подхватив Барсика на руки, тихо вышла из комнаты. Бабушка с мамой смотрели телевизор. При взгляде на них у меня защемило сердце. Оказывается, я так соскучилась, что готова была кинуться и заобнимать их до полусмерти. Я с трудом стёрла с лица идиотскую улыбку.

— Не стоит на закат спать, — сказала бабушка, — голова заболит.

Я снова заулыбалась, хотя голова, действительно, болела. Но это не страшно. Ведь исчезла одна серьёзная проблема. Родные восприняли моё появление спокойно. Я немного растерялась. Может Никандр сотворил двойника? С этим стоило разобраться.

Мама вязала разноцветный шарф, бабушка с интересом смотрела какую-то мыльную оперу Душевные разговоры, наивная героиня, красавец — главный герой, и телевизионные страсти — мордасти. Ничего не изменилось. Бабуля любила истории, в которых много любви.

Я отпустила Барсика, втиснулась на диван между бабушкой и мамой и положила голову маме на колени, мечтая, чтобы она, погладила меня по волосам. Мама тут же отложила вязанье. Мамину руку — теплую и мягкую я прижала к своей щеке. От неё пахло ароматом сирени, знакомыми духами. Жаль, что я не захватила из Верховии никаких подарков. Телевизор бубнил на разные голоса.

— Что-то случилось? — мамин обеспокоенный голос заставил выпустить её руку, которую мгновением раньше я легонько поцеловала. Боже, как я соскучилась!

— Не доспала, вот и голова разболелась, — прерывисто вздохнула, снизу вверх посмотрев на маму. Так хорошо рядом с ней. Не стоит пугать её. Я села, подтянув ноги под себя.

Смотреть телевизор, от которого отвыкла, было неинтересно. Мой взгляд скользил по ковру на полу, старенькой мебельной стенке, хрусталю за стеклянными дверцами. Я знакомилась, приноравливалась, притиралась к своему дому, который успел стать чужим. Времени прошло чуть, а изменения казались необратимыми. Я смотрела на всё с грустью, понимая, что отныне мне будет тесно и неспокойно в этих стенах. Бабушка рассказывала, когда она уехала из деревни, а после навещала родных, умудрялась со всеми перессориться, так её раздражал семейный уклад, деревенские повадки и разговоры.