"Стоящие свыше"+ Отдельные романы. Компиляция. Книги 1-19 (СИ) - Денисова Ольга - Страница 104

– Кому-то нужен ручной змай…

Колдун, старый колдун из Бровиц, он же умер…

– Дурак, это бессмертие! Могущество!

– Сам ты злой дух! Тебя и лошадь поэтому боится!

– Я думаю, тебе не нужно глумиться над Надзирающими. И хотя я помню тебя как человека отважного и благородного, я все равно буду настаивать на своей точке зрения.

– Да вы с ума сошли, я же говорил: только напугать как следует! Кто разрешил применять третью степень вместо второй?

– Какая там третья! Ну, придавили немного запястье – не колено же… Дыба лучше, что ли? Зато напугался – будь здоров.

– Напугать – это не до потери сознания.

– Да он зажался, не дышал толком, поэтому и пяти минут не выдержал.

Вода на лице. Это не слезы, нет, – холодная. Это водой в лицо плеснули. И запах такой знакомый… Мама… Да это же мамина нюхательная соль… Как больно… Мама! Это отпускают, не стягивают… Кто-то платком перед глазами машет. Зачем? От этого нисколько не легче.

– Стойко! Ты слышишь меня?

Знакомый голос. «Грядет новая эпоха: эпоха Добра. Добра, а не мудрости». Интересно, Драго Достославлен тоже умеет творить чудеса?

– Стойко, сейчас, сейчас, погоди… Да снимайте же эти веревки! Ну, открой глаза! Мы тебя везде ищем, Айда весь лес перевернул, а ты здесь…

Давай, Драго Достославлен, сочиняй… Ты мастер сочинять. «И вопьется клинок прямо в сердце в груди Ламиктандра».

– Все кончилось, ты слышишь меня? Теперь тебя никто не тронет, мы позаботимся.

Как не вовремя он появился! Сил нет сказать, куда ему следует пойти со своей заботой, – подбородок трясется. Это от усталости, не от боли, не от страха. Надо открыть глаза и сказать.

– Ну наконец-то! Я уж боялся, что ты и глаз не откроешь. Бледный-то ты какой… Дайте еще раз нюхательной соли. Идти сможешь?

– Я никуда с тобой не пойду. – Голос какой-то странный, чужой. И рука болит – сил нет как болит…

– Не дури, не дури. Это ты еще в себя не пришел.

– Я. Никуда. Не пойду.

– Да тебя никто и не спросит! Поднимайся, поднимайся. Здесь душно. Помогите же ему встать, наконец!

Спаситель явился… Только напугать как следует? Неужели он верит, что Зимич после этого рассыплется в вечной благодарности и тут же захочет превратиться в змея для лучших друзей Драго Достославлена и Айды Очена? Это невозможно, чтобы чудотворы были столь наивны.

И, как назло, нет сил сопротивляться. Рукой страшно даже шевельнуть, вот-вот слезы из глаз покатятся.

– Ты даже не представляешь, какая у меня для тебя есть замечательная радость! Пойдем, ну не надо же нам тащить с собой стражу, это смешно.

Зимич хотел встряхнуть головой: все это было похоже на наваждение, на какой-то странный сон. Драго Достославлен поддерживал его под локоть, потому что Зимича шатало во все стороны, а правой рукой он прижимал к животу левую. Плохо было, тошнило. Каждый шаг отдавался в запястье жуткой, режущей болью. И встряхнуть головой не получилось: страшно было делать резкие движения.

«Зато напугался – будь здоров». Неправда. Не напугался, неправда!

Теперь рассуждать хорошо. Теперь бояться нечего. Нечего? Куда Драго Достославлен его ведет? Пока – из подвала.

– Уф, наверх, на воздух! – как ни в чем не бывало бормотал Драго. – Сегодня замечательный денек, солнце совсем весеннее. И в самом деле поверишь, что в этот день Весна в первый раз угрожает Зиме. Какая это все мерзость, Стойко, ты не находишь?

– Что? Встреча Зимы с Весной? – Голос оставался чужим, натянутым.

– Нет конечно, я об этом отвратительном подвале.

– Да ну? Не ты ли называл университет рассадником вольнодумства?

– Знаешь, я не имел в виду пытки и страшные казни. Вполне хватило бы тех нововведений, что уже сделаны. А остальное – это борьба за власть.

Спорить не хотелось – слишком тяжело было одновременно и идти, и говорить.

– Как вовремя я тебя нашел! Совершенно случайно увидел в списке арестованных твое имя. Тебе надо было сразу сказать Надзирающим, что ты друг Драго Достославлена, и тебя бы никто и пальцем не тронул!

– А я вовсе не друг Драго Достославлена.

Он никогда не будет сочинять хороших стихов и хороших сказок: он не умеет вдохновенно лгать. «Совершенно случайно»! Смешно, честное слово.

– Оставь, оставь! Напридумывал себе неизвестно чего. У меня для тебя такая радость, что ты сейчас все мне простишь.

В тюремном коридоре босиком и в изорванной рубахе Зимич никому не бросился в глаза, но на парадной лестнице Службы дознания Консистории, по которой сновали писари, клерки, гвардейцы, на него стали удивленно оглядываться.

– Оставь, не обращай на них внимания. Нам недалеко идти. Я уже послал за твоими вещами. И бумаги твои я у дознавателя заберу, не переживай. Хорошие стихи пишешь! Если хочешь, я как опытный стихотворец могу дать тебе несколько уроков.

Зимич не стал спрашивать, когда Драго успел прочитать эти стихи, если только что совершенно случайно нашел его имя в списке арестованных. Драго даже не боялся разоблачения своей лжи!

Лестница была удивительно светлой: и стены, выкрашенные в нежно-зеленый цвет, и белый мрамор ступеней, и начищенные медные перила с полированными буковыми поручнями – все сияло на солнце, и даже мутные стекла в свинцовых ромбиках оправы не погасили весенних лучей. После полутьмы подвала свет резал глаза.

Они прошли через длинное восточное крыло Службы дознания и, спустившись на три ступеньки, оказались в крытой галерее, ведущей в соседнюю постройку. С покатой крыши свешивались длинные тяжелые сосульки и капала первая по-настоящему весенняя капель.

– Все храмовые постройки соединены друг с другом переходами, это целый лабиринт, в котором можно плутать несколько дней, если не знаешь дороги. Причем кажется, что стоят дома рядом, а на самом деле от одного до другого идти не меньше четверти часа. Вот смотри, в том здании живут мнихи; удивительные, я тебе скажу, люди. У них свой маленький храм, в нем они проводят почти все время. Просят чудотворов о чудесах.

– И как, чудотворы творят чудеса?

– Ну, конец света еще не наступил, как видишь, – это ли не чудо? Так вот, к чему я о мнихах? Да, нам, чтобы попасть в их жилище, отсюда надо пройти через тридцать шесть построек, включая три трапезных, хлебопекарню, сушильню, архив, два жилых корпуса, три молельни, ну и так далее. Это целый мир, целый город!

– Драго, я тебя очень прошу: заткнись. – Зимич прикрыл глаза. – Мне не надо превращаться в змея, чтобы тебя убить, – я просто выброшу тебя через ограждение на мостовую.

– У тебя ранена рука.

– Я сделаю это одним ударом кулака.

– Ты этого не сделаешь. Потому что заблудишься, станешь бродить в переходах и никогда не увидишь той радости, которую я для тебя приготовил. Так вот, у меня здесь свой домик, маленький скромный домик из восемнадцати только жилых комнат, не считая подсобных помещений. Там тебя никто не потревожит, я выделю тебе целое крыло. Роскошная спальня с альковом, столовая, ванная комната размером с домик Айды Очена, кабинет, письменный стол больше ванной комнаты, любые книги из любой библиотеки мира, любые блюда, которые можно довезти до Млчаны, да что там говорить – я весьма уважаемый человек в этом мире.

– Не вижу в этом радости.

– Это еще не радость, это лишь удобство. Да, и, конечно, лучшие лекари, которые вылечат твою руку за считанные дни!

– Ты думаешь купить меня роскошью? Это же глупо, ты не находишь?

– Купить? Нет, ну что ты. Друзей не покупают и не продают. Я просто делюсь с тобой тем, что имею. Ты не устал? У тебя очень бледное лицо. Если хочешь, передохнем немного.

– Я не устал. – Зимич скрипнул зубами.

Он не устал. Но даже в просторных светлых коридорах и галереях не перестала кружиться голова, и Зимичу все еще казалось, что это происходит не на самом деле. Что он потерял сознание и скоро придет в себя – в темном душном подвале. Слишком абсурдна была речь Драго Достославлена и слишком неправдоподобна перемена. И лучше бы ему очнуться в подвале… Потому что совесть гораздо страшнее палачей. Потому что не разделить участь тех, кто остался в застенке, сродни предательству. И есть только один путь для искупления, оправдания – сделать так, как советовал ректор: обменять свое превращение на университет.