"Стоящие свыше"+ Отдельные романы. Компиляция. Книги 1-19 (СИ) - Денисова Ольга - Страница 31

— О призраках? — в голосе отца промелькнула тревога. — Не позволишь мне взглянуть?

Йока недовольно оторвался от чтения и молча протянул книгу отцу. Тот долго смотрел на переплет, поворачивая ее в руках, потом пробежал глазами оглавление и спросил, жестко и требовательно:

— Где ты ее взял?

Йока пожал плечами и невозмутимо ответил:

— Мне дал ее профессор Важан.

— Я не ослышался? — отец присел на стул рядом с Йокой.

Йока повернулся к отцу лицом и с вызовом посмотрел ему в глаза:

— Нет. Я сегодня был у него. Мы обсуждали основной постулат теоретического мистицизма. И он дал мне эту книгу.

— Вот как? Ты ездил к профессору Важану? Зачем?

— Я подумал над твоими словами и решил, что действительно выглядел наглецом и грубияном, — едва сдерживая смех, серьезно сказал Йока, — и решил перед ним извиниться.

Отец опешил от такого ответа, и Йока со злостью подумал, что так отцу и надо: нечего в глаза говорить одно, а за глаза — другое. Если бы отец не стал читать нотаций, а честно сказал, что стоит на его стороне, может быть, тогда Йока не посчитал бы его заступничество подачкой. Пусть отец знает, что он в заступничестве не нуждается, тем более в тайном, и сам может выяснить отношения с Важаном.

Дурачком отец не был, но и предположить, что Йока подслушал позавчерашний разговор в библиотеке, не мог. Чувствовал, что в словах Йоки кроется подвох, но в чем он состоит, не понимал. А главное — не мог возразить.

— Что ж… Похвально… Но мне кажется, такие книги тебе читать рановато.

— Наверное, учителю видней, что мне рано читать, а что — нет.

— Важан преподает вам историю. И, насколько я знаю, теоретического мистицизма в программе нет.

— Ну и что? У нас есть философия, где как раз говорится о теоретическом мистицизме.

— Йока, послушай. — Отец поменял тон и придвинулся ближе. — Профессор Важан — уважаемый педагог, преподаватель университета. Но вместе с тем он заметный человек в партии консерваторов. Я не имею ничего против его преподавания истории, но мне бы не хотелось, чтобы он влиял на твое мировоззрение. Ты меня понимаешь?

— Ты так говоришь, потому что консерваторы сочувствуют мрачунам?

— Не только. Но и поэтому тоже. Эта книга опасна для молодых умов.

— Это же не запрещенная книга, — равнодушно повел плечами Йока.

— Нет, это не запрещенная книга. Но, во-первых, в ней слишком много насилия, а во-вторых… Ее писали не для того, чтобы подростки строили догадки и делали для себя ошибочные выводы.

— А профессор Важан дал мне ее как раз для того, чтобы я сделал собственные выводы. И, знаешь, тут написано много такого, что очень сильно расходится со статьями в твоих газетах, — Йока усмехнулся.

— Именно поэтому я и назвал книгу опасной. Слишком легко сделать неправильный вывод. Еще легче — начать фантазировать и распускать глупые слухи.

— Конечно! Мне целыми днями твердили, что страх перед росомахой — это глупые суеверия. А оказалось — это вовсе не суеверия. Они все что, меня обманывали?

— Вот видишь… Нет, никто не пытался тебя обмануть. Призраки — малоизученная область нашей жизни. И причастность росомахи к их появлению — не более чем предположение. А на предположениях жизнь не строят.

— А я тебе скажу, какие выводы я сделал, — широко улыбнулся Йока. — Призраки малоизучены только потому, что существует основной постулат теоретического мистицизма. Если бы не существовало утверждения о том, что они есть абсолютное зло, их бы уже давно изучили вдоль и поперек!

Отец побледнел и отстранился:

— Это тебе сказал профессор Важан?

— Нет конечно! Он, как и все вы, тоже говорил о том, что этот принцип незыблем. Только я-то вижу, что это полная ерунда!

— Йока, ты ничего не понимаешь. Ты не понимаешь, что́ ты сейчас говоришь.

— Отлично понимаю. Так говорят мрачуны, правильно? Это они придумали оккультизм вместо теоретического мистицизма. Ну и что? Даже если мрачуны столь ужасны, не могут же они ошибаться во всем?

— Совершеннолетнего я бы за эти слова отправил в тюрьму, — вздохнул отец, — поэтому я прошу тебя: никогда и никому этих слов не повторяй. Есть вещи, в которых ты ничего не смыслишь.

— Тогда объясни мне, почему никто не изучает призраков? Сказали — абсолютное зло, и все должны поверить? Но это же глупо!

— Нет, это не глупо. Призраки приходят в этот мир и отнимают человеческие жизни. Они враждебны нам. И для науки неважно, почему они это делают.

— А для меня — важно! — вспыхнул Йока. — И я хочу это знать. Почему все сразу начинают обвинять меня в том, что я заодно с мрачунами? Я призраков не вызываю.

— Иногда любопытство бывает очень опасным. Именно поэтому оставь изучение призраков чудотворам. Уверяю тебя, ответ на твой вопрос не так важен, как твоя жизнь и рассудок. Понимаешь меня?

— Я всего лишь читаю книгу, — проворчал Йока.

— Я и не отнимаю у тебя этой книги. Но мне бы хотелось, чтобы ты не переходил от теории к практике. А тебе, я чувствую, очень хочется самому удостовериться в правдивости этих историй.

— Да не собираюсь я ничего проверять. Можешь за меня не беспокоиться.

— Если бы ты всегда говорил мне правду, я мог бы тебе поверить, — улыбнулся отец вполне добродушно, но Йока его добродушия не оценил.

— Если бы ты всегда говорил правду мне, я бы, возможно, тоже не стал тебя обманывать, — буркнул он себе под нос и добавил погромче: — Получается, что моя правда всегда оборачивается против меня.

— Ты еще ребенок. И мое дело — защитить тебя и уберечь от ошибок.

— Сам говорил, что чудотворы становятся совершеннолетними в четырнадцать лет!

— Да. И мрачуны, между прочим, тоже. По закону мрачун может быть осужден на смерть даже в четырнадцать лет.

— Я не мрачун.

— Не сомневаюсь в этом. Но мне бы не хотелось доказывать это в суде. Ложись спать, уже поздно.

Спать Йока не собирался и продолжил читать, когда отец поцеловал его на ночь и вышел из комнаты. Слова Важана о том, что можно самому сделать выводы из прочитанных историй, не давали ему покоя. И, дочитав книгу до конца, Йока вернулся к началу.

Сна как не бывало… Йока сидел поперек постели, подтянув к себе ноги, и ждал. Наивно было надеяться, что стоит выключить ночник, и призраки валом повалят в комнату. Глаза давно привыкли к темноте, и Йока рассматривал полосатые обои на стене напротив: он много лет любовался на них, засыпая и просыпаясь, но в полумраке знакомые линии складывались в новые узоры. И вот уже не бледно-розовые маки вплетались в вертикальные серебряные полоски, а профили сказочных чудовищ косили глазами из темноты, и женские руки лепестками тянулись в стороны, и ядовитые змеи извивались вкруг них, грозя ужалить.

Может быть, Йока задремал? Комната полнилась звуками: шорохами, поскрипыванием паркета, тиканьем часов и тонким звоном в ушах. Словно все вокруг оживало, просыпалось, медленно приходило в движение. Словно погашенный ночник давал добро на какую-то другую — ночную — жизнь, запрещенную при свете солнечных камней. Йоке не было страшно, напротив: тихая, незаметная глазу жизнь вокруг будоражила его, и мурашки бежали по спине вовсе не от страха — от предвкушения. И вместе с тем оцепенение охватывало тело и туманило глаза.

Мягкий, глухой стук в стекло заставил его резко повернуть голову. Йока вздрогнул, но скорей от неожиданности. Будто проснулся. Кто мог постучать в окно второго этажа? Ведь не росомаха же, право, залезла к нему на балкон! Йока пристально вглядывался в большое блестящее стекло, но не видел ничего, кроме черноты и блеклого отражения комнаты. Стук повторился, и к нему добавился тихий неприятный скрежет: будто ногтем. Словно и в самом деле росомаха провела по стеклу когтистой лапой.

Йока, пожалуй, немного испугался и, чтобы доказать самому себе, что ничего не боится, собирался встать и открыть балкон, но что-то удержало его на месте.