"Стоящие свыше"+ Отдельные романы. Компиляция. Книги 1-19 (СИ) - Денисова Ольга - Страница 52

Он ушел ночью, убедившись, что хозяин крепко спит. Это было самонадеянно, если не сказать — глупо. Но оставаться там Зимич больше не хотел. Он не испытывал ни ненависти, ни обиды и даже пытался оправдать Айду Очена: тот не желал ему зла, просто не понимал, почему Зимич не хочет становиться змеем. Оправдания выглядели жалко, и сквозь них в голову просачивались мысли куда более страшные: не желание ученого закончить научный труд — что-то иное заставляет хозяина искать ручного змея. Тревога — холодная гадюка с треугольной головой — никак не исчезала.

Полусумасшедший старик-колдун верил, что встречается с духами, но Зимичу доводилось читать несколько трудов о колдунах и мирах, которые им грезятся: сказки о злых духах хорошо рассказывать на ночь детишкам.

Ночь была вьюжной и холодной, и если в лесу ветер лишь шевелил верхушки елей, то на реке свистел в ушах и взвивал снег со льда и берегов. Зимич надеялся выйти на санный след, где идти станет легче, но путь замело, и он никак не находил наезженной дороги под ногами.

Липкий снег засы́пал шапку и набился под воротник, меховые отвороты рукавов обледенели и царапали запястья, лицо горело, потому что время от времени приходилось его вытирать. С рассветом ветер не только не стих, но и подул сильнее, к низовой метели добавился густой снегопад, но Зимич решил, что это к лучшему: в такую погоду ни один здравомыслящий охотник не отправится в дорогу. А если и отправится, то не разглядит на реке одиноко бредущего человека.

К полудню Зимич раздумал идти в Хстов, как собирался первоначально, — теперь его тянуло в Горький Мох. И чем сильней дул встречный ветер, тем навязчивей становились мысли о доме, о маме, о празднике Долгих ночей… Он не посмел взять денег у Айды Очена (а тот никогда их не прятал и своего достатка не скрывал), сунул в котомку лишь выпеченный Стёжкой каравай ржаного хлеба — и теперь чувствовал себя вором, хотя понимал, что хозяин не только не обеднел без этого каравая, а был бы рад дать Зимичу еды на дорогу.

На Южный тракт — пустынный и засыпанный снегом — он вышел лишь к вечеру, а до ночлега добрался к полуночи. Теперь его не пугало отсутствие денег: вокруг костров на постоялых дворах ночевало много людей, не желавших платить за сомнительное удовольствие спать на жестком тюфяке в холодной и дымной комнате. И хотя у Зимича не было теплого тулупа до пят, замерзнуть он не боялся. И точно: его легко приняли в круг бородатых возчиков, крестьян, искавших заработка в Хстове, и нищебродов, не сумевших найти пристанища на зиму. Жизнь среди охотников научила его понимать простых людей, уважать их и добиваться их уважения.

Не обошла Зимича и бутылка хлебного вина, пущенная по кругу. От охотников он лишь слышал о столь крепком напитке, но сам его никогда не пробовал. Стоило определенного труда не закашляться и не скривить лицо, но это испытание Зимич выдержал с честью. Зато на следующее утро в путь он тронулся на санях с тремя деревенскими, которые везли в город спряденный лен.

Еще день пути Зимич провел в раздумьях: ехать ему в Хстов или повернуть в Горький Мох. Что, собственно, он забыл в Хстове? Да, хотелось заглянуть в университет, найти профессоров, с которыми можно поговорить о превращении в змея, о сомнительном Айде Очене, о неизвестной никому Славлене и загадочном Ламиктандре, которому грозит смерть… Но пустят ли его в университет в охотничьем полушубке, заросшего бородой, с обветренным лицом?.. Кто признает в нем бывшего студента, отпрыска рода Огненной Лисицы? За три года его однокашники давно закончили учиться, и — кто знает? — может быть, ему негде будет даже остановиться на ночлег. Да и какое ему дело до Славлены, Ламиктандра, до духов, что угрожают неизвестно кому?

А между тем Млчана изменилась за три года… Сначала Зимич этого не замечал, да и не так часто за свою студенческую жизнь ему доводилось бродить по зимнему тракту, чтобы это заметить. И ночами у костров рассказывали совсем другие сказки… О близком конце света говорили кругом, о таинственном и абстрактном Зле, на службе которого стоит змей о семи головах, такой огромный, какого еще не рождала земля. И явится этот змей, чтобы разом уничтожить весь мир.

Дважды телегу, на которой ехал Зимич, догоняла процессия странных служителей Предвечного: в жалких опорках и рубищах, сквозь которые просвечивали грязные замерзшие тела, они брели по зимней дороге и выли по-звериному. Зрелище было впечатляющее… Зимич сначала не разобрался, о чем они хотят поведать миру столь странным образом, но мужики ему растолковали: многим служителям Предвечного в одночасье было откровение — о надвигающейся на мир беде. И теперь они бредут по дорогам, разнося эту весть по городам и весям, и призывают людей под знамена Добра — на помощь Предвечному и его чудотворам.

— А кто такие чудотворы? — поинтересовался Зимич, подумав при этом: не волшебники ли это, которые умеют творить чудеса?

— Ты не слыхал о чудотворах Предвечного? — рассмеялся самый молодой из его попутчиков.

— Не смейся, — одернул его старший. — В Лесу и о Предвечном-то не слыхали, а уж о его чудотворах…

Да, в Лесу и в самом деле не очень верили в Предвечного… Впрочем, в университете тоже велись бесконечные споры о его существовании. На философском факультете, как водится, изучали феологию, но эта дисциплина не нашла большого числа приверженцев — Зимич посетил две лекции прибывшего из Лиццы Надзираюшего, поспорил с ним немного и оставил бесплодные попытки убедить закостеневшего в догматах Храма феолога. Даже оттачивать на нем умение вести диспут было неинтересно: о чем говорить с человеком, логика которого лежит на постулатах, в которых нельзя усомниться? Однако Зимич неплохо представлял себе догматы Храма и видел, какая каша намешана в головах простолюдинов, ищущих защиты и у Предвечного, и у деревенских колдунов, которые не желали слышать о Предвечном, провозглашая его едва ли не предводителем злых духов. Да и зачем людям Предвечный, если колдун лечит от болезней, предсказывает будущее, вызывает дождь на поля и солнце на время сенокоса?

— Чудотворов Предвечный послал, чтобы защитить нас от семиглавого змея, который скоро явится, чтобы пожрать весь мир.

Семиглавого змея? Уж не ручного ли? Ручного змея на службе волшебника, умеющего творить чудеса? Да и с откровением, которое явилось служителям Предвечного, тоже было что-то не так. Слишком напоминало предсказание смерти некоего никому не известного Ламиктандра… И не в стихах ли оно было явлено?

Странную процессию проповедников в рубищах Зимич застал на постоялом дворе: там их вой обрел некоторый смысл. Люди звали их к кострам, накидывали им на плечи тулупы, давали хлеба и хлебного вина — но вина проповедники не пили. Зато охотно рассказывали сказки о наступающем конце света. То ли они и в самом деле были слегка сумасшедшими, то ли с ума их сводил зимний холод, то ли — и в это Зимич поверил более всего — все они отравились каким-то ядом, из тех, от которых людям являются и не такие откровения. Потому что живописали они конец света в умопомрачительных подробностях, только путано, а оттого еще более жутко. И непонятно было, то ли Предвечный так сердится на людей, что насылает на них многоглавого змея — а с ним еще множество опасных и ядовитых тварей, вроде скорпионов с львиными головами, — то ли многоглавый змей сердится на Предвечного и ведет с собой воинство Зла. Но, так или иначе, чудотворы — воинство Добра — встанут на защиту людей от всех этих чудовищ. Однако победить смогут лишь тогда, когда люди повернут головы в сторону Добра и отрекутся от Зла в самих себе.

Зимич попытался задать несколько вопросов продрогшему проповеднику, но тот впал в неистовство, плевался, махал руками и вопил о том, что Зимич есть защитник Зла и своими злыми речами хочет приблизить конец света. Позиция проповедника в споре была беспроигрышной, Зимич не раз слышал о подобном способе ведения диспутов и даже сам когда-то пытался его освоить, но так и не сумел: ему больше нравились честная логика и веские аргументы, а не хитрость и подтасовка фактов.