Ревизор: возвращение в СССР 23 (СИ) - Шумилин Артем - Страница 28

— А бабушка? — спросила Галия. — Она как?

— У тёти Маши надо спросить, — ответил он, — она же не прекращала с ней общаться.

— Слушайте, ну есть нормы поведения, — заметил я, — есть моральные нормы, есть государственные законы, в конце концов. Если человек нарушает всё это, он должен отвечать за свои поступки, согласны? И то, что он нарушает все эти нормы в отношении своих близких, это обстоятельства отягчающие, а не смягчающие. Надо так к этому относится. А то привыкли считать детей своей собственностью. А дети своим всепрощением только усугубляют ситуацию, потому что такие родители только вразнос идут, чувствуя безнаказанность. За всё надо отвечать.

— Согласен, — поддержал меня Ахмад.

— Вот, допустим, — продолжал я, решив, что настало время приступить к реализации своих коварных планов, — квартира в Святославле. Что с ней будет после развода?

— Мне ничего не надо, — тут же замахал руками Загит. — Пусть ей остаётся.

— Это мужской поступок, — кивнул я. — Но по отношению к детям и внукам, разве это будет справедливо? Тот же Руслан без своего жилья, у него дочка маленькая. Они почему не могут получить причитающуюся им площадь в общей квартире? Ладно, вы все выписались. А он-то нет. Половина квартиры, получается, теперь его. Разве не так?

— Ну, вообще-то, так, — согласился Загит.

— Значит, надо помочь Руслану получить свою долю. Глядишь, и на второго ребёнка решатся с Настей, улучшив жилищные условия. Половина благоустроенной трёшки и Настин домик — это, как минимум, благоустроенная двушка. А то, что вы все разбежались, теряя тапки, всё бросив, лишь бы не связываться с Оксаной Евгеньевной, как раз, и говорит о её безнаказанности…

— А Галие что тогда достанется, а Рафику? — спросил Загит. — Помогать будем только Руслану и Насте? Потому что Галия и Рафик выписались?

— Позволю себе сказать за Галию, если она не против — мы ни на что не претендуем. Все, что вашей дочери надо, я ей сам обеспечу. Правильно, Галия? — спросил я, посмотрев на жену.

Она кивнула, и прильнула ко мне, обняв за руку.

Да, как бы ни было мне приятно что-то получить от Оксаны, чтобы досадить ей, брать ничего нельзя, иначе Загит заподозрит наш с Галией корыстный интерес в этой схеме. А если он никак не просматривается — с моральной стороны ценность моего предложения резко для него возрастает. Не за себя же радею — за других его детей.

— А вот по Рафику вы правильно поднимаете вопрос. Возможно, трешку надо разменять на две квартиры, одну из них продать, а деньги поделить пополам между сыновьями. Думаю, что-то надо выделить и Марату тоже, на будущее. Руслан тогда может не менять дом Насти на двушку, а пристроить к нему комнату или две, улучшить санитарные условия. Или… Кстати, Ахмад же будет дом продавать скоро в Святославле, если я все правильно понимаю. Почему бы Руслану не продать свой дом, и с этой доплатой не купить дом Ахмада? Там все шикарно сделано, и вода в доме, и канализация. Это получше своей квартиры в Святославе будет.

— Все верно, — кивнул Ахмад, — для себя все делал, на совесть. Дом — единственное, о чем жалею, уехав из Святославля… Но продавать да, буду.

— Возможно, остальные братья скинутся сейчас, продав эту квартиру, полученную после размена трешки, чтобы Руслан мог себе позволить купить дом Ахмада. А потом, через год-два, уже Руслан поможет одному из них, скорее всего, Рафику, улучшить жилищные условия. А там и очередь Марата подойдет. И тогда и Оксана поучаствует по-настоящему в улучшении качества жизни своих детей, вместо того, чтобы голову им морочить своими закидонами.

Загит взглянул на меня тяжёлым взглядом и вздохнул. Возразить, похоже, было нечего. Ему придется серьезно подумать над ранее запланированным гусарским жестом — уйти, оставив трешку жене. И шансы у его сыновей, с моей точки зрения, на раздел квартиры есть, Загит точно воспринял сейчас мои доводы. А он ради своих детей что угодно сделает, и не как Оксана, пытаясь ими командовать, а действительно, сугубо ради их благополучия…

Украина. Село Смелое.

Всю ночь Екатерина Михайловна не выключала в хате свет, так и забылась тревожным сном, держа в руках кочергу. Утром, когда уже совсем рассвело, она осмотрела двор через окно и, никого не заметив, решила, что уже можно попробовать выйти на улицу.

Убрав от двери лавки и стулья, она осторожно отодвинула засов и выглянула в сени. Никого там не увидев, выглянула из сеней, и, окончательно осмелев, вышла на улицу.

— Фух, насилу отбилась, — прошептала она. — А ещё мужика Машкиного ругала, что он пацана испугался… Теперича понятно… Пашка ж с дьяволом на короткой ноге! Подослал своего подручного беса на ночь глядя…

Она переоделась и поспешила на почту предупредить дочь.

Взяв бланк срочной телеграммы, она написала текст и подала в окошко.

— Это что такое, тёть Кать? — потрясённо спросила работница почты, прочитав текст телеграммы. — Я не буду это отправлять.

— Отправляй, не выдумывай! — взъярилась Екатерина Михайловна.

— Что отправлять? Вот это: «Пашка чёрт подослал беса тчк Забудь про них или пойдёшь за ними в ад»? Тёть Кать, какие черти, какие бесы? Их не существует! Религия — это опиум для народа! Вы чего?

— Какие бесы⁈ — пристально уставилась на неё Екатерина Михайловна. — И я так думала, пока сама вчера беса не увидела! Натуральный посланец дьявола!

— Извините, тёть Кать, я не буду такую телеграмму религиозную отправлять. Меня с работы погонят! В СССР атеизм победил!

— Дура! Ты что, не понимаешь? Раз бесы есть, значит, и Бог есть! Нет никакого атеизма!

— Нет! Тёть Кать! Даже не просите! Никак нельзя!

— Тогда соедини меня с дочкой!

— Переговоры в другом окне.

Москва. Обувная фабрика «Красная Заря».

Попали мы на фабрику лёгко и непринуждённо. Встретил нас секретарь местной комсомольской организации Семён Данилович Громов и отвёл к себе в кабинет. Он оказался молодым невысоким, но стройным темноволосым парнем с серьёзным взглядом.

— А я и журналиста ещё привёл, — представил меня Сатчан. — Знакомьтесь.

— Павел, — протянул я ему руку и подал ему своё удостоверение.

— «Труд»? — поднял он на меня удивлённые глаза. — Ничего себе…

— Ну, так и происшествие у вас произошло нерядовое, — серьёзно ответил я.

— Вы про Куницыну? — кивнул он, округлив глаза. — Да это просто кошмар!.. Так над людьми издеваться! Они всемером живут в комнате двадцать семь метров. Она, её старенькие родители, два её сына, старший женился, у него жена и ребёнок маленький родился. Три года первые в очереди на квартиру. И всё никак…

— Зачем она так-то? — спросил Сатчан. — Надо было жаловаться!

— Ага, чтоб вообще из очереди выкинули?

— А как бы они её выкинули? За что? — спросил я.

— Нашли б за что. Опоздала на пять минут, за машину швейную сломанную посадили — норму не выполнила… Да мало ли, ещё чего придумали бы, было бы желание.

— Это, прям, произвол какой-то! — возмущённо проговорил Сатчан.

— Да тут со многими так, — ответил Громов, понизив голос. — Люди десять-пятнадцать лет уже в очереди простояли, и не уволишься. На новом месте же и в очередь на квартиру заново вставать придётся. А начнёшь права качать, из очереди вылетишь.

— Крепостное право какое-то, это просто возмутительно… Давайте с этим что-то делать, — предложил я, глядя на него. — Сколько можно молчать?

— Давно пора! Я уже и не надеялся ни на что, если честно, у нас в райкоме никому ни до чего дела нет, — пожаловался он.

— И на райком ваш управу найдём, — пообещал Сатчан. — С чем к вам в прошлый раз пришёл «Комсомольский прожектор» МГУ?

— А, это. Пойдёмте, покажу, — поднялся он и мы встали и пошли за ним.

Портфель я взял с собой, чтобы не таскать в руках фотоаппарат, привлекая к себе слишком много внимания. Пока нам это ни к чему.

Он провёл нас по территории предприятия, показал место раскопок теплотрассы между двух корпусов.