Принятие (СИ) - Хайд Адель - Страница 14

— Да вы с ума сошли, Александр Иванович, какая «императорская фамилия», у меня вообще никого не осталось, кроме жены и детей.

Но Шувалов не дрогнул:

— Я понимаю, Ваше Величество, но всё же настаиваю.

Император сжал губы, потому что в семейный архив имел доступ только действующий император, там были такие документы, за которые не то, что вражеская разведка, свои «доброжелатели» убьют. Тайны деторождения и смены династий и многое другое.

— Александр Иванович, вы понимаете, что в случае утечки информации, я буду вынужден казнить того, на кого просто падёт подозрение, а это автоматически тот, кто войдёт в архив? — император не шутил. Тайны императорской семьи охранялись жёстко.

— В архив пойдёт граф Забела, —вдруг выдал Шувалов

Андрей Забела вздрогнул, и недоумённо спросил:

— Почему я?

— Ни семьи у тебя, ни детей, нет слабостей, за которые можно зацепить человека, — тихо ответил граф Шувалов.

А Забела сразу вспомнил, что у него есть одна слабость, но промолчал.

Император спросил:

— Что с Паскевичем будем делать? Я очень зол. Все последние донесения были если не радужными, но кризисных критических ситуаций там не было. А здесь гибель командующего корпусом, эпидемия, не выполнены поставки лекарства. И он не в курсе?!

Виленский, который до этого сидел молча, предложил:

— Отправь его на границу, пусть примет командование тем, что осталось от Каспийского корпуса, пусть наладит всё.

Уже через несколько минут Паскевич, пониженный в звании до полковника, снова надевал пояс с оружием на мундир. Глаза его горели отчаянной радостью.

Утром Тверской полк выдвинулся в сторону границы, возглавлял поход, полковник Паскевич, бывший генерал-адъютант и главнокомандующий армией Стоглавой.

Командование всей армией пока перешло императору. Людей много, а положиться не на кого. Александру Третьему было страшно, за империю, за детей, за себя, страшно было верить даже близким.

Но, если он перестанет доверять друзьям, то это значит, что тот, кто всё это затеял, добился своего.

***

Москов. Манеж.

Сегодня на выставке ожидались иностранные послы и их негоцианты. Это было заметно и по оживлению на стендах. Похоже вчера была просто-напросто «разминка», потому как количество людей, приезжающих сегодня, в разы превышало то, что было накануне.

Ирэн, сидела в небольшом закутке своего нового маленького стенда. Но, зато он стоял напротив входа и мимо него шли все. Для распорядителя стенд Ирины снова стал «головной болью». Он уже, наверное, тысячу раз пожалел, что предложил даме переехать. Люди, доходили до стенда Ирины и останавливались здесь надолго. В результате чего образовывалась толпа, которая перекрывала все проходы дальше.

В закутке Ирина пряталась от распорядителя, потому что, если он ещё раз к ней придёт с жалобой очередного купца на то, что что к тому никто не доходит, она точно ударит его.

А распорядитель пытался прорваться сквозь толпу, окружающую стенд, и это он ещё не видел, что творится в «кладовке», куда Ирэн поставила отца. Но распорядитель прорывался не для того, чтобы снова передать несговорчивой баронессе очередную жалобу, а потому, что получил распоряжение из мануфактур-коллегии о том, что необходимо срочно предоставить Лопатину место в центре.

Голова у несчастного шла кругом, и он никак не мог понять, что там в коллегии со всеми происходит. Почему один приказ противоречит другому.

В закуток к Ирине заглянул парень из стеклодувов, который пока ждал Путеева с бароном Виллье, и не был очень занят:

— Ирэн Леонидовна, там вас распорядитель спрашивает, говорит снова надо место менять

Ирина решила, что сегодня она возьмёт грех на душу и прибьёт кого-нибудь.

— Да они издеваются, — думала она, — ни за что не перееду.

И с этой мыслью решительно вышла из закутка. Обрадованный распорядитель просился к ней, пытаясь рассказать, что сам Алябьев распорядился предоставить ей лучшее место.

Но Ирина, не дослушав сразу сказала: — Нет!

Она ещё не знала, что этим «нет» подписала приговор карьере, по крайней мере господина Алябьева, который не удосужился проверить по чьему приглашению, приехали Лопатины, кто такая Ирэн, что она будет выставлять, и не проконтролировал своих людей, когда те выполняли распоряжение его… жены.

Ирина пошла в «кладовку», судя по времени, там уже должно были начать собираться иностранные «гости».

До «кладовки» Ирина дошла, но вот даже зайти в коридор оказалось проблематичным. В коридоре толпились люди, говорящие на разных языках. Ирина выцепила, что-то похожее на plow* – она неплохо знала английский, а броттский был очень похож.

(*plow (англ) – плуг)

Люди были одеты немного по-другому. Ирина уже поняла из своих небольших знакомств с иностранными аристократами, что мода в Стоглавой несколько более консервативна, чем в остальных странах. Иностранцев можно было сразу отличить по более пышным парикам, многие мужчины в Стоглавой вообще не носили парики, и по цветастым камзолам, более коротким, иногда с широкими фалдами, что создавало ощущение того, что они пришли на бал.

Ирина увидела знакомое лицо, это был Анджей Любомирский. Как и когда-то в Никольском, Анджей был одет по последней моде, судя по ярко-канареечному цвету камзола, у него был огромный завитой парик, и, когда он подошёл, то Ирина почувствовала, что он снова не пожалел духов.

— Ирэн Леонидовна, — буквально закричал господин Любомирский и ринулся навстречу, — как же я рад вас видеть, — уже спокойнее произнёс он, снова немного шипя на согласных. Посмотрите, не могу пройти к вам на стенд, но весьма благодарен, что вы про меня не забыли, и господин Любомирский помахал приглашением, которые Ирэн рассылала, чтобы гости выставки могли найти её в «кладовке».

Охрана, которую Ирина стребовала с распорядителя после происшествия с Балашовым, наконец-то обратила внимание на то, что «хозяйка» стенда не может к нему пройти.

С помощью здоровых охранников, Ирина, а вслед за ней и господин Любомирский, прошли по коридору.

Отец, с замученным видом что-то выслушивал от плотного невысокого человека в ярко-зелёном камзоле.

— Интересно, — подумала Ирина, — кто все эти люди.

Ей казалось, что она приглашала гостей всего из пяти основных посольств.

Выяснилось, что в основном, это мелкие купцы, которые съехались на выставку и поддержку которых обеспечивают их посольства. Они останавливаются в посольских домах и в целом их проживание проходит на территории посольств.

Ирина попросила охрану вывести всех тех, у кого не было приглашений. Через двадцать минут в «кладовке» осталось немногим больше десяти человек.

Анджей Любомирский стоял возле Ирэн и рассказывал ей, какие перспективы могут открыться перед баронессой, если она примет приглашение Понзского княжества.

— Это что, меня «вербуют»? — про себя подумала Ирина, а вслух спросила, — и в каком статусе вы предлагаете мне поехать в Понзское княжество?

Но Любомирский был хитрый дипломат, поэтому ответил расплывчато:

— Это вам самой решать, но у нас такой двор, самый изысканный двор Европы, самые лучшие портнихи будут в вашем распоряжении, сам Великий князь будет вас принимать, и это он передал через меня это приглашение.

Ирина не стала сразу отказываться, но тоже решила ответить расплывчато:

— Я продумаю, господин Любомирский. А помимо приглашения вашего короля, какие ещё вопросы у вас есть?

Ну и конечно, он рассказал, что основной целью является покупка плугов. И что, увидев белый камень, он тоже загорелся такой купить.

— Я, ведь в основном по сельскому хозяйству, — начал Любомирский, — большое значение оно имеет.

—Да уж, — вновь подумала про себя Ирина, — если ты знал как прав. Вся продовольственная безопасность в мозолистых руках крестьянина.

И почему-то вспомнилось, что в её мире, в её стране, чуть было не уничтожили крестьянство как класс, хорошо спохватились, а то бы до сих пор ели «ножки буша» *, неизвестно какими гормонами накачанные.