Комсорг 2 (СИ) - Белов Иннокентий - Страница 42

Сигареты купил как раз вчера, как почувствовал слежку, на всякий такой интересный случай.

Собираюсь, как опытный сиделец, а не как комсомолец, с неким знанием вопроса, что точно подметят опера комитета.

— Куришь? — усмехнулся Первый. — Спортсмен же?

— Собираюсь начать, — важно ответил и задумался, чтобы мне еще взять с собой.

Брать нужно все, неизвестно еще, по какой статье меня могут начать прессовать. Могу оказаться в СИЗО вместе с остальными малолетками, так что и сигареты, и чай понадобятся тогда.

Там у них вроде все по беспределу, поэтому крепкие кулаки и характер тоже понадобятся тогда.

Скорее всего отвезут меня в Большой дом, но все может быть.

Потом я душевно попрощался с Таисией Петровной и спустился вниз под плотным присмотром Первого.

Девчонки из овощного, Ирочка с Людмилой, такое зрелище не пропустили и громко пожелали мне скорого возвращения, так что морально я немного повеселел. Есть за мной хорошие люди, чтобы мне не предъявляли.

Посадили на заднее сидение, сумку положили в багажник и через двадцать минут я заехал в закрытые дворы где-то в районе Литейного. Там, значит, есть какой-то изолятор.

Но никуда сдавать меня не повели, а проводили в кабинет на втором этаже трехэтажного здания.

Где меня встретил взрослый мужчина в обычном костюме, посоветовавший называть его товарищем майором.

— Садитесь, Бессонов, — указал он на стул перед своим столом.

Видно, что кабинет не стандартная допросочная, нет решеток на окнах, шкафы с бумагами стоят вдоль стен, а этот товарищ майор взял его на какое-то время для проведения первичного допроса.

Похоже на какое-то хозяйственное помещение на самом деле.

Кажется мне, что в сильно охраняемый периметр Большого дома мы не въехали, а это значит, что меня по-настоящему регистрировать не хотят пока. Пока не убедятся, что это я отправлял анонимки с предсказаниями, но самое главное — знаю еще что-нибудь такое же из будущего.

Но тогда точно и дальше регистрировать не станут, потому что мое знание — оружие силы слишком разрушительной, чтобы о нем хоть что-то узнали лишние люди.

Интересно, понимает ли этот товарищ майор, во что он ввязывается прямо сейчас?

Ведь он тоже может не успеть спрыгнуть с набирающего ход под откос состава.

— Товарищ майор! Хотелось бы знать, за что я задержан? — решаю я проявить инициативу.

— Задержан? Совсем нет, вас пока пригласили для того, чтобы ответить на некоторые вопросы. Задержание пока не произведено, мы не какие-нибудь нарушители прав советского гражданина. Ведь вы — советский гражданин?

На такой понятный вопрос я отвечаю, конечно, утвердительно.

Майор пока вникает в какие-то напечатанные бумаги, наверно, подробное описание моих анонимок и прочих сигналов. Самих конвертов с анонимками на столе я не вижу, да и так называемый опросчик явно только готовится что-то меня спрашивать по существу предмета.

Сначала он просто судорожно перелистывает печатные листы, но потом постепенно вникает в суть дела и скептическая усмешка растекается на лице майора.

Да, он читает о невозможных предсказаниях, которые совпали случайно или просто так с суровой действительностью, теперь кто-то наверху хочет получить его мнение на этот счет.

— Давайте сначала я спрошу вас, — ведет себя майор очень вежливо и предупредительно. — Имеете ли вы отношение к некоторым анонимкам, пришедшим в нашу контору?

— Смотря к каким? Может их у вас тысячи? Наверняка так оно и есть. Огласите весь список, пожалуйста. Мне чужого не нужно.

— Вот к этой, например. Про аварию самолета ЯК-40 под Ленинаканом, — определяется он с вопросом.

Не знаю, почему он не с аварийной посадки в Поти начал, но киваю утвердительно:

— Эту я писал, — коротко отвечая я.

Я уже давно обдумал свое настоящее положение и решил, что отпираться от чего-то не стану.

Кассирши на почте меня узнают и на Желябова я сильно светился, нет смысла упираться и доставлять проблемы комитету с каким-то доказательством моей нелегальной деятельности.

— Как вы смогли предугадать аварию под Ленинаканом? Ваше письмо пришло в комитет пятнадцатого апреля, отправлено оно тринадцатого апреля, судя по штемпелю, а катастрофа случилась девятнадцатого числа?

Да, вот это основной вопрос мироздания — откуда дровишки, паренек?

— Провидение, — коротко отвечаю я, но видя недоуменный взгляд майора, добавляю: — Значит, она все же случилась? Эта катастрофа?

— Сами понимаете, узнать про нее мне больше негде, — добавляю я позже, намекая, что хотел бы узнать про итог своих предсказаний.

— Да, она случилась. Погибли все пассажиры и экипаж, — нехотя отвечает майор, перелистнув несколько листов.

Ага, он сам на ходу принимает мое дело, ознакомиться раньше не успел. И еще осознает, что государство, а конкретно всесильная спецслужба здорово налажали с полученной информацией.

Могли бы хоть один звонок в Министерство сделать.

Майор понимает, что должен как-то откровенно отвечать мне, если сам хочет побольше узнать от меня.

Вот прямо сейчас и на месте узнать, чтобы без долгих допросов с принуждением я сам выложил подтверждающую мои необыкновенные знания информацию.

Ну, такой правильно понимающий ситуацию служивый, которому нужно решить главный вопрос, и он, этот вопрос, явно не про уже случившееся.

То, что уже случилось — больше не исправить.

Его начальство интересует именно будущее, и ближайшее, и далекое.

Кто владеет знанием будущего, тот владеет миром, можно и так сказать. Спецслужба очень нуждается в моем знании, вот будут ли они делиться им с политиками — большой вопрос.

Поэтому и не регистрируют меня при поступлении в Большой дом, не отправляют в изолятор, чтобы меня увидели многие, а производят опрос специально выделенным для такого дела человеком вне охраняемого периметра. Сохраняют максимальную секретность на всякий случай, это значит, что один или пара моих прогнозов у них четко зафиксированы и отслежены.

Наверно, как раз с Ленинакана занялись плотно моими анонимками.

— Так как вы узнали об этом?

Что же, придется рассказать все, что я успел придумать долгими вечерами на случай таких вопросов.

Не рассказывать же о том, что моя душа перенеслась на сорок лет назад непонятно почему? Не рассматривать же всерьез удар шаровой молнией? А если и рассматривать, то как все это помягче объяснить?

Если это всплывет, то придется рассказывать о моем капиталистическом времени, о том, как наши пламенные вожди ведущей силы человечества слили социализм и раздвинули булки перед Западом, правильно нагнувшись при этом.

В мировую элиту их все равно не взяли, там самим места мало, хоть и намекали немного на такую возможность, но пиццу рекламировать все же разрешили.

Однако, сейчас эта информация — примерно, как взрыв атомной бомбы. Те, кто собирается поменять власть партии на деньги народа, еще не настолько сильны, чтобы делать это в открытую. Хотя количество сторонников такого обмена неумолимо растет в той же номенклатуре с каждым днем.

И сколько я после этого рассказа протяну?

Так что никакой откровенности в разговорах и никаких серьезных тем про политику и вождей.

— Это сложно объяснить. Наверно, вообще невозможно. Но я все же попробую, — говорю я майору.

Он кивает, что готов очень внимательно слушать и я начинаю:

— Полтора года назад, как раз после Нового года, я проснулся и понял, что могу предвидеть какие-то события в истории нашей страны. Сначала это были основные события, самые главные.

Да, примерно с того времени комитет сможет установить, что я сильно и главное, очень заметно, изменился в своем поведении. Стал таким в себе уверенным подростком из довольно застенчивого юноши.

— Какие события вы смогли предсказать тогда? — заинтересовался майор, хотя это мои рассказы для него теперь не так важны.