Магия калибра 7.62. Том 2 (СИ) - Федотов Антон Сергеевич - Страница 17

Лист с доносом был небрежно отодвинут в сторону. Хотя я бы в рамочку повесил. Исторический документ как-никак! Ну где еще можно увидеть монаршью резолюцию «Христо, эту писульку засунь в жопу отправителю!». Ну и подпись самодержца. Придающая визе государевой статус приказа. Чисто теоретически, если таковое действие воспоследует, то считать с точки зрения юридической его можно не менее чем исполнением воли Самого!

Историки лет через триста — пятьсот рвать из рук друг друга будут за очень большие деньги. Особенно интересоваться бумажкой станут представители соседних стран. Уверен, что и через несколько сотен лет иные соседи будут считать нас северными варварами. А таких нужно учить и взять под опеку. Для их же собственного блага, естественно!

Глава 9

— В лесу раздавались удары по харе… — Только прокомментировал я.

— Что, простите? — Удивленно переспросил Вязьминов, еще не слишком привыкший к моим ремаркам.

Фриц вон, например, спокоен и расслаблен. Даже и не переспрашивает.

— Отца, слышишь, лупят, а я убежал… — Не обратив внимания на ремарку полицейского шефа закончил издеваться над «любимым» стихотворением школьников в обоих известных мне мирах «однажды, в студеную зимнюю пору…»

А удары по харе действительно раздавались. Равно как и тяжкие вздохи «адресата» оных. А мы стояли в небольшом тамбуре за непрозрачным с их стороны стеклом допросной камеры и наблюдали как двое дюжих жандармов месили кулаками и не только привязанного к стулу человека.

Вязьминов вроде как с гордостью взглянул на троих дюжих жандармов, что удары чередовали с классическим «Ты нам все расскажешь, сволочь фашисткая». О да, и как вишенка в торте — листы бумаги и ручка на столе. Намек предельно ясень: мы так долго можем, но ты прекрасно знаешь, как все это закончить! Долгоруков «потерялся» где-то по дороге. Фриц эмоций не выказывал, а я… Я грустил как наш повар в горах Афгана, славившийся умением снимать шкурку картошки с точностью ювелира, когда видел как срочники чистят корнеплод… Кубиками.

— Давно месят? — Нейтрально поинтересовался я.

Константин Еремеевич несколько недовольно посмотрел на меня.

— Ну что за выражение, Александр Сергеевич? Мы называем это…

Я вздохнул и перевел взгляд на графа.

— Дознание идет уже два с половиной часа.

— Результатов, так понимаю, пока нет, верно? — Пожимаю плечами.

Христафор Милорадович лишь плечами пожал, глядя на продолжающую экзекуцию.

— Мы боевики, а не палачи, — спокойно прокомментировал он. — Еще час работы и мы вызываем иных спецов.

Я покачал головой, глядя как в очередной раз кулак здоровяка жандарма с молодецким «Хэк!» врезался в грудь привязанного мужчины.

— Вы никак жалеете душегуба, Александр Сергеевич⁈ — Изумился Вязьминов. — А мне вы показались весьма перспективным молодым человеком, который осознает, что иногда, ради общего блага нужно…

Что именно «нужно» я дослушивать не стал, резко обернувшись к полицейскому шефу. Тот моментально замолк, а я прекрасно знал, что именно он сейчас видит в моих глазах: веселую ярость и готовность порвать глотку прямо здесь и сейчас. «Я — убийца, я волк, подчинись!», — сами собой всплыли в мозгу мнемоформулы. И судя по легкой испарине, которую Вязьминов не решался даже вытереть, мои учителя когда-то постарались совсем не зря.

— Константин Еремеевич, — решил-таки прояснить свою позицию, едва убедился, что директора больше не посещают глупые мысли о моем мягкосердечии. — Я готов по кусочку кусочки собственных кишок скармливать объекту, если бы это как-то помогло. Пока же я лишь наблюдаю как три мудака портят материал. Вот и все.

Вязьминов замер. Бенкендорф оказался куда умнее.

— Прекратить. Покиньте камеру.

Трое дуболомов мгновенно исчезли из помещения в неизвестном направлении.

— Что от нас требуется? — Поинтересовался Христафор Милорадович, едва мы остались в камере одни.

— Дайте ему отдохнуть часок, накормите и выдайте чистую робу. Первая помощь — обязательно. Предложите помыться. Если согласится — отведите. И да… Я бы хотел совместить демонстрацию умения над грубой силой с учебным процессом.

Константин Еремеевич недоуменно глянул на меня, да и только. С вопросами пока не лез. Ну и спасибо. Ценю вашу деликатность.

— Кто? — Кротко поинтересовался Фриц.

— Громова и Кареева. — Столь же лаконично ответил я, вызвав еще один сеанс заламывания бровей у директора.

— Дозволяю. Что тебе для этого нужно?

— Девушки, несколько медицинских халатов на их размер с небольшим различием и… Отсутствие наблюдателей, не осведомленных об экспериментальных программах обучения.

— Наш самый главный покровитель счел возможным ввести господина генерал-полицмейстера в курс дела. — Меланхолично просветил меня Фриц.

Я пожал плечами. Если Господин, который о нас пока вообще еще «не знает», так решил, то так тому и быть. А меня, похоже, ждет второй поток курсантов. Ну что ж…

— Тогда, мне нужно связаться с девушками. Пусть и сами подберут реквизит…

— Слушаю.

Едва я закончил совсем короткий список, как «вспыхнул» Вязьминов:

— Да как вы смеете требовать ТАКОЕ от представительниц столь известных семей, да я!!!…

— Сообщите, что у них час, чтобы прибыть сюда. — Речь поборника нравственности юных аристократок я слушать не стал.

Приедут — разберемся.

— Да что ж это, Христо?!!!..

— Им все передадут. — Заявил Фриц и, отвесив короткий кавалергардский поклон, вышел вон.

Я лишь пожал плечами в ответ на недоумение, мир которого в единочасье разбился в дребезги, полицейского шефа и направился следом.

У меня два часа, чтобы подготовиться.

Я всегда знал, что даже в самой воспитанной леди живет некое животное начало, всегда готовое всегда толкнуть свою хозяйку в пучину безумств и экспериментов… Особенно, когда ответственность ляжет на чужие плечи.

Предложенный мной план споров со стороны аристократок, равно как и уверений «я не такая, жду трамвая», не вызвал. И протестов тоже. Лишь возмущенные лица выдавали их «истинные» эмоции… Картину лишь чуть смазывали чуть лукаво улыбающиеся губки. А довольный блеск в глазах мог мне и почудиться, верно?

Однако до их появления было еще далеко.

— Добрый вечер, Олег Васильевич, тяжелый день, а?

Ну, на пленника уже можно было смотреть без ассоциациями с героями фильмов ужасов.

— Ааааа, газетчик, е****ый…

— Да, это я.

Камера на некоторое время погрузилась в тишину. Он с вызовом смотрел на меня. Я со скукой и легкой усмешкой — на него.

— Ну и че сидишь, — первым вызверился Киршин. — Зови своих е****в!!!

Спокойно выслушав долгую матерную тираду, сводившуюся к «все равно тебе ничего не скажу, мусорок!», откидываюсь на стул. Да-да… Сидеть на стальном табурете с видом «мне охрененно удобно» — тоже искусство!

— Ты знаешь, где ты находишься? — С легкой ленцой в голосе поинтересовался я.

— Да мне ****й где! — Вновь вызверился Киршин.

Я успел мысленно досчитать до пятидесяти и обратно. А ждать пока закончится очередная рулада рассказа о том, как меня будет сношать его защитник, закончился еще секунд через двадцать.

— Учел. — Коротко кивнул я, отставляя стакан с водой, из котого я делал ленивые глотки, в сторону.

Киршин скосил глаза вслед за движением моей руки. Не был бы прикован к столу, может, еще бы и потянулся следом. И дело вовсе не в жажде. Покормили и напоили его согласно моей просьбе от души. А вот осколком вполне можно было бы попытаться мне горлышко-то и распороть.

— Все, больше ничего без защитника не скажу!

— Гордо. Красиво, — Согласно кивнул я. — И глупо.

Тот лишь усмехнулся, да и отвернулся к стене.

— Умный ты, Киршин, законы вот знаешь, да на крючкотвора надеешься, что тебя отсюда вытащит. Хорошо… Я люблю с умными общаться. Так вот вопрос к тебе…

Прикованный к стулу мужичок лишь усмехнулся, да сплюнул на пол, сквозь вновь образовавшуюся при знакомстве с жандармами дырку в верхнем зубном ряду. Но и я ж не гордый, продолжу, чего уж: