Позволь тебя не разлюбить (СИ) - Лабрус Елена - Страница 26

Было стойкое ощущение, что всё куда хуже, чем предполагал Андрей, да и Вадим тоже. Вдову Кирсанова контролировали и контролировали каждый шаг.

— Может, твой дед что-то хотел мне вернуть? — спросила Катя с невинным выражением лица.

— Вернуть? Э-э-э, да… хотел, — «Она догадалась про компромат, или спросила наугад?» — гадала я, но вида не подала. — Я тут нашла на катере именной спасательный жилет, фляжку, какие-то старые вещи. Думаю, они тоже принадлежали Илье Андреевичу. Если надо, я могу привезти. Ну, и заехала узнать, как ты, — снова посмотрела я на Костлявую.

Та переступила с ноги на ногу. Кажется, что-то скрипнуло.

— И всё, только жилет и старые вещи? — переспросила Катя.

— Ну-у-у… да, только это. Может, ещё завалялась пара книг в библиотеке, но больше ничего. Они были не настолько близки с моим дедом, общих дел не имели, так, ездили вместе на рыбалку, — сильно преуменьшала я, оглядываясь по сторонам. Увидела за окном отцветающие кусты то ли спиреи, то ли белой сирени. За ними стояла теплица. — О, у тебя сад? И огород, наверное?

— Увлекаешься? — спросила она с полной серьёзностью.

Я не увлекалась, но терпеть не могла, когда не дают поговорить спокойно.

— Я на днях была в монастыре, там уже огурцы пошли, — ответила я, благодарная Насте за её болтовню.

— У меня только первая редиска, — появилось на Катином лице некое подобие улыбки. — Огурцы едва высадили. Ну, пойдём, покажу, — она встала. И когда Костлявая двинулась за нами, остановила: — Не нужно нас охранять. В саду мы будем в безопасности.

Та остановилась, пару секунд подумала, потом коротко кивнула.

Брр-р-р… какая она всё же неприятная. И я бы очень хотела не быть предвзятой, но дело было даже не во внешности Костлявой, что-то злое словно шло от неё изнутри и всё во мне ему сопротивлялось. Или всё же во внешности? А всё остальное я просто придумала?

Мы вышли на свежий воздух. Я с облегчением вздохнула:

— Она везде за тобой ходит?

Катя оставила мой вопрос без ответа. Но я сделала ещё одну попытку.

— Такая худая. Это какое-то заболевание? — конечно, бестактно спросила я, но выкручивалась как могла, чтобы поддержать разговор.

— Она долгие годы была личной помощницей моего мужа, его правой рукой, — следуя какой-то своей логике, ответила Катя.

— Личной помощницей Ильи Андреевича? — уточнила я.

Теперь мне было понятно, почему ей не заинтересовался Андрей — он знал, кто она.

— И да, это врождённое. Липодистрофия. Организм не усваивает жир. Так о чём ты хотела со мной поговорить? — стоя среди грядок, неожиданно улыбнулась Катя.

Странная у её была улыбка. Во-первых, неуместная. Сейчас как-то хотелось посочувствовать женщине, что живёт с таким непростым заболеванием, а всё, что видит от людей: страх, неприязнь, враждебность. Я, по крайней мере, испытала что-то близкое состраданию, и от Кати почему-то ждала слов в её защиту, или, наоборот, что она скажет: на самом деле Костлявая даже хуже, чем выглядит, та ещё тварь, но никак не улыбку. Во-вторых, её улыбка была словно отдельно от лица. Словно девушка просто растягивала губы, но глаза оставались безучастными.

Большие, водянисто-голубые, почти прозрачные, они словно жили своей жизнью в стране грёз и сейчас не принимали участия в разговоре.

— Даже не знаю, с чего начать, — выдохнула я. Оказалось, я совсем не готова к разговору, в том числе и о земле. Вот как сказать вдове, что я хочу забрать у неё землю мужа?

— Может, с того, что ты всё знаешь, — неожиданно ответила Катя.

— Я? Знаю? Что? — удивилась я.

— Разве Илья не рассказал твоему деду, почему я вышла за него замуж?

— Он, может быть, и рассказал, но… — я развела руками. — Я знаю, что тебя звал замуж Роман Рябцев, и ты вроде согласилась, но потом вышла замуж за Илью Андреевича. Что-то случилось? — скорее предположила, чем догадалась, я.

Глава 36

— Да. Очень многое, — она набрала в лёгкие воздух. — Меня изнасиловали, и я забеременела.

— Твою мать! — выдохнула я. — Кто? Где?

— Я бы не хотела об этом говорить. И просила Илью этого не делать. Но от твоего деда у него не было секретов, поэтому я и предположила, что ты в курсе.

— И Рябцев тоже не знает? — наверное, слишком часто упоминала я Рябцева, но встречи с ним он держать в тайне не просил.

— От Романа пришлось скрыть в первую очередь. Я не могла идти с ним под венец с чужим ребёнком под сердцем. Он… в общем, я не могла с ним так поступить. Я просто хотела утопиться в Русалочьей заводи, чтобы моё тело забрали русалки и меня никогда не нашли, но Илья… Не знаю, как он там оказался, вытащил из воды, отвёз в ближайшую больницу в деревне. Мне пришлось всё ему рассказать, и он предложил помощь. Предложил заключить брак и усыновить ребёнка. Я думала, ты всё знаешь, и нашла письмо.

— Какое письмо?

— Я написала его Роману, когда… — она сглотнула, — когда потеряла ребёнка. Но не успела отправить, боялась, что Илья его найдёт, попросила твоего деда забрать письмо и уничтожить. Он обещал, что так и сделает, но не уверена, что он выполнил мою просьбу.

— Почему? — удивилась я.

Наверное, я должна была спросить: почему Илья не должен был найти письмо? Но видимо, это очевидно, когда женщина замужем за одним мужчиной, а письмо пишет другому. Вряд ли это должно было понравиться Кисе.

Наверное, я должна была спросить: что было в том письме? И почему ты решила его написать именно тогда? Но и здесь сама себе ответила: бесспорно, в нём была правда, и решиться её рассказать не так просто, как кажется.

Наверное, я должна была спросить: почему ты думаешь, что мой дед не выполнил твою просьбу?

Но я спросила о другом:

— А как мой дед оказался рядом?

— Он был на лечении в той же больнице, частной клинике, что оплачивал Илья. Илья попросил твоего деда зайти ко мне, потому что сам в тот день был очень занят.

Я не знала, что Кирсанов платил за лечение деда, я, похоже, вообще ничего не знала об их дружбе, но это было уже и неактуально: их обоих не было в живых.

— А почему ты передумала отправлять письмо?

— Не думаю, что сейчас это важно, — ответила Катя, — раз ты его не нашла.

Она пристально на меня посмотрела, словно сомневалась и во мне.

— Нет, я не находила никакого письма, — замотала я головой, — и думаю, никогда не найду. Мой дед был человеком слова. Если он что-то пообещал, значит, так и сделал. Тебе не о чем волноваться, — почему-то мне показалось, она боялась, что письмо нечаянно найдётся.

Я её успокаивала, а сама думала, что вообще забыла про письма. Дед хранил всю свою переписку отдельно, но я даже не подумала в неё заглянуть.

— Думаю, дед уничтожил твоё письмо, — уверенно сказала я.

Катя кивнула.

Пройдя грядки, она присела на скамейку между яблонями. Я присела рядом.

— Мой бедный малыш, — на её траурное платье неожиданно упала слеза. — Это я во всём виновата.

— В чём?! — едва не подпрыгнула я.

— В том, что вызываю в мужчинах желание, — сказала она бесцветным голосом. — В том, что хотела лишить себя жизни. В том, что не была невинной. Он сказал, что не тронул бы меня, не будь я порченой. Но я заслужила своё наказание.

Я даже немного растерялась. Всё это выглядело каким-то чересчур театральным: слёзы, надрыв, заламывание рук, — монологом актрисы, что просто выучила его наизусть и декламировала, а не проживала. Но, с другой стороны, я знала, какими фальшивыми порой кажутся самые искренние слова просто потому, что мы не умеем, стесняемся, не научились их говорить, хотя идут они от самого сердца.

— Кать, кем бы он ни был, это он тебя изнасиловал, — выдохнула я. — Он насильник и преступник, а не ты. И это, конечно, личный выбор каждого, хранить ли девственность до свадьбы, но уж точно ты не стала хуже оттого, что потеряла невинность. С кем бы ты её ни потеряла.