Клятва, которую мы даем - Монти Джей - Страница 35

Мои глаза находят землю, под которой она покоится. Она слишком жесткая, чтобы покрывать девушку, которая была невероятно доброй и нежной.

– Надеюсь, когда я скажу тебе это, в этом будет смысл. Надеюсь, ты не расстроишься и поймешь, что на этот раз я делаю это по правильным причинам.

Снова порыв ветра, на этот раз более сильный, срывает капюшон с меня. Я качаю головой, проводя ладонью по растрепанным волосам. Она терпеть не могла, когда я пытался спрятаться за своими толстовками.

Поначалу мне было больно дышать без нее. Просыпаться, зная, что она больше никогда не откроет глаза. Было физически невозможно ни вдохнуть, ни выдохнуть. Как будто кислород был напоминанием о том, что я жив, а она нет.

Иногда я ненавижу себя за то, что сейчас стало легче.

На самом деле время сделало ее потерю менее болезненной.

Из-за этого мне стало еще труднее вспоминать. Я помню, кем она была, как выглядела и что говорила. Она примерно так же реальна, как голоса, которые то появляются, то исчезают в моей голове. Те, что иногда обретают форму и расползаются по стене в виде теней.

Это мелочи, которые я растерял на пути к исцелению.

Теряю обрывки ее смеха, оставляя их позади. Забываю запах ее духов, звук ее шепота возле моего уха.

Это не больно, но иногда мне хочется, чтобы было больно.

С болью приходит воспоминание. Боль утраты – это постоянное напоминание о человеке, которого больше нет. Когда тебе больно, ты вспоминаешь все так отчетливо, потому что боль заставляет тебя это делать.

Когда тебе перестает быть больно, ты забываешь.

Рана постепенно перестает сочиться, кожа стягивается и образуется шрам. Он иногда зудит или покалывает, напоминая о том, что он есть, но в повседневной жизни вы едва ли вспомните о его существовании.

Розмари Донахью заслуживала того, кто всю жизнь будет страдать из-за нее.

Два года назад, перед тем как мы с парнями расстались, я стоял перед этой самой могилой и давал ей обещание. Я поклялся, что оставлю Стивена в прошлом, позволю ему гнить в тюремной камере, чтобы расплатиться за свои грехи.

Это из-за него я вынужден нарушить еще одно обещание, данное девушке, лежащей в шести футах под землей.

– Я говорил тебе, что оставлю Стивена в прошлом. Я обещал, что в следующий раз буду вести себя лучше, когда появлюсь здесь, – мое горло горит от тихой ярости, которую я слишком хорошо скрывал. – Но это не месть, Роуз. Это ради парней, ради Сэйдж. Их будущего. На этот раз либо он, либо мы.

На этот раз я не мщу. Теперь моя очередь жить по другую сторону медали. Я пытаюсь защитить тех, кого люблю, в то время как мужчина пытается отомстить нам за жизнь, которую мы у него украли.

Надеюсь, она знает, что все, что я делаю с этого момента, – не от жажды мести в сердце.

Я медленно двигаюсь так, чтобы сесть, прислонившись спиной к ее надгробию. Спина касается камня, я запрокидываю голову и смотрю в небо. Когда мы с Рози учились в средней школе, мы сидели спина к спине и смотрели на небо. Я слушал, как она рассказывала истории о зайчиках в облаках.

Часто забывают, что у нас были не просто отношения. Когда она умерла, я потерял подругу.

Роуз и я пережили травму, изменившую нашу жизнь, в которую никто, кроме нас, не верил. Мы верили словам друг друга, потому что прошли через это вместе. Это событие сблизило нас.

И вот теперь, когда я прихожу к ней в гости, я рассказываю ей о хорошем. Я рассказываю о женитьбе Алистера, зная, что она была бы счастлива, узнав, что озлобленный мальчик, которого она называла старшим братом, наконец-то позволил кому-то полюбить его. Несмотря на то, что ему бы это не понравилось, я рассказываю ей о Тэтчере, о Лире, с которой, я думаю, они стали бы лучшими подругами. Я хочу, чтобы она знала, что я стараюсь присматривать за Сэйдж, хотя Рук и сам неплохо справляется.

Я даю ей понять, что с нами все в порядке, что, несмотря на шантаж, который висит над нами, и возможность того, что нас посадят в тюрьму, если ее душа будет свободна, с нами все в порядке. Что мы справились и без нее.

Я говорю ей о плохом.

О том, что возможность того, что она встретится с моим отцом, наступит раньше, чем я когда-либо мог предположить. В результате я начинаю говорить о работе и Стивене, и в конце концов дохожу до части моей невинной лжи о том, что у меня есть девушка. Она бы рассмеялась, если бы была здесь – она бы посмеялась над моей паникой.

Я изливаю душу надгробию, которому ничего не остается, как слушать, и надеюсь, что девушка, которую я когда-то знал, услышит меня.

– Мама убьет меня, если узнает, что я лгу. Я просто не могу позволить папе умереть, зная, что дело всей его жизни продадут. После всего, что они пытались сделать для меня, Роуз, я не могу этого допустить, – я сглатываю комок разочарования в горле и вздыхаю, проводя ладонью по щеке. – А Коралина, она...

Коралина – что?

Упрямая. Волевая. Слишком, блядь, твердолобая. Девушка, которую мне хочется целовать каждый раз, когда она появляется в комнате.

В тишине этого кладбища я позволяю себе ухмыльнуться, слегка покачав головой.

– Коралина – это... Коралина. Я мало что знаю о ней, кроме того, что она художница, и она нравится Руку, что неудивительно – он фанат всех, кто подкидывает дерьма Тэтчеру.

Хотелось ли мне прострелить Тэтчу ногу за то, как он с ней разговаривал? Да, у меня было такое желание.

А еще, понравилось ли мне наблюдать, как она пережевывает его и выплевывает в одиночку? Безусловно.

Она всегда с таким храбрым выражением лица, но она в шаге от того, чтобы разбиться вдребезги. Когда мы наедине, я вижу это. Я чувствую это.

Я видел это на своей кухне прошлой ночью. Видел, когда она уснула на моем диване, свернувшись в клубок, защищаясь даже в бессознательном состоянии.

Стивен причинил ей боль. Никто, кроме нее и него, не узнает, что произошло в том подвале. Она так боится, что ее сочтут жертвой, что не позволяет себе исцелиться.

Я знаю, каково это – чувствовать эту травму, живую, дышащую рану. Быть привязанным к гневу, к жажде мести. Но, похоже, что прошлое Коралины поглотило ее. Это сделало ее жесткой, неприступной, и это сводит меня с ума, потому что я знаю, что она не такая. Она показывает мне проблески этого, но никогда не показывает всей правды.

– Думаю, – вздыхаю я, прикусывая внутреннюю сторону щеки, – думаю, я хочу узнать ее ближе. Но она не собирается облегчить мне задачу, даже если я попытаюсь. Ей больно, и она чертовски гордая. Я вижу это каждый раз, когда мы смотрим друг другу в глаза. Это как продолжение ее самой – оно живет в каждой комнате, в которую она входит, как тень. Это в ее творчестве. Это убивает меня. Она знает, что может найти утешение, если впустит кого-то, но отказывается.

С Коралиной мне хочется говорить.

Разорвать себя на части, чтобы заполучить ее. Потянуть за ниточки, которыми она так туго обмотала себя, чтобы я мог увидеть, что скрывается под ними, когда она раскроется передо мной.

Есть что-то в том, как она двигается, как дерзко говорит, с затаенной свирепостью в каждом слове, как ее глаза ловят свет и тают, как мед, когда она смотрит на меня.

Эта связь между нами ощутима, она гудит в воздухе, и ее все труднее игнорировать. Скоро мы окажемся под одной крышей, и тогда ей негде будет от меня спрятаться. Она будет носить мою фамилию, существовать в моем пространстве.

Мы будем связаны как минимум на два года, и она не сможет сопротивляться мне так долго. Особенно если я немного надавлю. До этого момента я и не пытался.

Она сломается ради меня.

Я не боюсь проклятий, особенно если они похожи на Коралину Уиттакер.

15. ДОЧЬ ТВОЕЙ МАТЕРИ

Коралина

– Ты же сказала, что их здесь не будет.

– Их и не было, – бормочет Лилак, когда я поднимаюсь за ней по ступенькам в дом наших родителей. – Наверное, они рано вернулись из поездки.