Война Поппи (ЛП) - Ловелл Л. п. - Страница 53

Ты мир в моей личной войне.

Я люблю тебя. И всегда любил.

Никогда не забывай об этом.

Брэндон.

Делаю еще одну затяжку, позволяя дыму обжигать мои легкие. Жду, пока Поппи встанет. Мне просто нужно услышать ее голос, прежде чем я отпущу ее. Я набираю номер Поппи и с тревогой жду, надеясь, что она возьмет трубку. Мне нужно, чтобы она, черт возьми, ответила.

Звонок, щелчок. Тишина, которую обрывает ее хриплый голос.

— Привет, детка.

Я сглатываю комок, который сидит у меня в горле, угрожая задушить меня.

— Привет, Опоссум, — отвечаю я. — Как дела?

— Хорошо, а у тебя?

Я далеко не в порядке. Я ненавижу, что сделал это с ней, но прямо сейчас я не хочу разбираться в этом.

— Мне так жаль, — говорю я.

— Я знаю. — Она делает глубокий вдох. — Я думала о том, чтобы приготовить тако вечером.

Вот почему я должен это сделать, потому что она просто чертовски хороша, и она будет давать и давать, пока не останется ничего, что можно дать. Она делает вид, что ничего не произошло и почему? Потому что ей не повезло влюбиться в меня.

— Звучит здорово, — шепчу я.

— Брэндон, я люблю тебя.

— И я, Опоссум. Всегда.

— Увидимся дома.

— Хорошо.

Она вешает трубку, и я закрываю глаза, крепко сжимая телефон в руке на несколько секунд, прежде чем отправить сообщение Финну.

Эй, хочешь пойти в спортзал?

Он отвечает: Конечно.

Встретимся у меня?

Будь на месте через полчаса.

И вот оно: полчаса. Это должно произойти сейчас. Это должен быть Финн, а не Поппи.

Я встаю и убираю несколько блюд на кухне. Морт запрыгивает на стол и мяукает.

— О, Морт, пойдем. — Я беру его на руки и отношу в спальню вместе с лотком и миской с водой, закрывая дверь, когда выхожу из комнаты, чтобы он не мог выйти. Я бреду по коридору, захожу в свободную спальню, которую использую как тренажерный зал, и смотрю на тяжелую сумку. Я обхватываю её руками, снимаю с крючка и кладу на пол под окном. Дерьмо. Дверь. Я возвращаюсь в гостиную и открываю входную дверь, оставляя ее чуть приоткрытой. Связываем и скрепляем все там, где ему место. Как только все сделано и я стою, держась за ремень, я на секунду закрываю глаза. Глубочайшее чувство печали охватывает меня — не из-за того, что я собираюсь сделать, а из-за Поппи.

Как бы мне хотелось быть лучше. Я хотел бы быть тем человеком, который сделает ее счастливой, но я никогда этого не сделаю, и мы оба это знаем. Мы оба слишком отчаянны, чтобы признать это.

Я обхватываю ремнем шею и сажусь, натягивая его так туго, что едва могу оставаться на месте. Закрыв глаза, я наклоняюсь вперед, пока узел не соскальзывает и ремень не затягивается вокруг моего горла. Мои дыхательные пути сужаются. Каждый инстинкт в теле говорит мне встать, выжить, но я не могу. Я просто хочу, чтобы это закончилось. Я хочу, чтобы эта суматоха прекратилась. И больше всего я хочу, чтобы она обрела покой. Поэтому я остаюсь здесь, пока мои легкие горят и кричат, пока у меня кружится голова и пока сердце отчаянно колотится в груди. Я отталкиваю все это: отчаянные мольбы моего тела, фундаментальную потребность в воздухе. И я думаю о ней. Я помню, как впервые увидел ее, когда мне было всего десять, и уже тогда я знал, что она перевернет мой мир с ног на голову.

Все горит. Слабость пронизывает меня, а сердце бьется хаотично и замирает, когда я жду того небытия, которое обещает столько мира. Я просто думаю о ней… моя голова плывет, и я изо всех сил пытаюсь увидеть ее в своем воображении… Поппи Тернер навсегда останется той девушкой, которая погубила меня ради всех остальных… моя голова кажется такой тяжелой, и я задыхаюсь, хватая воздух, который не приходит… и если это возможно, я знаю, что буду любить ее даже после смерти.

Холодное оцепенение падает на меня, как вуаль, и, как только все исчезает, я вижу лицо Поппи, ее улыбку, и тот покой, за которым я так долго гнался, обволакивает меня своими теплыми, успокаивающими объятиями.

Эпилог

Поппи

“Fields of Gold” — Eva Cassidy

Когда Финн появился у меня на работе и сказал, что нашел Брэндона, мир на короткое мгновение перестал вращаться. И я уверена в этом, потому что мое горе, моя потеря были настолько велики. Часть меня умерла вместе с ним.

Я так долго избегала приезжать сюда, потому что это слишком трудно, но сегодня мне пришлось приехать, хотя я знаю, что его здесь нет, мне просто нужно куда-то идти, думая, что он может каким-то образом услышать меня.

Сухая трава хрустит под ботинками, пока я пробираюсь между надгробиями. Сегодня такой прекрасный день. Голубое небо. Никаких облаков. И тихо… Я сглатываю, убаюкивая Патрика, пока он извивается в моих объятиях, и с его маленьких розовых губ срывается всхлип. Я укутываю его одеялком и становлюсь на колени рядом с могилой Брэндона, отряхивая старую траву с надгробия. Я делаю глубокий вдох, мою грудь сжимает.

— Он выглядит точно так же, как ты, Брэндон, — говорю я.

Вокруг меня воцаряется тишина, когда я смотрю на его имя. Дата его рождения. Дата смерти. Прошло восемь месяцев, а это все еще не реально, потому что он всегда был рядом. И, может быть, именно поэтому я нахожусь в таком отрицании, потому что такая жизненно важная часть моего сердца принадлежит ему, и моя душа отказывается признать, что он ушел. Я смотрю на Патрика, и он выглядит таким умиротворенным, его крошечные глазки закрыты. Он понятия не имеет о значении этого момента: момента, когда я знакомлю его с отцом.

— Брэндон… — Я делаю неровный вдох. — Это Патрик. — У меня горит горло, и я на мгновение закрываю глаза. — Твой маленький мальчик, который, я надеюсь, такой же, как и ты…

Я смотрю на его невинность и ненавижу это. Я ненавижу, что он никогда не узнает, как звучит голос Брэндона или его смех. Я ненавижу, что жизнь, которую я представляла себе с десяти лет, теперь невозможна, и только потому, что Брэндона больше нет. Но я продолжаю напоминать себе, что на мгновение, на мгновение во времени… У нас всё было. У нас была мечта. У меня была мечта…

Я провожу пальцами по табличке. Это имя я столько раз писала в блокнотах и дневниках, падая в обморок и желая, чтобы он меня полюбил.

— Жаль, что ты все еще здесь… — шепчу я. — Я знаю, ты освободил себя.

Он был в таком темном месте, уже полумертв. Я помню, каким он выглядел измученным и как я пыталась понять его, помочь ему, любить его, но любовь не побеждает все.

— Брэндон, — я прижимаю Патрика поближе, и он прижимается носом к моей груди, — если смерть — это единственное место, где ты можешь найти покой, единственное место, где ты можешь отдохнуть, то я тебя не виню. Надеюсь, ты обрел покой. Но я всегда буду скучать по тебе. — Я смотрю на Патрика сквозь слезы. — Мы всегда будем скучать по тебе.

Брэндон О'Кифф был событием, которое случается раз в жизни, и ничто — ничто не заставит меня забыть о нем, потому что когда мне будет девяносто лет, я все еще буду хранить его в своем сердце, зная, что мне повезло испытать любовь, которую большинство людей никогда не испытывают. У меня был человек, чья душа была переплетена с моей. И когда все сказано и сделано, не имеет значения, как долго вы были с человеком, просто он у вас был. Поэтому я верю, что когда мы умираем, мы начинаем все сначала, и что я найду его в следующей жизни, потому что я верю, что наша любовь охватывает вечность. Тот, кто заслуживает большего… в другой жизни…

Я перекладываю ребенка на руки и подношу пальцы к губам, целуя их и дотрагиваюсь до могилы.

Если бы не Патрик, я не уверена, что смогла бы жить без него. Осознание того, что часть Брэндона была внутри меня, давало мне силы. Малыш подарил мне смысл.

— Ты спасал меня всю мою жизнь, Брэндон, и даже после смерти ты все еще спасаешь меня. — У меня перехватывает дыхание, когда слишком знакомая боль сжимает мое сердце. — Это не прощание, увидимся позже.