Театр тающих теней. Словами гения - Афанасьева Елена - Страница 18

— Кто это?!

— Отстал ты от нашей жизни за своим океаном. Прима перестроечного эфира. Танечка Малинина, — поясняет Лысенко.

Начальник добавляет:

— Она должна была интервью вести, да такая нелепость, скорая увезла. — Проводит по лбу, будто хочет стереть произошедшее. — Ожог глупейший.

Олег, который только что торопился, стоит и смотрит на фото Тани. И никак не может уйти.

— Журналисты, понятно — герои десятилетия! Перестройка, гласность и все такое! — режиссер Кирилл обсуждает с ней идею сценария. — Но хоккеист нам зачем?! Они все какие-то…

— Тупые, хочешь сказать. Не все. Нужен хоккеист.

— Уверена?

— Да. Сейчас расскажу, что происходит в 1983-м, и сам поймешь почему.

Действие переносится в осень 1983 года.

Время Андропова. Последний всплеск КГБ, активизировавшегося против рок-музыки, ужесточившего контроль за теми немногими, кто в тот период выезжал за границу, в том числе за спортсменами.

Университетская аудитория. Лекция по истории КПСС. Вся эта байда про «решения XXVI съезда КПСС», «руководящую и направляющую» и так далее.

На задних партах шепчутся две подруги.

— Меня если бы на практику в Гостелерадио взяли, я бы на партах здесь скакала! Такой шанс!

Однокурсница, светленькая пухляшечка, шипит на темноволосую худенькую Таню.

— Ничего у меня не получится. Чтобы закрепиться в редакции, нужно сюжет из ряда вон принести.

— И в чем вопрос? Принесешь!

— Да меня от спорта до сих пор с души воротит. Я же в молодежную редакцию на практику пробилась, а не в спортивную. И на́ тебе — «Подготовьте сюжет о наших будущих победителях Олимпиады в Сараево»!

— Спасибо скажи, что не на свиноферму отправили. В спорте ты понимаешь, связи остались! Не дури. Езжай на свой стадион…

— На каток, а не на стадион…

— Один черт! Главное, чтобы там точно будущие чемпионы были. Сделаешь про них свой сюжет «из ряда вон», а дальше можешь снова не переступать порог, раз уж так противно.

Замечает, что на них с укором смотрит лектор.

— Тшш, давай конспектируй, а то на экзамене завалит. — И совсем шепотом: — Как пробьешься, подтянешь меня.

После занятий Таня едет на Ленинградский проспект. И еще на выходе из метро «Аэропорт» уже чувствует головную боль и тошноту.

Трамвай. Одна остановка, чтобы не идти вдоль проспекта пешком. И огромные красные буквы — «ЦСКА».

Теперь нужно пройти за ворота и заставить себя зайти на каток. Не повернуть обратно. Ни о чем не думать, только о Гостелерадио, о шансе найти работу на телевидении. Обо всем остальном забыть. Она сейчас не фигуристка. Она больше не фигуристка. Она не будет больше фигуристкой никогда. Она журналистка.

— Танька! Красотка! Сколько лет! Ну ты и зараза, ни разу не зашла! Растили тебя, растили, а с глаз долой, и пропала. Колобова, спину держи! Спина должна быть палка, а не коромысло!

Алла, тренер юниорок, обнимается с ней, одновременно гоняя своих подопечных. Все как всегда. Три слоя одежды. Шапка. Варежки. Хоть на улице такой теплый сентябрь. Невиданное для Москвы бабье лето.

У Аллы, как у всех тренеров, лед уже входит в состав крови. Проморожены насквозь. Не убежала бы она отсюда, не поступила бы на журфак, и так же стояла бы с 6:30 утра и до позднего вечера у бортика или сама на коньках между ученицами каталась.

— Выйдешь на лед? Твой размер принести? Китаева! Жрать на каникулах меньше надо было! Тогда бы жопа ото льда отрывалась!

Снова поворачивается к Тане, которая отрицательно качает головой.

— Да ладно! Столько лет и ни разу на коньках не стояла?! Ни разу?! Так противно? До сих пор? Ты тогда промолчала, ушла, а Анька родителям нажаловалась, те на него заявили, до руководства клуба дошли, международным скандалом грозили. Его тогда быстро турнули и из клуба, и из сборной. А казался непотопляемым с его-то результатами. Еще чуть подождала бы, и до сих пор каталась бы. Международникам стипендию повысили. Машину бы уже купила. Ипполитова, прыгать за тебя Пушкин будет? Александр Сергеевич? Плавнее заходи!

Алла шумно сморкается, у тренеров фигуристов хронический насморк — профессиональное заболевание.

— Не сбежала бы тогда, сама сейчас бы в Сараево собиралась! И не маши головой, собиралась бы! А так… Одиночникам и парникам нашим олимпийское золото не светит. Он хоть и урод был, а без него здесь никто чемпионов готовить не научился. В этот раз золото в Ленинграде будет, у Москвиной.

— В Ленинград ехать некогда. До завтра должна принести сценарий сюжета о будущем олимпийском чемпионе. Чтоб нормальный с виду был и хоть два слова связать мог. Иначе сюжет не утвердят, съемочную группу не дадут, и прощай ТВ.

— Тогда тебе к хоккеистам. Эти точно лед зубами будут рвать, чтобы за поражение в Лейк-Плэсиде отыграться.

— Они же все тупые! Сама говорила.

— Интеллектуальными способностями не блещут. Покувыркаться с ними на сборах — да, а после поговорить не о чем, — соглашается Алла. — Ипполитова, я кому сказала! Ты не лошадь! Плавнее заходи! Но тебе с ними не кувыркаться. Сюжет свой запишешь, и адью. После нашей как раз их тренировка. Там молодняк приличный подтянулся. Старикам-бухарикам не чета. Эх, где мои семнадцать лет! Лавр там у них новенький, Олег Лаврентьев, в адеквате, и симпотный. Без шлема не стыдно на всю страну показать. С правильной биографией. Забивает. Что еще твоему телевидению надо! Китаева, коньки сняла, кроссовки надела и десять кругов по стадиону. И без разговоров — булки жрать не надо.

Оборачивается к Тане.

— Пойдем, в тренерской погреешься. А то с отвычки вся гусиной кожей пошла. Это я уже проморожена насквозь, а тебя чаем пора отпаивать.

С чаем не складывается. Стоит зайти в тренерскую и сесть на диван, вдохнуть этот странный запах смеси пыли и пота, как всплывает ощущение рук, скользящих по ее коленкам, все выше и выше…

Таня выбегает из тренерской, как убежала в тот раз. Стоит у бортика, судорожно ловя воздух ртом. Сердце колотится, и стук молотком в голове. А тут еще стук клюшек и шайб о бортик — бух-бух-бух — отдает в голову.

— Можно так не стучать?!

— Скажите, какая цыпа! — Один из парней, который только идет из своей раздевалки на лед. — Цыпам здесь не место. Проводить?!

Глаза хорошие, но смотрит нагло. Сплевывает на лед. Попытался приобнять, чтобы проводить. Отпрыгнула как ошпаренная. Его приятели рядом ржут над ее голубым беретом.

— «Море-море, светит солнце…»

— Нечего руки распускать. Я с телевидения. Готовлю сюжет об участниках Олимпиады.

Как назло это и есть Лавр. И попробуй теперь сделай сценарий для сюжета про него, который одобрит ее начальник в молодежной редакции ЦТ.

— Лавр — красавец! Видела его в игре?! Мыслит на пять ходов вперед! Какая распасовка! Дирижер! А как забивает! Новый Харламов!

Начальник, корреспондент с опытом, к которому ее приставили, ставший теперь одним из руководителей новой программы, неожиданно оказывается фанатом хоккея. Что спасает ее от немедленного изгнания с практики. Начальник, увлеченный ее идеей сюжета про Лавра, даже снисходит до разрешения обращаться к нему на «ты».

— Так проще. Камеру со съемочной группой тебе закажу. Только у нас не спортивная редакция, сечешь! Голы, очки, секунды — это не наше! У нас молодой герой должен быть, понимаешь! Герой!

— Какой из него герой! Я этому Лавру какие вопросы только ни задавала, ответы односложные. «Да». «Нет». «Спасибо нашим тренера́м»! Лучше Третьяка снимать.

— Третьяка без тебя снимут. Для программы «Время», — решительно отвергает ее предложение Начальник. — А ты для нас нового героя найди! Нет героя — сделай! Плох герой? Дальше шайбы не видит? Сочини ему увлечение какое-нибудь зрелищное. Пусть поет, танцует или любит музыку. Чемпионам это дозволяется.

Лекция в университете. На этот раз по политэкономии социализма. Таня с Однокурсницей снова шепчутся на заднем ряду.