Назад в СССР: демон бокса (СИ) - Матвиенко Анатолий Евгеньевич - Страница 10

— Нечестно! — выкрикнул кто-то из боксёров. — Не по правилам!

— Вечером на бульваре Луначарского одно правило — выжить. Там нет шлемов, перчаток, кап. Зато встречаются ножи, заточки, кастеты.

Внутри себя ржал. На самом деле, окрестности площади Якуба Коласа — сравнительно спокойное место. Не сравнить с Грушевкой, Комарами (они недалеко) или Ангаркой, та вообще на краю города. Мелкие хулиганские выходки тинэйджеров по вытрясанию мелочи погоды не делают, а нападение двух кавказцев на маму — что-то вообще немыслимое, наверно, залётные психи какие-то. Я же расписал наш милый уголок почище Гарлема или Бронкса.

Володя, надо отдать должное, сумел собраться и даже как-то восстановить дыхание. Бросился вперёд, нанося прямые с двух рук, сильные, но настолько предсказуемо, что даже медведь коала успел бы уклониться. Я — тем более. Выбросил левую ногу вперёд мимо корпуса противника и жестоко лягнул его пяткой в левую почку, сам ушёл перекатом.

— Стоп! — крикнул Коган. — Володя, отойди в сторону и отдышись. Пойдёшь на толчок — пописай в баночку. Смотри, нет ли у тебя крови в моче. А тебя, малец, с удовольствием взяло бы Гестапо. Бьёшь безжалостно. Но Гестапо больше нет. Поэтому у нас делать тебе нечего. Дуй к своим гимнастам.

— А с нами попробуешь? — задорно спросил самбист с подбитым глазом.

— Ну уж нет. Вы умеете работать ногами. Поймаешь меня за штаны и выбьешь мной ковёр. Мне это надо?

В общем, бенефис прошёл удачно, если не считать, что, публично унизив боксёрское сословие, я нажил себе две дюжины недоброжелателей. Тот самбист протянул мне пятерню и представился Женей, пригласил — заходи. А потом меня оттянул в сторону их тренер. Я его тоже видел в институте физкультуры, но не заострял внимания, неприметный такой чернявый мужчина с азиатским прищуром глаз. Роста не более метра шестьдесят пять, очень плотный, от тридцати до семидесяти лет, точнее никак не определишь.

— Мальчик, послушай. Откуда ты знаешь карате?

— Слово такое слышал, а что?

— Ты ударил беднягу нижним ёко-гэри в голень. Чуть выше — тот бы остался без колена.

— Я же не из Гестапо…

— Пробил цуки в почку. Допустим, прямые удары рукой — не редкость. Но вот уширо-маваши-гери во вторую почку, а с твоей растяжкой гимнаста мог и в голову ему засадить, хоть тот выше ростом, это вообще…

— Спасибо за доброе слово, сэнсэй. Только карате — это большой комплекс. Я знаю несколько ударов, пригодных на улице. Ногами бью только до уровня пояса, иначе штаны порву. Стойки, блоки, связки… Простите, нет.

— А эти удары — откуда⁈

— Дядя в разведке служил. Пацаны на улице кое-что показали. Отработал, для улицы хватит. Если на неподготовленного нарвусь, типа того Володи, уложу на асфальт или в больничку. Ну а в целом, сами подумайте, какой из меня боец в неполных девять лет?

Азиат рассмеялся.

— Хорошо, что понимаешь своё место. И кураж у тебя есть. Вот только мелочь трясти — нехорошо.

— Таки я вас умоляю! — я «включил еврея». — Клянусь, ни копейки не вытряс. Просто среда у нас такая. Социальное окружение. Мне хватает мелочи на карман, потому что сдаю мамины бутылки из-под молока и кефира. И папины коньячные, но он мало пьёт.

— «Социальное окружение», надо же, — он продолжал веселиться. — Парень, тебе правда исполнится девять, а не двадцать девять?

Больше двух тысяч, а что с того? Я в теле девятилетки. Признаю, неосмотрительно бросаюсь «взрослыми» и «умными» словами, мне минус в карму.

— Пригласить вас на день рождения? Приходите.

— Лучше ты к нам. Кто твой тренер?

— Александр Николаевич.

— Ну, с ним о чём хочешь договорюсь. А в Минске?

— Кошкина.

— Ой, бл… Ничего. Если твои родители напишут заявление на перевод, она не помешает. Только каверзы будет строить.

— Понятно. Как вас зовут?

— Ким.

— А по-отчеству?

— Просто «папа Ким». Так принято. Ну, беги к гимнастам. Тренеру привет от меня.

Новоявленному папе я не сказал, что стремлюсь как раз к боксёрам. Будем считать, что шаг к самбистам из травоядных гимнастов чуть приблизит к цели.

— Где ты пропадал? — Александр Михайлович «включил строгость», хоть у него это получалось не очень. Он был прав, младшая мужская группа как раз пыхтела на параллельных брусьях, моём далеко не лучшем снаряде.

— Так… к самбистам в гости ходил. Вам, кстати, привет от папы Кима.

Тренер, намеревавшийся идти к старшим, остановился, словно неожиданно натолкнулся на прозрачный и очень твёрдый барьер.

— От Кима? Бьюсь об заклад, ты что-то там натворил. Повздорил с борцами?

Слух о моём кумите с битым Володей наверняка вскоре облетит лагерь. Таиться бессмысленно.

— С боксёром.

— Ты в своём уме? — это уже вмешался Игнат.

— Теперь поздно жалеть, — я печально развёл руками. — Ничего особого не произошло. Ну, пописает бедняжка денёк-другой кровью, пройдёт. Я же не изверг, чтоб пацана калечить.

— Заливаешь! — хмыкнул тренер, но Игнат, узнавший меня лучше, был другого мнения.

Его опасения оправдались в столовке. Боксёры зашли позже обычного, Володя заметно прихрамывал. Он что-то сказал Моисею, показав на наш длинный стол. Пятёрка парней лет четырнадцати-пятнадцати двинула к нам. Старший начал:

— Здоров, Игнат. Помнишь прошлогодний уговор: вы сидите тихо и сопите в две дырки, мы гимнастов не трогаем. Твой малёк его нарушил.

Вряд ли они собирались устраивать разборки с бойней прямо в столовке, на глазах тренеров. Но наезд был конкретный. С обещанием продолжения.

— Пацану ещё девяти нет. Ваш просто пожалел его, не прибил. Простите ребёнка, а я за ним прослежу, чтоб не лез в глупости.

Молодец, пытался разрулить конфликт без крови, но боксёры её конкретно жаждали, поэтому отсидеться за игнатовой спиной не выйдет. Я отложил ложку, которой хлебал околомясной суп с перловкой и картошкой.

— Ша, пацаны. Игнат не при делах. Другие гимнасты тоже. После ужина перетрём, какие у вас претензии.

— Претензии? Да у Володьки нога распухла, врач сказал — неделю без тренировок, купаний, танцев, — разволновался второй боксёр.

— Мне отказаться на неделю от тренировок, купаний, танцев? Не вопрос. Клянусь неделю не ходить на тренировки по боксу, а на танцах всё равно не лапаю вашу Галю.

— Эта шпана из подворотни дерзит, — заключил третий. — Надо преподать урок.

— Спасибо, учитель. После ужина передохну и иду к вам учиться. А пока кушай, кушай супчик. И гимнастам не мешай.

Я ожидал какого-то агрессивного жеста. Например, надевания тарелки с кашей мне на голову. Под строгими взглядами тренеров не решились. Жаль.

По распорядку после обеда юные спортсмены, отягощённые не слишком калорийной, зато обильной пищей, разбрелись по корпусам на тихий час. Я отмахнулся от увещеваний Игната, среди которых был совет тихо собрать вещи и до ужина дуть на автобусную остановку в Минск, упал на койку, моментально уснув. Правда, минут через сорок-пятьдесят проснулся, захотелось в туалет — вернуть вселенной жидкую часть супчика и компота из сухофруктов. Подтянув шортики на место, понял: больше не усну.

Отхожие места, такие длинные ряды деревянных кабинок над выгребными ямами, соседствующие с шеренгой кранов для умывания над пятиметровым желобом, находились на полпути к тренировочным полянам. Ноги словно сами потянули меня к единоборцам.

Около ринга и тяжёлых груш, набитых песком или чем-то ещё там, не ошивалось ни единой души. Даже неприкаянной, невидимой обычным грешникам. А вот с борцовской стороны раздавались звучные удары, что странно: ни в самбо, ни в других официальных дисциплинах борьбы в СССР удары не практиковались. Конечно, для всяких спецслужб армии, МВД и КГБ ограничения не действуют, на гражданке — ни-ни. В семидесятом году даже дзю-до до конца не легализовано, нет общесоюзной федерации, а на международные соревнования ездят самбисты, с непривычки ломающие пальцы на ногах, всю жизнь тренировавшиеся в обуви.

Двинув на звук, я увидел Женю, увлечённо бьющего ногой по боксёрскому мешку на уровне головы. Ким молча наблюдал. Оба обернулись, когда под моим кедом скрипнул камешек.