Темное безумие (ЛП) - Ромиг Алеата - Страница 62

У каждого ребенка была цель. И никто не нарушал правил. Мои похитители не были неразумными деревенщинами или работягами. Они были умны, хитры и искусны в манипуляциях.

Я полагаю, именно там я всему научился.

Для меня манипуляции — вторая натура. Лондон достаточно легко это поняла. Я помню тот первый проблеск страха в ее глазах — момент, когда она спросила, кто все контролирует.

У нее есть сила, но она все еще боится потерять контроль. Этот страх потери.

Страх. Страх. Страх. Он заставляет мир вращаться.

Когда я иду дальше в центр города, туда, где блики заходящего солнца отражаются от зданий, а шум скрывает мое присутствие, я двигаюсь вдоль затененных городских линий. Эти темные закоулки есть в каждом городе. Они делают меня невидимым. Я просто еще один человек, идущий по улице.

Я накидываю капюшон куртки на голову. Смотрю на тротуар, пока иду к входу в бар, мой пульс хаотично бьется, ускоряя кровь в венах. Это чувство сильнее страсти к охоте.

Каждый день, когда я появляюсь на улице, может стать днем, когда он найдет меня.

Специальный агент Нельсон объявил о своем присутствии, вновь обещая схватить Ангела штата Мэн. По крайней мере, так утверждается в кратком выпуске новостей. После того, как в местном отделе ФБР произошла утечка и все узнали об обнаруженном ДНК, властям пришлось сделать официальное заявление.

По пятам за Нельсоном следует детектив Фостер, возникая, везде, куда направляется агент. Фостера немного сложнее отследить, поскольку он не появляется в СМИ с такой же частотой, как ФБР.

Я толкаю двери «Убежища», бара, который часто посещает Лоусон. Трудно не чувствовать себя непобедимым, когда все сотрудники правоохранительных органов штата Мэн ищут тебя. Вот он я, мальчики. Идите и схватите меня.

Но здесь нет копов. Только группа шумных ребят из колледжа, две проститутки, несколько бородатых байкеров в коже и одинокий бармен. Несколько бездомных крутятся у бара, тоже стремясь сбежать от своей повседневной жизни.

Эклектичная смесь сломленного, забитого и скучающего. Толпа, в которой легко остаться незамеченным. Именно здесь наша цель появляется каждую ночь, сбрасывая утомительные дни, как омертвевшую кожу.

Я нахожу место в кабинке в дальнем углу. Отсюда я могу видеть вход, бар, толпу и туалет. Заказываю пиво у единственной официантки.

— Конечно, малыш, — говорит она в надежде получить чаевые побольше, после чего уходит. Но ее остекленевшие, пустые глаза показывают, что она не испытывает ко мне никакого сексуального интереса.

Однако шумные парни из колледжа не так восприимчивы, и один из них хлопает ее по заднице, когда она проходит мимо их столика, зарабатывая неистовый смех друзей.

Она игнорирует их с отработанной апатией женщины, которая видела слишком много в свои годы. Я знаю этот тип. Ее жизнь полна никотина. Каждое достижение окрашено желтым оттенком разочарования.

Сцена вызывает воспоминания о моей матери.

Ее пустые голубые глаза, остекленевшие и отстраненные. Толстая рука отчима ударяет по ее бледной щеке. Это не плохое воспоминание. Просто воспоминание. Как и любое другое воспоминание из моего детства. Все они были похожи.

Она возвращается с моей выпивкой, и на этот раз я киваю ей с сочувствием. Я уверен, что у нашего прошлого есть кое-что общее. Судя по потемневшей коже под ее глазом, которая плохо скрыта косметикой, я делаю вывод, что у нее с моей матерью больше, чем одна общая черта.

Я потягиваю пиво. Я не часто пью — мне не нравится ощущение потери контроля. Но было бы слишком подозрительно сидеть здесь без напитка в руке?

Вот мой отец был пьяницей. Старик мог уговорить две бутылки виски за ночь. В конечном итоге это и отправило его в могилу. Болезнь печени. Кислый запах виски все еще вызывает у меня тошноту. Единственное воспоминание из детства, которое оказало на меня прямое и глубокое воздействие. Хотя я подозреваю, что Лондон категорически с этим не согласится.

Мои губы кривятся в улыбке, когда я смотрю на дверь, ожидая, что она войдет. Как будто я могу заставить ее материализоваться с помощью одной мысли. Я делаю еще глоток, просто чтобы почувствовать жжение. Это подходит уколу разочарования, которое я испытываю.

Лондон вернулась в родной город и борется с правительством, чтобы получить останки сестры. Я внимательно следил, когда она и мой бывший адвокат появлялись по телевизору, раскрывая темные секреты ее жизни. Отсматривал интервью с психологами, пытающимися объяснить загадку ее состояния. Даже слушал выступления нескольких неверующих, которые подвергали ее слова сомнению и пытались опорочить ее.

Также было начато расследование о местонахождении ее потерянной семьи. Как в одной большой гребаной мыльной опере. Это приносит телевидению хорошие рейтинги.

«Кто такая на самом деле Доктор Лондон Нобл?» — вопрошал один репортер во время передачи последних новостей.

Судя по всему, на самом деле она Лидия Прескотт.

Я провожу рукой по голове и откидываю капюшон. Сомнение — это гноящаяся язва. Вначале она маленькая, едва заметная, но вы знаете, что она есть. Чем больше вы прикасаетесь к ней, исследуете ее, теребите, тем больше она становится, пока не превращается в черную зияющую рану.

Лондон хорошо играет свою роль. Может быть, слишком хорошо. Она активно ищет информацию о своей прошлой жизни и помогает властям прочесать штат в поисках безумца, который похитил и пытал ее.

Все, что ей нужно сделать, это проехать час в сторону побережья.

Я здесь, детка.

Входная дверь распахивается, и заходит наш лаборант. Лоусон сегодня припозднился, и с усталым выражением лица направляется прямо к бару, чтобы заказать пиво. У него был беспокойный день.

Два ужасных убийства за одну неделю, и давление растет.

Я опускаю голову и смотрю в стакан. Местным в этом баре было бы наплевать на меня, но Лоусон работает в системе. Он знает мое описание. Он работает на местах преступления, которые ФБР связало со мной.

Так что мы ждем. И смотрим.

С каждым глотком пива Лоусон погружается в свою зону комфорта. Он уже выпил третий бокал — на один больше, чем обычно выпивает перед тем, как пойти домой.

Время от времени он бросает взгляд на двух женщин в конце комнаты. Он заходит сюда достаточно часто, чтобы знать, чем они зарабатывают на жизнь. С его страхом быть отвергнутым, снять проститутку — естественный шаг. Но его страх слишком велик — даже когда он допивает четвертое пиво, он не может набраться храбрости, чтобы подойти к ним.

Интересно, как он познакомился со своей женой?

Махнув рукой, он просит у бармена счет.

Я осушаю бокал и бросаю на стол щедрые чаевые. Не слишком щедрые — я не хочу, чтобы официантка присмотрелась ко мне больше, чем необходимо. Ее безразличие делает этот бар безопасным убежищем для нас. Для Лоусона и меня.

С этой мыслью на рану просыпается новая порция соли. Лондон — моя гавань. Подобно раку, это гноящееся сомнение распространяется все шире.

Если я хочу ускорить спектакль, мне нужны ответы. Сейчас же.

Пьяные мальчики из колледжа вступают в ссору с байкерами, и я пользуюсь шумихой, чтобы подкрасться к одной из проституток. Она уже выбрала парня на ночь, готовясь встретить его у входа, чтобы тайком вместе уйти.

— Ты должен предложить больше трехсот, сладкий, — говорит она мне, натягивая куртку. — В противном случае ночь у меня уже занята.

Я кладу ей в карман пачку наличных.

— Пятьсот. Пересчитай, если хочешь.

Она поворачивается ко мне, еще раз окидывая взглядом.

— Ты не выглядишь так, будто отчаянно нуждаешься в свидании.

— Это для моего друга. — Я киваю в сторону бара, где Лоусон оплачивает счет. — Он застенчивый.

Она медленно кивает.

— Ах. Тот парень. — Она снова с любопытством оглядывает меня. Она работает в этом баре, но никогда меня раньше не видела. Я не друг Лоусона.

Я кладу ей в карман еще одну пачку наличных.

— Еще двести, если не будешь меня упоминать. Он действительно застенчивый. Скажи ему, что это халява. — Я оглядываю бар. — Сначала убедитесь, что он выпил пива. — Я даю ей бутылку. — Поможет ему расслабиться.