Эвис: Заговорщик (СИ) - Горъ Василий - Страница 11

Дознаватели Разбойного приказа допрашивали ее в точном соответствии с законом. То есть, «не более чем по полторы стражи раз в сутки» в течение двух дней. Особо не усердствовали, так как прекрасно знали нрав своего начальника и не хотели оказаться на виселице за превышение служебных полномочий. Но, устав от ее упрямства — а Майра напрочь отказалась признаваться в том, что обманом выманила у моего дяди кольцо с алмазом, а затем попыталась сбежать — все-таки сломали ей нос и несколько ребер, а тело превратили в один сплошной синяк.

Вытащить девушку из тюрьмы удалось без каких-либо проблем: для того чтобы развалить дело, хватило осмотра Майры тюремным врачом, который со всей ответственностью заявил, что «девица, обвиняемая в повторном присвоении чужого имущества, не могла избежать наказания за первое преступление из-за беременности, так как до сих пор невинна…». А вот отомстить не получилось: к моменту, когда недавняя узница тюремных застенков оказалась под присмотром Генора, дядя успел узнать о ее освобождении. Поэтому срочно убыл в Реймс [1]«к какому-то старому другу». И с этого момента перестал появляться в столице…

…Я рассказал Майре практически все. Включая свои мысли по поводу арессы Тинатин и ее отношения к своей дочери и чужим жизням. В эпитетах особо не стеснялся, так прекрасно знал, что ключница скорее откусит себе язык, чем расскажет кому бы то ни было то, что узнает от меня. Потом перевернулся на спину, положил под голову подушку и вопросительно уставился на помрачневшую девушку:

— Ты со мной не согласна?

Она почему-то опустила взгляд и нервно вцепилась в символ своей должности — небольшой серебряный ключ, болтающийся на поясе. Но промолчать даже не подумала:

— Знаете, арр, я, наверное, покажусь вам чудовищем, но… я страшно завидую Алиенне!

— Почему⁈ — опешил я.

Взгляд девушки вдруг помертвел, а пальчики мелко-мелко задрожали:

— Попробую объяснить. Помните тот день, когда вы отвели меня домой? Ну, после Пустоши и лечения у вас?

Я кивнул.

— Так вот, вместо того чтобы обрадоваться, что я вернулась, мать начала обзывать меня распутной девкой, потаскухой и другими непотребными словами. А отец сбил с ног ударом кулака, отволок в сарай за волосы, связал, вбил в рот кляп и присыпал сеном. Слава Пресветлой, что младший брат, игравший под окном отцовского кабинета, услышал, как мама доказывает отцу, что вывозить из города меня обязательно надо живой, а удавить и утопить в болоте можно уже потом…

— Н-не понял⁈ — почувствовав, что зверею, перебил ее я. — За что тебя было убивать и топить в болоте⁈

— Да что тут понимать? Меня затолкали в карету чуть ли не за спиной отца в тот момент, когда он обсуждал с моим женихом поставки какой-то ткани. А значит я, куда-то пропав, сорвала их планы, где-то шлялась больше десятины, а потом имела наглость вернуться домой! Да еще с изуродованным лицом и рукой в лубке!

— Но ты же не перестала оставаться их дочерью?

Майра горько усмехнулась:

— Арр, ваш род действительно Странный: нас, девушек, считают товаром все, включая родителей. И даже обучение воспринимают, как вложение средств, которое повышает стоимость этого товара, и которое обязано приносить доход!

— Бред!

— Бред⁈ Меня держали в девках до девятнадцати лет, так как союз с теми, кто просил моей руки до этого, казался отцу невыгодным или предлагаемые за меня суммы были слишком маленькими! А незадолго до моего похищения он, наконец, сподобился договориться с одним из самых богатых купцов Ченга. Еще бы — продажа меня в пятые меньшицы давала возможность открыть пару лавок еще и в этом городе. Свадьбу решили играть через месяц после заключения договора. Чтобы не терять времени впустую, папа купил два места на новом рынке, поставил срубы и забил их товаром. А тут я куда-то пропала и разрушила все его планы…

— Чем разрушила-то?

Она посмотрела на меня, как на юродивого:

— Отец дал слово, что отдаст замуж свою дочь. Дочь пропала. Значит, помолвка сразу же расторглась, а лавка и товар остались жениху, чтобы тот молчал!

— С этим более-менее понятно. Но убивать-то зачем?

— Если меня не видят соседи, значит, свадьбу сыграли чуть раньше, чем собирались, я сразу же уехала к мужу и У ОТЦА ВСЕ ХОРОШО! Зато если я вернулась домой, да еще с разбитым лицом, значит, супруг меня избил до полусмерти и выгнал! А за что девушку выгоняют из дому сразу после свадьбы⁈

— Но ведь ссильничать-то тебя не успели! — с хрустом сжав кулаки, рявкнул я.

Майра горько усмехнулась:

— Да всем плевать, ссильничали меня или нет! Купцы ведут дела только с достойными, то есть, с теми, кто доказал, что ему можно верить на слово! А как верить на слово тому, кто не смог правильно воспитать собственную дочь⁈

Несмотря на то, что все это рассказывалось тихим голосом, в глазах девушки бушевал такой пожар из чувств, что я испугался. Нет, о том, что она не раз и не два помогала мне справиться с отчаянием, и поэтому надо бы ответить тем же, я не вспоминал. Просто почувствовал, насколько ей больно, и, неожиданно для самого себя приподнял правую руку. А Майра, не задумавшись ни на мгновение, тут же скользнула под нее и уткнулась носом в мою грудь. Правда, даже после этого все равно нашла в себе силы завершить свои объяснения:

— В общем, мать, которая готова за свою дочь на все, что угодно, мне нравится намного больше, чем такие родители, как мои…

Трясло ее жутко. Поэтому я прижал ее к себе и начал ласково поглаживать по волосам и спине:

— Я не считаю тебя чудовищем! И во многом понимаю арессу Тинатин. А еще и сам не так уж и сильно следую этим самым неписанным законам, которые, как оказалось, определяют жизнь не только благородных, но и купечества. Посуди сама: я — арр из пусть и Странного, но Старшего рода. Но мне плевать, что ты купеческая дочка, Генор простолюдин, а Рык вообще пес: я считаю вас частью своей семьи и готов ради вас на все!

— Я почувствовала ваше отношение к ним еще тогда, когда вы меня лечили… — еле слышно прошептала Майра. — Потому, сбежав из дому, пришла к вам. И лягу костьми, но сделаю все, чтобы всегда быть рядом.

— Знаешь, каждый раз, возвращаясь из Дуэльной школы, я стараюсь подойти к особняку с подветренной стороны, чтобы издалека унюхать запах твоей выпечки… — продолжил я говорить, ибо девушку продолжала колотить нервная дрожь. — У забора меня всегда встречает счастливое повизгивание Рыка. Потом, если Генор не спит, я радуюсь его рукопожатию и довольному кряхтению. А когда во двор выбегаешь ты, все то, что меня волновало до этого момента, словно на время отодвигается, а на душе становится тихо и спокойно.

— Мне тоже спокойно, когда вы дома… — шмыгнув носом, призналась она. — А когда вас нет, я не нахожу себе места…

— Кстати, Майра, у меня к тебе важное поручение! — предельно серьезным тоном сказал я, наткнувшись взглядом на аккуратно заштопанную дырку на ее порядком истрепавшемся платье. — Эта охота выдалась очень удачной, и даже с учетом того, что пятьдесят золотых придется отдать ростовщикам, денег останется порядочно. Поэтому сегодня, когда я уйду на вечернюю тренировку, ты отправишься по лавкам. Одеваться…

Что меня всегда восхищало в Майре, так это непоколебимая уверенность в моем праве распоряжаться ее судьбой. Любое приказание, совет или даже намек она принимала и душой, и сердцем, не оставляя в них ни уголочка для сомнений. При этом назвать ее глупой или наивной у меня бы не повернулся язык — девушка обладала очень острым умом, и в житейских вопросах часто находила правильные решения куда быстрее меня. Кроме этого, меня поражала ее способность мгновенно перестраиваться на рабочий лад с любого другого, невероятная обстоятельность и предельная добросовестность. Говоря иными словами, в каком бы настроении бы ни находилась Майра, почувствовав в моем голосе серьезные нотки, она тут же забывала про грусть, усталость или веселье и тут же вслушивалась в то, что я говорю. А когда я заканчивал озвучивать свои мысли, сначала досконально обдумывала, как максимально быстро и с наилучшим результатом добиться того, что мне требуется, а уже потом принималась за дело со всем пылом своей души. И всегда добивалась именно того результата, которого я ждал.