Синеглазая принцесса - О'Бэньон Констанс - Страница 4
- Предыдущая
- 4/68
- Следующая
– Вот… храни это для меня, и я буду чувствовать, что ты рядом со мной даже в бою.
Теперь уж Алана не сдерживалась, на холодный металл закапали горючие слезы.
– Я не сниму твой амулет, пока ты не вернешься, – пообещала она.
Лицо молодого воина исказилось от боли. С тоской вглядываясь в прекрасные глаза невесты, он прошептал:
– Я люблю тебя, Алана, и хочу лишь одного – чтобы ты была счастлива. Обещай мне, что ты постараешься!
– А ты обещай, что вернешься! – взмолилась она и схватила его за руку.
Серый Сокол рванулся к ней, но тут же опомнился и, порывисто обняв невесту, пошел к выходу.
– Оставайся в хижине, пока я не уйду, – попросил он. – Дай мне унести с собой воспоминание о том, как ты ждешь меня в нашем общем доме.
Девушка кивнула и вышла на улицу, лишь когда звуки его мягких шагов стихли вдали.
Слезы душили ее, серебряный талисман холодил грудь.
– Возвращайся, любимый! – всхлипнула она. – Пожалуйста, возвращайся! Я не смогу без тебя жить.
Прошло три дня. Все это время Алана не находила себе места. Она с утра до ночи вглядывалась вдаль и напряженно прислушивалась, не раздастся ли топот копыт.
Сейчас она была в хижине одна – бабушка куда-то ушла.
Склонившись над очагом, девушка перевернула большой кусок оленины, поджаривавшийся на решетке. Ей не хотелось есть, она готовила еду к возвращению деда.
От двери потянуло сквозняком. Алана обернулась и увидела, что на пороге стоит Лазурный Цветок.
– Вот что значит, зима была теплой, – сказала бабушка, показывая внучке корзину, наполненную ягодами. – Ежевика в этом году поспела раньше обычного. Твой дед ее очень любит.
На лицо старой женщины набежала тень. Алана обняла бабушку за хрупкие плечи и сказала нарочито бодро, понимая, что отсутствие вестей тревожит старушку:
– Я испеку пирог с ежевикой. Пусть дедушка полакомится, когда вернется.
Лазурный Цветок устало опустилась на циновку и, неотрывно глядя на огонь, пожаловалась:
– Никак не могу согреться. Такая жара стоит, а мне холодно. Чует мое сердце – надвигается беда.
Алана содрогнулась от ужаса.
– Но, может быть, сиу заключили с бледнолицыми мир? – робко предположила она.
– Нет, – покачала головой бабушка, – о мире не может быть и речи. – Она хотела еще что-то добавить, но заметила в глазах внучки страх и поспешила заговорить о другом. – Я слышала, ты сегодня объездила еще одного дикого жеребца, внученька? Что ж, это хорошо, очень хорошо. Дедушка будет тобой доволен.
Алана скромно потупилась.
– Да, теперь этот конь не опасен.
Она не любила похваляться своими успехами.
– Когда твой дед начал учить тебя объезжать лошадей, все смеялись, – вспомнила бабушка, – мол, зачем это девчонке? Но, как говорится, хорошо смеется тот, кто смеется последним. Да… дед верил в тебя, и жизнь показала, что он был прав. – Глаза ее гордо блеснули. – Ты как никто чувствуешь лошадей. Это дар свыше. Великий Отец к тебе благосклонен!
– А мне бы хотелось обладать другим даром – даром провидеть, – вздохнула девушка. – Тогда бы мы знали, где сейчас дедушка и Серый Сокол, не случилось ли с ними несчастья. Мое сердце тоже чует недоброе.
– Для тебя настали трудные времена… Алана, – Лазурный Цветок, как всегда, запнулась, произнося английское имя внучки. – Но что поделать, если таков удел женщин? Они должны оставаться дома и тревожиться за мужчин, когда те уходят на войну. Ожидание подобно сотне стрел, пронзающих сердце. Однако тебе придется к этому привыкнуть, девочка. Тебе следует быть готовой к тому, что таких мучительных дней в твоей жизни будет немало.
Алана молча посмотрела на бабушку, которая и в старости сохраняла гордую, величавую осанку. На лице у Лазурного Цветка было на удивление мало морщин, зато руки за годы тяжелой работы загрубели и сморщились. Расчесанные на прямой пробор седые волосы были перехвачены кожаной тесемкой.
– Почему ты так говоришь, бабушка? – с опаской спросила Алана. – Уж не получила ли ты дурные вести?
– Нет, – покачала головой Лазурный Цветок. – Я слышала только, что наши воины вместе с сиу пустились в погоню за Желтоволосым и его слугами.
– Если б ты знала, как я боюсь, бабушка!
– Война всегда приносит несчастья, но на этот раз все будет еще хуже, чем прежде, – вздохнула старая индианка. – Твой дед считает, что нам не победить бледнолицых. Их много, словно сорняков в поле, и, подобно сорнякам, они скоро заполонят всю нашу землю.
Алана откинула со лба прядь волос, и ее сапфировые глаза гневно сверкнули.
– Будь проклята кровь белых людей, текущая в моих жилах! Если б я могла, я бы всю ее выжала из себя!
Лазурный Цветок задумчиво посмотрела на внучку: Алана стыдилась своего родства с белыми.
– Ты прекрасна и душой, и телом, – сказала индианка. – Тебе не за что себя корить, внученька. И отец твой – человек почтенный, он всегда был другом нашего народа.
В памяти Аланы всплыли смеющиеся глаза полковника Энсона Кэлдвелла, похожие на ее собственные… В детстве отец казался ей сказочным великаном… впрочем, десятилетнему ребенку все взрослые кажутся высокими. А вот мать свою она помнила смутно – та умерла, когда Алане было совсем мало лет.
Мысли девушки вновь обратились к настоящему. Нужно с головой уйти в домашнюю работу, тогда некогда будет думать об отце, дедушке и о Сером Соколе, решила она.
Она достала кукурузную муку, добавила в нее воды и принялась усердно месить тесто. Потом растолкла ягоды. Но сколько ни старалась отвлечься, один вопрос не давал ей покоя. Наконец Алана не выдержала.
– Если мой отец такой хороший, то почему он меня бросил? Почему не приехал за мной, бабушка? – сердито спросила она.
Старая индианка опустилась на колени рядом с внучкой, отщипнула кусок теста и раскатала из него лепешку.
– Мне всегда было нелегко понять твоего отца, но я знаю, что он искренне любил мою дочь и, когда она умерла от оспы, чуть не обезумел от горя. – Перед Лазурным Цветком промелькнули печальные образы прошлого. – Он оставил тебя со мной и уехал. Очень надолго, прошло много лун, прежде чем мы увидели его вновь. А увидев, не узнали. Это был совсем другой человек – чужой и холодный. Он сказал, что возвращается в Виргинию без тебя. – Глаза, устремленные на Алану, потеплели. – Что греха таить, я была этому рада. Потеряв дочь, я не потеряла внучку.
– Я тоже этому рада, бабушка, – сказала Алана. – Но мне все равно хотелось бы знать, почему отец не взял меня с собой.
– Кто его разберет? Мне известно лишь, что он поссорился со своим отцом, человеком богатым и могущественным, и, чтобы уйти из-под его власти, подался в солдаты. А потом познакомился с твоей матерью. Они встретились в форте, до которого от нас два дня езды…
– Встретились и… полюбили друг друга?
– Да, с первого взгляда. Но твой отец был уже большим военачальником и не мог жить с индианкой в форте. Поэтому он купил красивый дом и поселил ее вдалеке от любопытных глаз. Они были там очень счастливы, Алана. Потом родилась ты, а потом… потом разразилась война, которая разделила белых людей, и ему пришлось сражаться против своих же братьев. Твоя мать решила вернуться к нам, но он попросил ее не делать этого. Ему хотелось, чтобы ты училась вместе с белыми детьми… Остальное ты знаешь. Твоя мать заболела и послала за мной, однако было уже поздно. Я привезла тебя в селение, а после войны сюда прискакал твой отец. Мне выпало на долю рассказать Энсону Кэлдвеллу о смерти жены. Да… нелегкая это была участь…
Алана сидела, глядя в пространство, и в ее памяти тоже оживали картины прошлого.
– Я помню последний приезд отца, – внезапно выпалила она. – Он рассказал мне, что до встречи с мамой у него была другая семья. Папа сказал, что его сын и дочь живут в Виргинии и что он поедет к ним, но потом вернется за мной. Мне было тогда десять лет, сейчас уже шестнадцать, а отца все нет… Неужели он любит своих белых детей больше, чем меня?
Лазурный Цветок взяла дрожащие руки внучки в свои.
- Предыдущая
- 4/68
- Следующая
