Синеглазая принцесса - О'Бэньон Констанс - Страница 8

• Предыдущая
• 8/68
• Следующая

– Где мне найти дочь Энсона Кэлдвелла? – не тратя времени на пустые разговоры, поинтересовался Николас.

– Я бы с удовольствием сам отвез вас туда, капитан, но не могу, – вздохнул агент. – Если хотите, я дам вам лошадь и объясню, как проехать. А хотите, подождите до завтра. Утром я оставлю здесь своего человека и поеду с вами.

– Нет, – отказался Николас, – мне надо спешить, иначе я опоздаю на дилижанс, который уходит сегодня вечером. Лучше дайте мне лошадь.

– Вы отвезете девочку к отцу? – спросил Уилли.

– Нет, – покачал головой Николас. – Он попросил только позаботиться о ее пропитании.

Уилли негодующе фыркнул.

– Честно говоря, я вообще не надеялся, что старуха получит хоть какую-то помощь от отца девочки. Да… жаль Алану. Когда она останется одна, кто-нибудь непременно польстится на ее красоту.

– Меня это не касается, – сухо ответил Николас, натягивая перчатки. – Я оказываю одолжение соседу, не более того.

– Да, – угрюмо буркнул Уилли, – индейцы никого не интересуют. Местные власти делают вид, будто бедняг вообще не существует. А политикам в Вашингтоне и подавно наплевать… С глаз долой – из сердца вон.

– Вы обещали дать мне лошадь, – напомнил Николас, не желая вступать в пререкания с агентом. – И расскажите, пожалуйста, как туда проехать.

У Аланы изо рта вырывались облачка пара. Руки замерзли и онемели, холодный ветер хлестал ее по лицу, ноги подкашивались. Тихо всхлипывая, она ковыряла лопатой промерзшую землю. В глубине души Алана понимала, что ей не по силам вырыть могилу для бабушки, но не могла же она оставить покойницу без погребения!

Бедняжка была так подавлена обрушившимся на нее горем, что даже не заметила приблизившегося всадника.

Капитан Беллинджер сразу понял, что бабушки не стало. Алана явно была не в себе: она в оцепенении сидела на заснеженной земле, уставившись в одну точку.

Николас взял у нее из рук лопату.

Алана не шевельнулась.

Капитан энергично принялся за работу, и вскоре могила была готова.

Алана по-прежнему сидела, с головой закутавшись в индейское покрывало.

– Ты говоришь по-английски? – спросил он. Алана равнодушно посмотрела на него, словно не понимая вопроса, и капитан направился к убогой хижине, где, по его предположениям, лежала покойная бабушка.

И тут вдруг Алана ожила! Перед ней был белый солдат, такой же, как те, что убили ее жениха и деда! Из-за таких, как он, их с бабушкой заставили покинуть родные края и мучиться здесь, в снежной пустыне! Этот чужак воплощал собой все, что Алана теперь ненавидела… Его нельзя было подпускать к бабушке! Мало ли что ему взбредет в голову?

– Оставь нас в покое! – крикнула Алана по-шайенски, заслоняя собой тело Лазурного Цветка. – Не прикасайся к моей бабушке!

– Ты говоришь по-английски? – снова спросил капитан. – Я не понимаю твоего наречия.

Алана вызывающе сверкнула глазами и покачала головой. Еще чего! Чтобы она говорила на языке своих врагов? Да ни за что!

Николас посмотрел по сторонам и ужаснулся. Он никогда не видел такой нищеты. Очаг давно погас, с потолка свисали сосульки. Кроватей не было, одеяла валялись на голом полу. Николас сердито сжал кулаки. У него в голове не укладывалось, как мог Энсон Кэлдвелл позволить своей дочери жить в таких кошмарных условиях.

Капитан попробовал еще раз объясниться с девушкой:

– Мисс Кэлдвелл, я приехал сюда по поручению вашего отца. Меня зовут Николас Беллинджер, я помогу вам.

В голосе капитана звучала откровенная жалость, и это сочувствие проникло в сердце Аланы. Ее нижняя губа задрожала, из груди вырвались громкие стоны. Алана опустилась на колени и погладила бабушку по морщинистой щеке, вглядываясь в любимые черты. Лицо Лазурного Цветка было удивительно безмятежным. Казалось, старушка мирно спала.

– Не бойся меня, – сказал капитан, помогая Алане встать.

Неожиданно для самой себя она припала к его плечу и дала волю слезам. Скажи ей кто-нибудь два дня назад, что она бросится за утешением к первому встречному, а тем более к бледнолицему, Алана бы ему не поверила!

Наконец Николас тихо сказал:

– Пойдем. Твою бабушку надо похоронить.

У Аланы не было сил протестовать. Она покорно отстранилась и, словно окаменев, смотрела, как он заворачивает покойницу в одеяло…

Николас вынес мертвую индианку из лачуги и положил в могилу. Потом снял фуражку и молча склонил голову в знак скорби.

Алана наблюдала за происходящим как бы со стороны.

Ей даже в какой-то момент подумалось, что все это страшный сон.

Но затем она вспомнила голубое небо и изумрудно-зеленые холмы своей родины и подумала, что, наверное, Лазурный Цветок гуляет теперь по родной земле вместе с Заклинателем Волков. И, наверное, это к лучшему, ведь бабушка больше не чувствует ни боли, ни голода, ни холода. В смерти она обрела наконец свободу…

И стоило ей об этом подумать, как земля закружилась у нее под ногами и все куда-то поплыло… Алана взмахнула руками, пытаясь сохранить равновесие, но ее неудержимо клонило к земле, и, если бы незнакомец ее не подхватил, она бы непременно упала.

Темнота объяла ее, и она перенеслась в мир безмолвия, где уже не существовало ни холода, ни голода, ни страданий…

Николас ехал верхом, прижимая к себе закутанную в одеяло Алану. Началась вьюга. Понять, куда надо ехать, было невозможно. Николасу ничего не оставалось, как уповать на то, что лошадь сама найдет дорогу домой.

Зеленые глаза капитана потемнели от гнева. Он был возмущен своим соседом. Почему богатый, влиятельный человек допустил, чтобы его дочь жила в нечеловеческих, скотских условиях?

Николасу очень хотелось привезти бедняжку к отцу и восстановить справедливость, однако благоразумнее было не вмешиваться в чужие семейные дела. Все ж он решил, что, вернувшись в Виргинию, расскажет Энсону Кэлдвеллу о печальной участи его дочери и потребует объяснений.

Но это потом, а сейчас надо отвезти ее к Чеппелу. Пусть выхаживает девочку. В конце концов, это он несет ответственность за жизнь индейцев!

Когда лошадь добрела до дому, Николас, к своей досаде, обнаружил, что дилижанс давно уехал. Возвращение в Вашингтон откладывалось на целую неделю…

А все из-за Аланы!

Она до сих пор не пришла в себя. Вид у нее был жалкий: в лице ни кровинки, щеки ввалились.

Неизвестно, выживет ли. Капитан проклинал Энсона Кэлдвелла за то, что тот втравил его в неприятную историю. Ну какое ему дело до этой девушки? Она ему чужая. Почему он должен гадать, выживет она или умрет?

Но сколько бы капитан ни внушал себе, что он не несет ответственности за жизнь Аланы, тревога оставалась. И она побуждала его в пути пришпоривать лошадь, а добравшись до цели, поскорее перенести девушку в тепло, поближе к очагу. Он понимал, что, если в ближайшие минуты не дать бедняжке согреться, она умрет у него на руках.

Наконец Алана пришла в себя, однако сил, чтобы открыть глаза, у нее не было.

Она лежала на мягкой постели, и впервые за долгое время ей было тепло.

Ей было все равно, где она и что с ней будет. Алана была измождена до крайности, а в таком состоянии человек уже не думает ни о чем.

Послышались чьи-то приглушенные голоса.

Ресницы Аланы дрогнули, но веки были тяжелыми и отказывались подниматься. Свернувшись калачиком под толстым одеялом, девушка забылась глубоким сном.

Вскоре в комнату, где спала Алана, вошли двое мужчин и склонились над ее изголовьем.

– Видели бы вы, какая она была красавица, когда приехала сюда, – с сожалением промолвил Уилли. – Правда, внешне она мало чем напоминала индианку, но шайенов не смущало, что отец у нее белый. Они считали ее своей соплеменницей. Между прочим, Алана не кто-нибудь, а шайенская принцесса.

– Не очень-то она похожа на особу королевской крови, – усмехнулся Николас.

– Может быть, – спокойно ответил Уилли, – но тем не менее это так. Признаться, мне непонятно, почему отец совершенно ею не интересовался. Пусть бы хоть что-нибудь сделал, как-никак она его дочь! А теперь бедняжка, наверное, умрет от истощения. Я, конечно, не доктор, но, по-моему, не нужно быть доктором, чтобы понимать подобные вещи. Сколько я видел людей в таком состоянии – все они умерли. У нее, наверное, целую неделю маковой росинки во рту не было. Думаю, она и до утра не доживет.

• Предыдущая
• 8/68
• Следующая