Студент 2 (СИ) - Гуров Валерий Александрович - Страница 20
- Предыдущая
- 20/49
- Следующая
— Давайте мне, — она встала.
На сей раз она была в бежевом костюмчике «блузка-юбка», строгом, но с неуловимым налетом артистизма. Ухоженная, стильная, выглядела она сногсшибательно, что уж там говорить.
В папке оказались несколько бумаг. Письмо, какие-то списки. Лариса Юрьевна довольно небрежно полистала их. Пока это длилось, я четко зафиксировал, что в помещении мы двое, никого больше нет.
Прочитав, она утвердительно кивнула:
— Ясно. Спасибо, Василий.
И вскинула взгляд на меня. И что-то в нем озорно изменилось.
— Слушайте, я так часто вспоминала нашу встречу! Настоящая психологическая разгрузка. Вы прекрасный собеседник…
— Мне тоже интересно было поговорить.
— Так это же замечательно! Можно повторить.
Я сделал многозначительно-доброжелательное лицо:
— Конечно.
И мы договорились на послезавтра. На вечер. Прогуляться, потрепаться… Что-то в нашем диалоге осталось недоговоренное, и оба мы, кажется, понимали, почему. К чему идет наше знакомство. К тому, о чем не принято говорить вслух. Мы и не сказали ни слова. Все было очень благопристойно. Попрощались, и я пошел.
Обед, конечно, упустил. Комсомольские чай с печеньем были весьма слабым заменителем комплекса из четырех блюд, ну да что ж теперь! И я грустить на эту тему не стал. Не тот случай.
На складе я застал одного только Николая Савельевича. Как выяснилось, Раиса Павловна и Саша повезли на электрокаре какой-то материал в другой склад. Савельич же сидел в своем «офисе», что-то высчитывал на бумажке: умножал столбиком и делил уголком. При этом, естественно, сыпал инвективами: что-то не сходилось в расчетах.
— Ну, Родионов, — встретил он меня, еще раз добавив нецензурное, — за тебя высшие силы взялись!.. Сам Доронин, понимаешь, звонит…
Выяснилось, что декан со всей деликатностью попросил Козлова частично освободить студента Родионова от работы на сегодня. При условии отработки в субботу.
— … слыхал? В субботу выйдешь на работу, — Савельич напустил на себя важность и начальственно постучал колпачком ручки по столу. — Фронт работ я тебе найду. А сейчас ну-ка займись вот чем…
Он дал мне самое рядовое задание, вскоре появились Саша и Раиса Павловна, и остаток рабочего дня прошел по обычной колее. Без происшествий.
Когда мы с Сашей подошли к проходной, я почему-то подумал, что вот сейчас и Витек к нам подвалит… но его не было. А тут и Саша сказал, что ему надо по делам, в итоге возвращаться в общагу мне пришлось одному. С какой-то стороны оно и лучше: я шагал неторопливо, думал о том, что сегодня моя судьба явно какую-то интересную петлю заложила, и надо бы об этом поразмыслить поглубже…
В общежитии было тихо, и я подумал, что вот они, последние спокойные деньки, скоро пойдет веселуха! И минуя площадку третьего этажа, я в этой тишине вдруг услыхал отдаленные гитарные аккорды.
Конечно, это развлекалась Люба. Больше некому. Умелый, мягкий и быстрый перебор струн, что-то очень-очень знакомое, но неразборчивое… Сам от себя не ожидая, вдруг я устремился к триста двенадцатой комнате.
Глава 11
Подойдя ближе, я распознал в стремительных гитарных проигрышах некогда упомянутую мной мелодию «Man ofmystery» давнишней группы «Shadows», а точнее, совсем позабытого у нас композитора Майкла Карра. Действительно, мотив волшебный — и залихватский, и немного грустный… или нет, не так. Скорее память об ушедшем и несбывшемся, и удалой взмах руки на все это: ну и хрен с ним! Живем!..
Примерно так переводилась у меня на русский язык эта тема. А исполняла ее Люба просто шикарно, в очень быстром темпе — но это и хорошо. Я не ахти какой тонкий знаток музыки. Можно сказать, медведь на ухо наступил. И даже потоптался на нем. Но в чем я не ошибался, да и никто не ошибся бы — в том, что Люба умеет вложить сердце в игру на струнах. Что музыкой она живет, мелодию прогоняет через самые сокровенные изгибы, переулки своей души. И на выходе не гитара звучит, а живой человеческий голос, только без слов…
Я стоял завороженно. Коридор почему-то был совсем пуст, я был единственный слушатель роскошной импровизации. Вот финальный аккорд сильнее, ярче предыдущих рванул пространство и пресекся на ударной ноте.
Тишина. Она мне показалась оглушительной. В ней я услыхал как далеко на лестнице шаркают шаги. И кратко стукнул в дверь.
— Да! — отклик.
Я толкнул дверь.
Люба сидела на кровати, подогнув ноги — почему-то это называют «по-турецки». Правая рука небрежно обнимала гитару.
Что сразу бросилось в глаза — она очень посвежела и похорошела за то время, что мы не видались. А я не видел — ну или так мельком видел ее — со дня выпивки и мини-концерта здесь же, в триста двенадцатой.
— Привет!
— Привет! — обрадовалась она.
Я не собирался говорить никаких комплиментов. Совершенно искренне восхитился ее игрой, заодно вспомнив о конкурсе туристической песни.
Артистка постаралась быть невозмутимой, но видно было, что мои слова ей как лепестки роз с небес.
— Да, было дело, — с удовольствием произнесла она. — На турбазе…
Тут Люба горячо распространилась о том, что на этом состязании непременно взяла бы первое место. Да вот засудили! Дескать, заранее все расписали в кулуарах, определили «блатного» победителя из университета, студента истфака. А за второе место пусть борются. Вот Люба и нокаутировала всех, исполнив разухабистую песенку «От зари до зари» из советско-румынского мюзикла «Песни моря». Причем песня, подобно фильму, тоже «коалиционная»: композитор — румын, автор слов — наш. Знаменитый поэт Роберт Рождественский. Человек, проходивший по рангу «серьезной поэзии» и более того, числившийся там среди лидеров. Он, однако, не гнушался быть и поэтом-песенником, то есть сочинителем текстов для эстрады. Это считалось «фу» среди снобов, однако несло немереное бабло, от которого надменные устои частенько подкашивались. И такие столпы высокого творчества, как Евгений Евтушенко и Андрей Вознесенский достаточно охотно совались в эту нишу, и даже песни на их слова иной раз становились относительными хитами: «А снег идет…», «Хотят ли русские войны», «Плачет девушка в автомате»… Но все-таки сокрушительная, бешеная популярность была у других авторов. Видать, у эстрадного поэта должна быть какая-то своя жилка. Изюминка. Наверняка ведь не всякий шахматист может быть сильным картежником! Так и здесь. Ну и не забудем, что песню делают как минимум трое: композитор, поэт, исполнитель (группа, ансамбль). Если только эти лица не сливаются в одном человеке, именуемом бардом.
Ну, и разумеется, на советскую эстраду возлагалась важнейшая социальная задача.
Подобно кинематографу и телевидению, эстрада создавала культурное пространство, именно ту «воду», в которой советский человек должен был чувствовать себя «рыбой», то есть свободно и комфортно. Понятно, что все три эти искусства находились в сложном творческом синтезе. Зачастую самые бомбические хиты звучали сперва в кинофильмах (или телефильмах), а потом неслись со сцены или по радио в разных аранжировках… Опять же понятно, что музыкальная классика — опера, балет — которую в СССР ценили и лелеяли исключительно сильно, не способна выполнять функции массовой культуры. Поэтому популярная музыка оказывалась одной из ипостасей формирования рядового советского человека. И потому находилась под полным контролем идеологических служб.
Тамошние мудрецы, конечно, понимали, что это блюдо должно состоять из разных ингредиентов. Необходимым компонентом считались «правоверные» советские песни о Ленине, революции, вообще коммунистах и советском строе… Среди них были, разумеется, отличные произведения с профессиональной точки зрения, исполнялись они тоже мастерски… но так массово, как хотелось бы идеологам, на публику не влияли.
Гораздо больший патриотический эффект — во всех сферах, и поп-музыка здесь не исключение — имело обращение к Великой Отечественной и освоению космоса. И к современной армейской службе, к спорту, к романтике дальних странствий — Заполярье, Сибирь, Дальний Восток… Все эти темы метко попадали в «коллективное бессознательное» народа, и это понятно. В данных случаях речь шла не про абстрактные теории и марксистских мыслителей. Герои тут были свои, понятные, близкие парни и девушки «с нашей улицы, из нашего двора», Сережка с Малой Бронной и Витька с Моховой. Их образы сливались с ментальным миром усредненного гражданина, работали как надо. А Ленин, революция, Гражданская война… это все-таки было уже далеко по времени. Для большинства живущих в 1978 году оно хочешь-не хочешь делалось чистым умозрением, как логарифмы в алгебре или там синус-косинус в геометрии. Да, есть такие штуки, вроде нужные, но душу не трогают.Великая же Отечественная еще жила в сердцах настоящей памятью, не говоря уже о современных темах. Социальные конструкторы из ЦК КПСС и это сознавали прекрасно. Поэтому одаренные композиторы и поэты получали заказы на песни данной тематики и выдавали, случалось, настоящие шедевры, роскошные комбинации нот, слов и аранжировки — и они становились бомбами, взрывая самое сокровенное, самую суть человеческой души. «Мой адрес — Советский Союз», «Увезу тебя я в тундру», «Ну что тебе сказать про Сахалин», «Идет солдат по городу» — навскидку ряд бессмертных шлягеров в этом жанре…
- Предыдущая
- 20/49
- Следующая