Начальник милиции 2 (СИ) - Дамиров Рафаэль - Страница 5

— И не найдет… Я старую характеристику специально выбросила, чтобы не заменял больше каждые три месяца. Он ведь все равно принес. И ищет еще, главное, ее, ищет…

— Не знал, что в личном деле нужна школьная характеристика.

— Да не нужна, конечно! Армейская требуется или после учебного заведения или с последнего места работы. А этот… — кадровичка поджала губы, будто сдерживала изящный женский мат (не слышал таких раньше, и похоже, сейчас не услышу). — Привязался, как банный лист к заднице… Мама сказала то, мама сказала сё…

Последние слова Мария произнесла деланно монотонно, изображая тональность Валька.

— А кто у него мама?

— Да не помню я… Шишка какая-то, вроде. В личном деле написано. Уже бы нашел себе бабу и давно съехал от мамы.

В коридоре снова раздались шаги.

— Ладно, я побежала, — упорхнула кадровичка, помахав мне одними пальчиками.

— Саня! Вот ты где! — из-за кривого поворота коридора показалась морда Баночкина. — К тебе родители приехали.

Я вытаращился на него.

— Сюда?

— Во дворе ждут, — махнул рукой дежурный на раскрытое окошко.

Мне вдруг захотелось посмотреть на них. Незаметно. Украдкой… Но сдержался. Как бы это выглядело перед коллегами? Как должен поступить обычный нормальный сын? Обрадоваться? Не думаю… Кому понравится, что родаки нежданно-негаданно на работу завалились? Только, наверное, Валентину, который во всём маму слушается. Я — не он, а значит, играем в легкое раздражение.

— Слушай, Миха, — поморщился я. — Скажи, что я на выезде. Пусть в общаге подождут. Будь другом, а?

— Я уже сказал, что ты у начальника. Тоже своей опекой достают, да? — сочувственно покивал он.

— На то они и родители, — хмыкнул я и с беспечным видом стал спускаться на первый этаж по продавленным ступенькам. Сейчас я даже не заметил, что они скрипят и ходуном ходят под ногами, все мысли уже там, на улице. Где меня ждут совершенно чужие люди, которых я должен называть мамой и папой? Язык не повернется, наверное. Посмотрим…

Я распахнул дверь на скрипучей пружине и оказался во дворике. Зажмурился от яркого солнца, слепило так, будто специально не хотело показывать моих новых-старых родителей. Быстренько проморгался, и взгляд зацепился за семейную пару. То, что они вместе — это было видно сразу. От них веет чем-то совместным, многими годами, прожитыми вместе. Именно так я и представлял себе биологических родителей своего нового себя — аккуратного мальчика в гладенькой рубашечке.

Они стояли возле курилки. Мужчина широк в плечах, статен, с лицом умным, немного начальственным. Выправка, что лом проглотил, сразу видно — военный. Женщина спокойная, тоже немолодая, но со следами былой красоты. Черты утонченные, интеллигентные. Меня они не видели, говорили о чем-то своем.

Я чуть помедлил, присматривался, но нигде не ёкнуло, не щелкнуло. Хоть убей — не помню их. Сашок не помогает. Чего он молчит? Ладно… Пойду знакомиться. Что там нужно говорить? Мам, пап, салют? Фиг знает, как отпрыск к ним обращался. Взрослый он для них или что? Обойдемся пока одним словом для начала. Я подошел и сказал:

— Привет!

Пара обернулась.

— Здравствуйте, — недоуменно ответила женщина.

— Добрый день, — пожал плечами мужчина.

Сзади послышались шаги и женский возглас:

— Сынок! Мы тут!

Я обернулся, и легкий разряд все же пробежал по телу, память чуть всколыхнулась, вычерчивая знакомые образы. Тех, кто стоял у меня за спиной, я узнал. Не знаю как, смутно, расплывчато, но узнал. Даже имена их в памяти прорезались.

Передо мной стоял неказистого роста мужчина возраста не старого, но отмеченный сеткой морщин, и виски будто пеплом белым подернуты. Он никаким боком не походил на стереотипный образ военного — красивого, загорелого. Скорее, напоминал служащего среднего полета, с немного сутулой осанкой от кучи бумаг и документов.

Женщина выше его ростом. Не слишком худая для своих лет, но в ней видна материнская сила, и сразу можно заметить, какое доброе и лучистое у нее лицо.

Конечно, родителей не выбирают, даже в моем случае, но, если честно, то я бы выбрал первых, если судить по «обложке», подумал я и тут же получил этакий легкий душевный укол, будто совесть моя огрызнулась, мол, эй, они тебя, дурака, растили, а ты… Ладно, Сашок, угомонись немного. Я их, как родителей, не помню… Спасибо хоть за вот эти тёплые флюиды.

— Привет, мам, пап! — не хотел так говорить, но само вырвалось, будто на автомате. Наверное, Сашок снова подсказал.

— Привет, — как-то суховато поздоровался отец, протянул мне узкую, как акулий плавник, но твёрдую, как доска, ладонь.

Рукопожатие у него сильное, он даже неосознанно попытался повернуть кисть, чтоб она легла поверх, а мою развернуть вниз. Признак доминирования. Но я не дал повернуть руку, а показательно напряг, на твердость ответил твердостью.

Мать скромно подождала своей очереди и уже после бросилась обниматься. Отторжения от ее мягких обнимашек я не почувствовал, уже хорошо. От нее пахло фиалкой и чем-то домашним.

— Я не пойму? — щурился отец, его выбритое до синевы лицо скептически сморщилось, — ты вырос, что ли? В плечах раздался. Мать, посмотри… Наш сын мужиком становится. Да неужели?

И прищурился так недоверчиво.

— Что ты такое говоришь, отец? — покачала головой женщина. — Он всегда был мужчиной.

Взгляд у неё был тёплый, но дергающийся, вечно ищущий. Устала бреши залатывать да мосты наводить.

— Ну да… — снова хмыкнул отец Сашка. — Помню, как он сдавал физо на вступительных. Четыре года прошло, присяга, казарма, малька получил, а потом летеху, думали, отмучились… Мужик ведь! Ан нет!.. Из органов выперли, теперь вон собакам хвосты крутит.

— Тише, тише, Саша, — охнула мать, обращаясь к мужу (мы с ним тезки) и зачем-то прикрывая себе рот рукой, будто это она ругала меня, а не отец.

Проявила неуверенность, а папаша у меня тот еще батя. Как это принято потом будет называть — абьюзер, во всяком случае, на первый незамыленный взгляд.

— Из органов твоего сына не выперли, — спокойно, как бы между прочим, проговорил я. — Только из следствия. Не его это — бумажки процессуальные клепать. А кинолог — должность не такая простая, как тебе кажется, и в чем-то еще даже более нужная. Следователей много, а кинолог один.

Зря, конечно, я говорил о себе в третьем лице… хотя оно и правильно, сам-то я работу в следствии не застал.

— Тоже мне, важное занятие… — пробурчал батя. — Зоотехник и то важнее. Хотя тоже со скотиной возится.

— Я, конечно, понимаю, что ты хотел, чтобы твой сын звездочки на погоны хватал бесперебойно, как яблочки в урожайный год, но тебе не кажется, что это похоже на какие-то нереализованные желания твоей собственной жизни?

Я не сводил с него спокойного и твердого взгляда.

— Чего? — нахмурился батя. — Я до капитана дослужился.

— Какие мои года, батя? Мы сейчас звездочками будем меряться? Лучше бы поддержал сына на новом месте. Новый коллектив, новый город и все такое…

В поддержке родителей я не нуждался, но посылать отца подальше тоже негоже. Наверное, он желает своему сыну добра и счастья. Где-то в глубине души желает, на свой лад, и видит в нем нереализованную проекцию самого себя. И злится, что сын — это не он, и… никогда не станет майором, как и он. Но теперь это другой сын, пусть привыкает.

— Мальчики, — пролепетала мать и как парламентёр взяла нас под руки. — Не ругайтесь. Не в звездах счастье.

— Ну да, — улыбнулся я. — А в их размерах и количестве.

— Ну покажи хоть свой кабинет, — пробурчал отец.

— Кабинета нет, есть временное место дислокации. В кабинете пока ремонт, — пожал плечами я (ну а что я еще скажу, все равно кабинет выбью, а нет, так Трубецкого выселю). — Пошли, покажу.

Привел их в свою «сарайку». Там у меня Андрей корпел над книжками. Классикой его не заманишь, а вот по служебному собаководству томики очень ему заходили.