Дочь моего друга (СИ) - Тоцка Тала - Страница 46

Достаю телефон, собираясь провернуть тот же финт, что и с Виолеттой. Только если та сразу испугалась, то незнакомец остается абсолютно спокоен.

— Ты сама слишком быстро забыла, дорогая, что ты Покровская, — незнакомец широко улыбается, обнажая зубы в изогнутой улыбке, отчего та выглядит достаточно хищной. — И слишком доверилась человеку, которого очень плохо знаешь. Впрочем, у Покровских это семейное. Верить тем, кто вас ебет.

В его голосе звучит что-то такое, отчего я невольно опускаю телефон.

— Молодец, сечешь, — одобрительно кивает мужчина. — Я уж думал, он тебя окончательно заколдовал. Так что, Арина Покровская, ты хочешь узнать как твой ебарь, за которого ты собралась замуж, закопал твоего отца?

Мне хочется закрыть уши, хочется его послать. Хочется нажать на видеодозвон и позвонить Демиду. Мне всего хочется, но вместо этого я стою, бездумно глядя на незнакомого мужчину, на лице которого от улыбки не осталось и следа.

Мои руки безвольно повисают вдоль туловища как плети, и я сама напоминаю себе неживую куклу.

— Кто вы? — спрашиваю почти беззвучно. — Кто вы такой? Вы знали папу?

— В той тусовке, которой я вращаюсь, все всех знают, красивая моя, — снова на изогнутых губах мелькает хищная улыбка. Мелькает и исчезает без следа. — Мы с Глебом пересекались, но не общались. Ты неправильно ставишь вопрос, детка. Спроси меня, что общего у нас с твоим отцом.

Он замолкает и застывает в безмолвном ожидании. Но мне на ум почему-то приходит хищник, сидящий в засаде, у которого от напряжения подрагивает хвост и кончики ушей.

— Спроси, спроси, — делает он приглашающий жест.

Его глаза смотрят не мигая, меня обволакивает их гипнотическим воздействием. Только сейчас замечаю, какого они странного цвета. Голубые, но настолько светлые, что кажутся ледяными. Ледяной бездной, в которую я медленно, но верно погружаюсь.

Встряхиваю головой в надежде выйти из-под этого влияния. Отчаянно сопротивляюсь, мысленно отталкиваясь от дна и всплывая на поверхность.

Я не буду подчиняться. Не буду.

— Не спрошу, — спрашиваю пересохшими губами, — пока не скажете, кто вы такой.

— Тогда я сам скажу, — он меня будто не слышит. — И меня, и Глеба утопил один и тот же человек. Различие в том, что я не считал его другом. А еще в том, что у меня нет дочери, которой можно выебать все мозги...

— Довольно! — меня трясет. — Замолчите! Не смейте говорить так о Демиде. Вы несете полный бред, я вам не верю.

— Правильно, — неожиданно кивает он с одобрением, — ты и не должна мне верить. А кому ты готова поверить, красивая моя? Вот ему поверишь?

Он сверлит взглядом, словно сканирует, затем рывком поднимает телефон, лежащий до этого на столе, и поворачивает экраном ко мне. Меня не покидает ощущение постановочности, нереальности происходящего. Но затем я вижу на экране папу, и у меня отнимает речь.

— Аринка, дочка, — хрипло заговаривает он, глядя прямо на меня, — если ты это смотришь, значит меня уже нет.

У меня подгибаются ноги, я мягко оседаю на стул, цепляясь непослушными пальцами за столик.

— Прости меня, дочь, я был хуевым отцом. Но я всегда любил тебя, любил и люблю.

— Папа... — смотрю на экран, вцепившись в столешницу. По щекам катятся крупные слезы, но я их не замечаю.

Папа говорит очень странно, рвано, между словами и фразами целые промежутки. Эта запись похожа на одеяло, сшитое из лоскутков.

— Я очень виноват перед тобой. Я поверил... я верил больше чем себе. ...называл меня другом, клялся в преданности. ... пережил настоящее предательство. Мне стыдно перед тобой, дочь, я ...надеялся, что вы сблизитесь. А теперь понимаю, ...бог отвел. Я даже рад, что так получилось. Заклинаю тебя не верить никому, как бы тебе ни клялись в любви и верности. Если бы я понял это раньше, ты могла бы меня простить...

Запись резко обрывается, а я ничего не чувствую. Совсем. Внутри все заледенело, даже слезы на щеках кажутся льдинками. И я рада, потому что если бы мои чувства сейчас вырвались наружу, меня бы просто уничтожило этой адской волной.

Незнакомец внимательно наблюдает, откладывает телефон и кладет на стол папку с бумагами.

— Спроси себя, почему это видео не дошло до тебя, красивая моя.

Поднимаю на него затуманенный взгляд.

— Это монтаж. Вы лжец.

На незнакомца мои слова не производят ни малейшего впечатления.

— Твой любимый стер его из телефона твоего отца. Глеб не успел его тебе отправить. Мне повезло, что есть люди, которые умеют вытащить любые файлы даже из чертовой задницы, но сама видишь, что не полностью, а по кускам.

Я мотаю головой, а он двигает ко мне папку.

— Посмотри вот на эти документы. «Инвест Холдинг». Просто запомни это название. Глеб вложил туда деньги, а твой любимый утопил «Инвест Холдинг», поэтому у вас все отобрали. Отобрали и поделились с твоим Ольшанским. Я могу предоставить тебе доказательства. Но ты можешь идти, красивая, идти к своему любимому. Жить с ним долго и счастливо, не думая, что счастье твое построено на костях твоего папаши.

— Кто вы такой? — шепчу и прижимаю к лицу ладони. Ледяные дорожки превращаются в горячие струйки, которые обжигают щеки.

Незнакомец смотрит в потолок, на мгновение задумывается и отвечает:

— Думаю, ты можешь называть меня Зорро. Да, точно, сейчас это подойдет больше всего, — и глядя, как мои глаза округляются, добавляет снисходительно: — Просто Робин Гуд это слишком устаревшее. Пускай будет Зорро.

— Вы сумасшедший, — вырывается у меня. Он сгребает со стола папку, телефон и встает.

— Как скажешь, красивая. Как скажешь.

И больше ни слова не говоря выходит из кафе.

Демид

За руль ясно что не сяду, прошу Андрея повести машину. Хорошо, моя охрана никогда на посту не пьет, а то ехал бы я сейчас домой на такси. Или автостопом.

А так еду на заднем сиденье, вытянув ноги по диагонали.

За окном уже темно, Арина на связь не выходит. Захожу в чат — в сети.

«Малыш, ты уже освободилась?»

Сообщение помечается как доставленное и практически сразу просмотренное.

«Да, только что. Еду домой»

Вот и чудненько. Предупреждать о том что я тоже туда еду, не буду, а вот узнать как у нее дела стоит. Пока еще мы доберемся.

«У тебя все хорошо?»

«Да, все отлично. А у тебя?»

Смотрю на экран, хмурюсь. Не могу понять, почему меня гложет чувство, будто я что-то упускаю. Не контролирую.

Ненавижу это состояние. Все в нашей жизни может быть выстроено в логическую цепочку, абсолютно все. Может быть и должно. Но когда возникает вот такое предчувствие, все обычно идет по пизде. Если не прислушаться.

А как прислушиваться, если я понятия не имею, откуда ждать этого пиздеца?

Вопросы без ответов...

Пишу Аринке, что у меня все ок и отбрасываю телефон. Он с глухим стуком падает на сиденье, ударяясь о папку, и я с недовольством о ней вспоминаю.

Черт. Надо посмотреть, что там, а у меня на работу вообще не стоит. Это надо включиться, сосредоточиться, полистать. А мне впадлу даже рукой пошевелить, чтобы к папке потянуться.

Но завтра точно будет не до нее.

Тянусь к папке, расстегиваю застежку. Не был бы я такой заебанный, то мне даже было бы интересно, что там за документы отправил своей любовнице Глеб. Я почти уверен, что там какая-то дарственная или купчая на недвижку. Которую давно прикарманил Маркелов.

Открываю папку, беру первый документ. Глаза привычно выхватывают основные данные — название предприятия, форма собственности. Отрасль, сфера деятельности.

«Инвест холдинг». Хм. Что-то как будто знакомое. А может и нет, навскидку и не скажешь. При таком количестве названий, которые проходят перед моими глазами, сложно вспомнить даже те, с которыми я непосредственно работал год назад. Что говорить о тех, которые проходили краями.

Читаю дальше. Ничего особенного. Уставные документы. Причем только здесь Покровский?