Остров пропавших девушек - Марвуд Алекс - Страница 39

С тем же пугающим вздохом он с трудом поднимается. Неспешно идет в кают-компанию, двигая багровыми ногами в шлепках. Татьяна с неприкрытым изумлением смотрит ему вслед.

Вдруг Мид останавливается, поворачивается и говорит:

— А ты, Мерси, собрала вещи?

Она подпрыгивает. Вопросительно указывает на себя пальцем.

— А что, на этой яхте есть еще какая-то Мерси? — спрашивает он.

«Да нет», — думает она. И тем не менее.

— Вы хотите, чтобы я тоже поехала в замок?

— Ну да-а! — тянет Татьяна.

— Но я...

— Что «я»? — надуто спрашивает Татьяна.

Мерседес не знает, что ей ответить.

Татьяна поджимает губы.

— Отлично, ничего не скажешь. Просто отлично.

— Нет! Нет! Просто вы мне ничего не говорили, вот и все! Я не думала, что меня тоже пригласили. Я не предупредила родителей! Я не могу вот так взять и…

— Если ты беспокоишься по поводу el duqa, — произносит Мэтью, каким-то образом оскверняя этот титул своим языком, — не стоит. Джанкарло разрешит все, что я захочу.

Татьяна подходит к столу и берет с него тарелку Мерседес.

— Значит, ты не хочешь ехать?

В ее голосе звучат новые нотки.

— Нет! — протестует Мерседес. — Просто... Я не... Вы не...

Татьяна швыряет тарелку на лакированный пол. Осколки с крошками разлетаются во все стороны.

— Пошла ты на хер, Мерседес Делиа! — орет она и бежит внутрь.

Мерседес не может пошевелиться. Не знает, что теперь делать.

— Пошла на хер!!! Просто отвали! — заходится в крике Татьяна, топочет по салону, уходит по лестнице на нижнюю палубу.

«И что мне теперь делать?» — размышляет Мерседес.

Мэтью берет со стола папку и хлопает ею по бедру. Потом сует в карман руку и внимательно смотрит на свою двенадцатилетнюю подчиненную.

— Хорошо, — говорит он, — после обеда я пришлю за тобой машину. А пока можешь идти домой.

— Я... — В голове у нее шумит. — Простите... — лепечет она. — Я просто не...

— И извинись перед моей дочерью, когда доберешься до замка, — говорит он, — за свое паскудное поведение.

[23] Сфольятелла — слоеный сладкий пирожок из итальянского региона Кампанья.

28

Вертолет прилетает в три, а через полчаса на пристань заезжает присланный из замка лимузин.

— Вот она, — говорит Донателла, — твоя карета.

— Заткнись, — отвечает Мерседес и хмуро глядит на сестру, сидя на стуле, где ей было велено ждать, чтобы не испачкаться.

Ларисса так ее выскоблила, что кожу саднит, а одежку наглаживала до тех пор, пока по ее лицу градом не покатился пот.

— Не хватало еще, чтобы ты опозорила меня перед герцогом, — огрызнулась она.

— Но, мам, герцога там не будет!

— Это ты так говоришь.

— Да нет, правда! Он же на яхте!

— Пусть так, — отвечает мать, — но ты едешь в замок. Поди узнай, что ему потом наговорит прислуга.

Мерседес сомневается, что прислуга побежит докладывать герцогу о ее мятой юбке, но не спорит. Сидит в старом платье Татьяны с орхидеями, волосы забраны назад в косу, к опухшим ногам прилипли лучшие зимние туфли. Она ждет своей участи.

Машина подъезжает к трапу «Принцессы Татьяны». Снова. После прибытия герцога и отъезда Татьяны, которая села в машину с гордо поднятой головой, не удостоив Мерседес на terasa даже взглядом, она насчитала восьмерых гостей. Мужчины одеты повседневно, но роскошно, как и положено богачам: кремовые брюки, темные очки и яркие тонкие пуловеры, под которыми выпирают соски.

Она думала, что приглашенные уже собрались, но, оказывается, ошиблась. И теперь слегка подается вперед, чтобы лучше видеть.

Водитель герцога выходит из машины и открывает дверцу, ближайшую к воде. Небольшая пауза. И из салона выпархивают четыре молодые женщины и взбегают по трапу. Экзотичные создания — фигуристые, затянутые в тугие одежды: юбки и топики так далеко отстоят друг от друга, что им не суждено встретиться, сапоги из ослепительно-белого пластика до середины бедер и туфли на таких высоченных каблуках, что подошвы пришлось снабдить массивными платформами, — даже Мерседес и той не составляет труда сообразить, зачем их сюда привезли.

Изумленно ахнув, она смотрит по сторонам в поиске solteronas. Увидев эту картину, те точно смогут понять разницу между Камиллой Гарсия и настоящей puta. Но их нет. Они все на Плаза Иглесиа, плетут кружева и перемывают другим кости. У рыболовецких судов в мужских руках неподвижно замирают сети, и Гектор Марино отвешивает Феликсу увесистый подзатыльник.

Девушки выходят на надраенную палубу, проходят мимо знака «На шпильках вход запрещен» и по мостику направляются к мужчинам, головы которых виднеются над планширом. Мерседес может поклясться, что их приветствуют одобрительным шумом.

«О господи, — думает она, — значит, это и есть мальчишник? А Татьяна знает? А святые отцы, ведущие за собой в День святого Иакова толпы прихожан, в курсе, что наш герцог прохлаждается на яхтах с девицами такого сорта? Может, я должна ей об этом рассказать? Или, может, им? Но как?»

Водитель возвращается на свое сиденье, и вот машина уже медленно ползет к их ресторану. На яхте врубается музыка — холодной, противоестественной пульсацией, от которой дрожит вода. Над планширом в такт ритму вздымаются худенькие загорелые руки. Сбежавший с мостика капитан убирает трап, и через несколько мгновений судно отчаливает от берега. Задумчиво наматывая на палец прядку, Донателла смотрит ему вслед.

— Жаль, что ты не повидаешь герцога, — говорит она.

— Не начинай, — отвечает на это Мерседес.

— Как же тебе, блин, везет, — продолжает сестра, — яхты, замки, новые тряпки.

Сама Мерседес никакой особой радости не ощущает. Остальная ребятня с острова теперь обходит ее стороной. Смотрит как на разряженную отщепенку, словно у нее выросли рога.

— Это все вовсе не так уж и здорово, — отвечает она.

— Ну да, ну да, — отвечает Донателла, — а я пойду драить унитаз. Видимо, англичане даже дерьмо за собой смывать не умеют.

Первая поездка на машине не такая захватывающая, как она думала. В салоне сильно пахнет парфюмом. Не теми тонкими ароматами, которые обычно окружают Мидов, а мешаниной химических запахов, достаточно едких, чтобы прикончить насекомых. При этом скорость, кажущаяся головокружительной, когда автомобиль проносится мимо тебя по новой асфальтовой дороге, изнутри воспринимается чем-то совершенно обычным. Медленной, на самом деле. Но сиденья обиты мягчайшей лайкой, а в выемках подлокотников задних сидений стоят пластиковые бутылочки с газированной водой.

Взяв одну из них, чтобы посмотреть, Мерседес замечает, что на нее в зеркало заднего вида смотрит шофер.

— Попей, — подбадривает он.

— Правда?

В ответ он кивает с тем особенным покровительственным видом, с каким мужчины так любят обращаться к девчушкам.

— Они там для этого и стоят, — говорит он.

Она выпивает ее целиком за пару небольших глотков. Газированная, но не слишком. Не зная, куда девать бутылочку, Мерседес смотрит по сторонам и наконец сует в мешок для грязного белья, который ей насильно всучила Ларисса.

— Вторую тоже можешь взять, — с улыбкой говорит водитель, — отдашь сестре.

— Нет-нет! — восклицает она, краснея до корней волос. — Я не...

— Да не переживай ты, — настаивает он, — в этих старых погребах их тысяча. Я пополню запас перед тем, как везти тебя обратно.

«Я не хотела забрать ее как сувенир! — мечется в ее голове крик. — Я пыталась не мусорить!» Но она благодарно кивает и берет вторую бутылку.

Решетка ворот поднимается вверх, и лимузин заезжает во двор. Брусчатка. Высокие окна. И, к величайшему изумлению Мерседес, хотя внешняя сторона стен — суровая и отталкивающая, внутренняя выложена яркой узорчатой плиткой. Как ей кажется, арабской. Несколько таких стен сохранилось в старом городе. Такой же плиткой отделаны и общественные бани. Здесь же она покрывает все четыре внутренние стены от земли до зубцов наверху. Мавры, должно быть, захватили этот замок и жили в нем достаточно долго для того, чтобы украсить. Это настолько противоречит истории, которую им преподают в школе, что у Мерседес кружится голова. Раньше она думала, что герцоги прогнали мавров. Но если так, то почему те тогда так старательно украсили интерьер?