Барышня ищет работу (СИ) - Кальк Салма - Страница 38

— Как долго ты тянула жизненную силу из живых?

— Долго, — мне послышался смешок. — Мне было двадцать три, я была впервые замужем, я подхватила лихорадку на балу у Савельевых, и я умирала. Брат моей матери подсказал, что можно сделать, чтобы не умереть. Он видел, как такое делали, кто-то, однажды, давным-давно, в позапрошлом ещё веке, при Екатерине-матушке. Он стоял и смеялся, и говорил — хочешь жить, так попробуешь. Магических сил у меня было достаточно, это физических осталось мало. И я попробовала.

— У кого ты отняла жизнь?

— У мужа. Он взял меня в жёны потому, что хотел на старости лет детей-магов, дети от других жён не выжили. Мне объяснили, что это очень выгодный для нашей семьи брак, потому что мой отец был не из тех чиновников, кто богатеет при должности, а как раз наоборот. И предложение Раковского было для нас хорошим, другое дело, что юной деве хотелось восхищения и любви, — она снова усмехнулась. — Однако, какая ж там любовь, когда мужу шестьдесят, и у него даже во сне строчки баланса перед глазами? Мне показалось хорошим взять его жизнь и жить, он ведь взял меня, и не поморщился. Я попробовала, и это оказалось не слишком сложно, хоть и не особенно приятно.

— Что было потом?

— Решили, что он скончался от удара.

— Некроманта не приглашали?

— Нет. Он был известен как человек, который подвержен гневу по малейшему поводу, никто не усомнился. Ещё оказалось, он накануне повздорил с одним из компаньонов, это сочли достаточной причиной.

— А ты?

— А я утратила возможность родить детей. Но погоревала и пережила.

— Что было дальше?

Дальше оказалось обыденно и страшно. Софья осталась богатой вдовой, семье это понравилось, её ещё раз выдали замуж за состоятельного купца в годах, жаждущего магически одарённых детей от уже не юной, но здоровой и сильной магички из приличной дворянской семьи. Он прожил три года и кончил так же, как и его предшественник. Но чтобы не мозолить глаза двумя схожими случаями, Софья произвела процедуру не в Москве, но — в провинции, где-то в губернии, названия которой я не опознала, но понял Соколовский. Выдержала срок траура, вернулась в Москву, немного пожила там и уехала в Сибирск, где от скончавшегося к тому моменту естественным путём отца остался дом и некоторые дела, их нужно было привести в порядок. Тут её настигло третье замужество — за ровесником, золотодобытчиком и авантюристом. И это замужество оказалось по обоюдной любви, но — всего лишь на полгода, а потом авантюриста прирезали где-то в тайге, ей рассказали свидетели. Его даже и не повезли в город, потому что очень уж долго и далеко нужно было везти, там где-то и похоронили, ей же доставили кошель с золотым песком и парой самородков — и всё.

Она же тем временем размещала капиталы — частью в России, частью в Сибири. Железные дороги, железоделательные заводы, торговля с Китаем. Это оказалось ей интересно — вложиться так, чтобы приумножить вложенное, чтобы увеличить исходную сумму вдвое, втрое, или даже больше. Она умеренно рисковала, где иначе было никак, но чаще полагалась на уже достигнутые результаты и хорошую репутацию, правда, пару раз всё равно прогорела. Но из-за того, что никогда не вкладывала всё в одно предприятие, ни разу не разорилась совершенно.

Её четвёртое замужество походило на третье — это снова оказался ровесник, и снова большая любовь, но — уже в Петербурге. Гвардейский офицер, привыкший жить на широкую ногу, много играл, много пил и вообще ни в чём себе не отказывал. Софья поначалу оплачивала его «милые капризы», а потом, когда любовь ушла, а капризы остались, несложным магическим воздействием устроила ему вызов на дуэль, где он и погиб. Неутешная вдова снова отправилась в Сибирск, оценить убытки от определённо неудачного замужества, и прожить несколько лет скромно, восстанавливая активы. Ей всё удалось, и здесь она нашла своего последнего мужа, господина Серебрякова, и в первую голову это было объединение капиталов. Ей было уже сорок, ему — пятьдесят семь, прожили они восемь лет, и Софья снова овдовела. Афанасий Петрович отправился зимой на рудник, по делам, по дороге домой попал в метель и замёрз насмерть. Капиталы Софьи снова приросли.

А вот здоровье пошатнулось, и тут она впервые подумала, что — нужны люди, которые будут поддерживать в ней жизнь, и которых после не хватятся. Компаньонка? Чего ж проще. Помогать будет Антония, её Софья встретила в Варшаве, где ей тоже доводилось бывать по делам. С Антонией обошлись нехорошо, она осталась без мужа, но свекровь выгнала её из дома вместе с младенцем-сыном, и она осталась без крова и без средств. Будучи магом, смогла отомстить и убить свекровь и двух её служанок, но и сына сберечь не смогла. Софья помогла Антонии скрыться от правосудия, увезла в Сибирск, и та поклялась верно служить до смерти.

Первую жертву нашли едва ли не на торгу — пришла из деревни, искала место. Ещё и старалась, работала — хотя читала по складам, и вообще на кухне с той Липочки было больше толку, чем в кабинете и на паркете. Хотелось сделать всё тихо, и её подъедали понемногу во сне, а когда уже дальше подъедать не вышло — сложили останки в подвал, замаскировали магически дверь и сразу же уехали на зиму в Москву — вроде бы и с Липочкой, а вернулись весной уже без неё. Куда делась? Так замуж вышла, счастлива.

Липочки хватило более чем на десять лет. Следом за ней случилась Катя, потом Саша, потом оказалось, что эффект от обряда заканчивается всё быстрее и быстрее. Обычно о предыдущей компаньонке успевали позабыть к тому моменту, когда пришло время использовать следующую. Когда между ними десять лет — всё хорошо, а когда три года, два, уже труднее. Моя предшественница Татьяна Алексеевна, мещанская дочь из-под Нижнеудинска, проработала у Софьи и вовсе полгода.

— Можно было применить жизненную силу всю и сразу, в самый первый раз я так и сделала. Но тогда я умирала, иначе было нельзя, дядя объяснил мне, — говорила она. — И во второй тоже. А потом я и брала постепенно, и расходовала тоже, хранила заёмную силу в артефакте, его нельзя было снимать. Но наполнить с каждым разом становилось всё сложнее, и утекало оттуда всё быстрее. Татьяну выпили в сентябре, а уже в октябре снова стали дрожать ноги, и нужна была новая глупая девица. Потому что кто позаботится обо всех моих делах? Кто приумножит деньги? Кто подумает о сирых и убогих? О тех, кому судьбой не дано ничего, но кто старается? И когда Зимин рассказал мне, что у него девица, потерявшая память и вообще в затруднительном положении, я поняла — это судьба, нужно перевозить её к себе и начинать обряд. И девица-то оказалась толковая, будто и вправду чему-то училась! Но разумные не оказываются без памяти на задворках губернского города! И родных у неё не было, что нам на руку. Но в её сон было невозможно пробраться!

— Почему в сон? — спросил Соколовский.

— А вы не знаете? Жертва должна быть либо в полном сознании, либо хотя бы во сне. В полном сознании сложно, все эти слёзы и мольбы, к чему они? Во сне проще, хоть и дольше, но — мне ж и нужно было понемногу. А в сон к Ольге меня не пускали! И мы с Антонией не понимали, почему. Пока Антония не увидела на ней амулет, и не сняла его! И тогда получилось, но всё равно нужно было забрать у неё всё разом, хоть и во сне. Мы доставили её сюда, и тут она проснулась! Она не должна была просыпаться! И откуда в ней сила некроманта? Она ж не была магом, это невозможно перепутать!

— А вот и была, — спокойно заметил Соколовский. — И если бы вы были внимательнее, то не спутали бы некромантский амулет ни с чем. Да, она сама не знала о том, что в ней скрыта сила, но — вариантов-то не было. Самоуверенность вас и погубила, Софья Людвиговна, — он тоже позволил себе усмешку. — Последний вопрос. Что сталось с вашим дядей, который научил вас этой мерзости?

Я услышала лающий смех.

— Вон он висит.

Я не поняла. Понял Соколовский.

— Вы и его убили?

— Он сам виноват. Все думают, что оборотни неуязвимы, но это не так. Ему хватило сил оборачиваться, но он не был бессмертным. Никто этого не знал, кроме меня. И когда он потребовал, чтобы я поделилась с ним жизнью очередной жертвы, я устроила так, что он оборотился, и его застрелили.