Пес бездны, назад! (СИ) - Разумовская Анастасия - Страница 33

И мы поссорились.

Вечером я, наконец, разобралась как в этом мире снимают комнаты, и нашла подходящую квартиру для нас с сестрёнкой. Оказалось, не так уж и сложно. Артём вошёл в комнату, когда я изучала вопрос с кредитной картой. Вот тут всё было сложнее. Кредитки были похоже на долговые записи. То есть, в Первомире почти не использовали монет.

— Лиса, ты злишься? Фыр-фыр? — спросил парень, подошёл и опустился рядом с моим стулом на корточки.

— Нет. Но мы очень часто ссоримся. И мне не нравится, что мы с Осенью живём за твой счёт. Помоги мне, пожалуйста, разобраться. Как посмотреть, сколько денег у тебя есть на кредитке?

— Ты серьёзно? Ты хочешь съехать только потому, что я попросил…

Я обернулась к нему. Обижать Артёма мне совершенно не хотелось, он точно не заслуживал такого. Положила руку на его плечо.

— Артём, — сказала, насколько могла мягко. — Нет. Спасибо тебе большое за всё, что ты делаешь. Ты очень добрый. И очень хороший. Лучше, чем мы заслуживаем. Но так бы всё стало намного проще. И мы бы ссорились реже. Знаешь, в мире, где у женщин есть возможность зарабатывать самостоятельно, должна быть и возможность жить самостоятельно…

Он криво улыбнулся.

— А со мной-то тебе чем плохо?

Мне захотелось выть.

В Эрталии я жила в башне. Прекрасной, замечательной со всех сторон. И не очень чтобы общалась с другими людьми. Ну, то есть общалась, конечно, но… очень выборочно. Например, с Бертраном. Но с Котом всё было очень просто. Он ни на что не обижался. Его можно было выставить в окно и даже наорать на него, и спустя несколько дней Бертран появлялся снова с чем-нибудь вкусненьким, словно ничего не случилось. Ему можно было сказать, что ты очень занят, и тот просто садился куда-нибудь и занимался своими делами. Кот всегда казался мне дичайшим эгоистом, и только сейчас я внезапно подумала, что в нашей дружбе, вероятно, эгоисткой была я. Да и не только в ней. По большей части, мне всегда было плевать на других людей. Может быть, единственный раз, когда мне было не плевать, было в тот вечер, когда Дрэз едва не прыгнула в пропасть. Я впервые подумала не о себе и своих интересах, а о другом человеке. И закончилось это тем, что меня забросило в Первомир.

И вот сейчас рядом сидел Артём и смотрел на меня снизу-верх, а я не понимала, что с этим делать. Вроде и говорила всё разумно и… Но отчего-то эффект был совершенно не тот.

— Артём…

— Тёма.

— Тёма, я… я не понимаю ничего, — призналась я. — Я не знаю, что мне делать. Всегда считала себя хозяйкой своей жизни и здравомыслящим человеком. Но сейчас я перестала что-либо понимать.

— Доверься мне. Всё можно решить, если разговаривать.

Вот как-то так и получилось, что я всё же согласилась на встречу с сестрой мерзавца.

Осень гуляла с Яшей часов до одиннадцати вечера и вернулась взбудораженной. Всё это мне не нравилось просто ужасно, но когда я попыталась поговорить на эту тему, сестра просто засунула в уши наушники.

— Я в душ, — заявила она и потом ещё полчаса не вылезала из ванной комнаты.

Может, это и хорошо, что хоть кто-то отвлекает её от мыслей о случившемся? Вот только, не будет ли это ещё более худшим? И я решилась позвонить самому парню.

— Здравствуйте, Яша, — начала и вдруг смутилась.

— Здравствуйте, Алиса Романовна, — отозвался низкий мужской голос.

И что не ему сказать? «Ваше поведение бросает тень на репутацию моей сестры»? «Будьте любезны уточнить свои намерения относительно Осении»? Я совершенно потерялась. Всё так, всё именно так и нужно было бы сказать… четыреста лет назад. Но не в эту эпоху. Я сглотнула.

— Яша… я насчёт Осени. Понимаете, вы спасли её и… и сейчас ваша дружба… В ней нет ничего предосудительного, но поймите… Ей всего пятнадцать. Она может неправильно понять вас и… и она к вам очень привязывается. Если у вас нет каких-то серьёзных намерений, то…

Мне стало мерзко от себя самой. Почему я заикаюсь и мямлю, прикрыв трубку, совсем не похожую на трубку, рукой? Как будто я — это уже не я, как будто при пересечении зеркальной границы я перестала быть собой.

— Понял, — неожиданно отозвался парень.

Что понял? Что вообще можно было понять из моего блеяния?

— Не обижайтесь, — заторопилась я, — но я очень переживаю, что Осень, не залечив одну душевную рану, получит новую и… и это было бы ужасно!

— Алиса Романовна, я вас понял. Не волнуйтесь. Я не причиню зла вашей сестре. Пока.

Я замерла, слушая гудки. «Пока» это в смысле «до свидания», «прощайте»? Как-то двусмысленно. Перезвонить? Нет уж. Я выдохнула, вздрогнув всем телом. Как-нибудь потом, если… если будет очень нужно.

С Верой, сестрой Виталия, мы договорились встретиться на следующее утро. А на следующий день Артём снова меня удивил: он вручил мне спортивный костюм и кроссовки.

— Для утренней пробежки, — пояснил жизнерадостно. — Раньше ты каждый день бегала, а сейчас, смотрю, из-за ноута не вылезаешь.

Я погуглила, что такое утренняя пробежка, а потом попросила у него наушники, так как в статье было написано, что бегают в наушниках. Воткнула их в телефон.

— Странно… музыки нет… Что я делаю не так?

Артём проверил и расхохотался:

— Ты ж забыла её включить, Лисичка.

Так я узнала, что в моём телефоне спрятан ещё один компьютер. Эх, жаль я догадалась об этом раньше! Осень Артём отправил на массаж. Отвёз и оставил в медицинском салоне. К моменту, когда он вернулся, я уже испытала на себе насколько же прекрасная вещь — утренняя пробежка.

— Часа три на разговор у нас есть, — сообщил парень, вернувшись. — Свари, пожалуйста, кофе.

Не знаю, почему он так называл процесс нажатия на несколько кнопок машины. Хорошо хоть не попросил снова пожарить яичницу. Правда после вчерашнего, я бы тоже на его месте не рискнула. Когда я поставила вторую чашку на поднос, раздался звонок. Я донажала нужную комбинацию и вышла в коридор.

И замерла.

Герман? А он-то тут причём?

— Алиса, это Вера. Вера — это Алиса. Герман, я так понимаю, вас с Лисой знакомить не надо? Идёмте в комнату. Ситуация, конечно, сложная, но мы попробуем обойтись в рамках этики и дипломатии, верно, девочки? Гаагский суд никто не отменял.

— То есть… Тёма, Алиса — это твоя девушка⁈

И золотистоволосая Вера замерла у порога, глядя на меня с такой злобой и отвращением, словно я изнасиловала Виталика. Лично. С особым цинизмом. Артём встал позади меня и обнял, словно пытался подбодрить.

— Да, Вер. Это и есть моя Лиса. Прошу любить и жаловать.

— Это вряд ли, — процедила красавица и прошла в комнату.

А я не могла отвести взгляд от лица Германа. Он тоже явно не ожидал меня здесь увидеть. Хотя как раз-таки моё присутствие было логично.

— Привет, — выдавила я, странно потерявшись.

Мужчина кивнул и прошёл за Верой. Я попыталась собрать мысли, разбежавшиеся куда-то.

— Зачем он здесь? — спросила у Артёма.

— Не знаю. Я звал только Веру. Но, видимо, она решила взять с собой своего парня. Для поддержки штанов. Не дрейфь, Лиса. Я рядом.

Своего парня? То есть, Герман и Вера — пара?

— Ну, малыш, ты как? Готов?

И меня вдруг затопила волна благодарности и теплоты. Я потёрлась затылком о его щёку и смутилась от этого странного движения. Разжала его руки и прошла вперёд. Вера мрачно посмотрела на меня:

— Алиса…

— … Романовна, — подсказал Герман.

Его женщина сидела в кресле напротив двери, скрестив руки на груди, и смотрела на меня взглядом судьи. Её мужчина занял место за столом, облокотившись, и его лицо скрывала ладонь. Но я видела, что губы Германа подрагивают.

— Алиса Романовна, я надеюсь, вы достаточно адекватны, чтобы понимать: всё то, что наплела ваша сестра, это низкопробная ложь и фантазия плохо воспитанной девочки?

Я застыла.

— Вера, — процедил Герман, словно предупреждал свою женщину о чём-то.

— Господи! Ну что «Вера»? Мы тут все — люди взрослые. Прекрасно понимаем, что девочку из бедной семьи обидели, публично унизили. Естественно, она захотела отомстить. А мозгов у дурочки недостаточно, чтобы оценить последствия своих поступков.