Пес бездны, назад! (СИ) - Разумовская Анастасия - Страница 39

— Почему решили?

— Знаете, я — пацифист. Категорически не приемлю насилие в любом его виде. Я даже комаров не травлю ядохимикатами, потому что это слишком жестоко. У них потом мучительные судороги и голова болит.

— Понятно. Что было дальше?

— Дверь оказалась открытой, я прошёл через тёмные сени и вошёл в комнату. Там стояло несколько парней, а между ними — светловолосая девочка на коленях.

— Она сопротивлялась? Не показалось ли вам, что всё происходит по взаимному согласию?

Я стиснула руки. Меня начало трясти. Яша лишь насмешливо хмыкнул:

— Ну… её держали за волосы. За свитер. Она рыдала навзрыд, а какой-то упырок заливал в её рот жидкость из бутылки с надписью «Столичная». Зажав грязными пальцами нос, чтобы девчонка глотала. Возможно, конечно, там вовсе была и не водка. Может, лимонад? И вполне возможно, что девочка плакала от счастья. А вырывалась из рук, чтобы всех расцеловать. Я не знаю, конечно.

— Что вы стали делать дальше?

— Кажется, поздоровался. Я уже говорил вам, что меня воспитали очень вежливым мальчиком? А потом уточнил, все ли в комнате совершеннолетние. Мне ответили, что все. Кроме девочки. Или не ответили, не совсем точно помню. Но я и сам догадался. Я вообще сообразительный парень.

— Что было дальше?

— Мы подрались, — просто, без ёрничания ответил Яша.

А затем описал как, кого и куда ударил. Причём рассказывал точно и подробно. Кому и как сломал руку, кому ногу. Кому — челюсть. Меня затошнило. Евгения Михайловна слушала с видом учительницы, периодически кивала, задавала уточняющие вопросы, и я внезапно подумала: что ж это за работа такая? Видимо, всё вот это было привычно для женщины.

— Я, кстати, нашёл их потом, — сообщил Яша, завершив повествование. — Вот список. С адресами и телефонами.

И положил на стол листочки.

— Здесь разные почерки, — заметила следователь.

Яша пожал плечами:

— Они были столь любезны, что написали сами. У меня дислексия. Даже справка есть.

— Но вы учитесь в университете?

— Память хорошая.

— И как же вы уговорили подозреваемых написать это?

— Попросил. Вежливость, знаете ли, горы двигает. Они были столь любезны, что вошли в моё положение.

Евгения Михайловна вздохнула.

— Спасибо. Мы проверим список. Что было потом?

— Осению Романовну стало тошнить. Видимо, от лимонада. А может она, как и я, пацифист, и не очень любит созерцать синяки и ссадины. Не знаю. Я вынес ребёнка на воздух.

— А потом?

— Потом решил позаимствовать мотоцикл у одного из парнишек. Лекс, четвёртый листочек сверху. Так как у Лёхи была сломана нога, ему мотоцикл не то, чтобы был прям срочно нужен. Время стояло позднее, где находится автобусная остановка, я не знал. Ну и, сами понимаете, ребёнка надо было как-то доставить домой.

— Через сутки?

Яша пожал плечами.

— Её очень грузило всё то, что произошло. Я, конечно, попросил успокоиться, но как-то просьба не то, чтобы помогла. Пришлось развлекать. Мы просто погуляли и пообщались. А потом я её отвёз домой. На автобусе.

— Из Кронштадта?

— Да.

— Почему вы поехали туда?

— Люблю этот городишко. Уютный.

— Почему сразу не отвезли ребёнка домой?

Яша улыбнулся, откинулся на спинку стула, вытянул ноги.

— Пожалел. Она плакала, а я — натура очень чувствительная. Не выношу, знаете ли, слёзы женщин и детей. К тому же, дома её не ждали до утра. Неловко было вытаскивать спящих из постелей.

— Вы помните, как выглядела машина, про которую упоминали в начале рассказа? Цвет, размер, вид кузова?

— Я помню её госномер. Заметил совершенно случайно. А память, как я уже говорил, у меня хорошая. Кстати, он должен был засветиться на камерах магазинчика. Там лавка есть в этом посёлке. Машина проезжала мимо неё. Посмотрите видео в промежутке двадцать три пятнадцать — двадцать три тридцать. Госномер я написал на обратной стороне.

— Какие отношения установились у вас с Осенией Романовной после произошедшего случая?

Яша поднялся.

— Дружеские. Мы отвечаем за тех, кого приручили, не так ли? Где расписаться?

Из полицейского участка мы вышли вдвоём. Остановились на крыльце.

— Спасибо, — сказала я.

Яша запрокинул лицо, вдохнул сырой холодный воздух, потом оглянулся на меня и криво улыбнулся:

— Все имеют право на глупость.

— Не понимаю.

— И не поймете.

И мы двинулись мимо облетающих жёлтых стриженных кустиков.

— Я расскажу вам, что будет дальше. Вы знаете, кто такой Максим Петрович, отец Виталика? Нет? А я знаю. Его связей и денег хватит, чтобы пять насильников взяли всю вину на себя. Они дружно покажут, что знать не знают никакого Виталика. И милой девочки Камиллы — тоже. А ещё они будут до посинения утверждать, что не знали, что Осени пятнадцать. И что она сама предложила им трах. За деньги. К делу непременно подключатся СМИ. Имя вашей сестры прополощут по всему интернету. Пятерых посадят, конечно. Потому что Осени пятнадцать, как ни крути. И всё.

— А ваше свидетельство?

— Мимо. Я один. И следачка ни на грош не поверила мне, что я могу заломать пятерых.

— А вы можете?

Он покосился на меня. Пожал плечами:

— Ну, заломал же. В лучшем случае, если эти типчики будут идиотами, ну или судмедэксперт гением, то меня посадят за тяжкие телесные. Ненадолго.

— Это же защита жертвы…

— Я не совсем об этом, но… Даже то, о чём говорите вы, надо ещё доказать, Алиса Романовна. Что вряд ли. А пострадавшие — вот они. В гипсе.

Мы замолчали. В моём мире, когда суд заходил в подобный тупик, призывали Бога. Истца пытали. Впрочем, это было в случае добровольного согласия. Если истец на пытках подтверждал обвинение, то оно считалось доказанным. Здесь же было не так.

— Напрасно вы меня не послушались, — заметил Яша.

— Если вы знали, что вас посадят, то зачем…

— Да плевать на это, — он раздражённо дёрнул плечом. — Не берите в голову. Я даже не помню, год, два или сколько там мне полагается.

Мы дошли до калитки.

— Вы зайдёте к нам? — спросила я.

— Нет. И, кстати, вас там ждут.

Он мотнул головой в сторону, я оглянулась и увидела Германа. Он стоял рядом со своим ведровером и смотрел на нас. Увидел, что мы его заметили и шагнул навстречу:

— Алиса Романовна, мне очень жаль, что произошло то, что произошло. Приношу вам свои извинения за Веру. Нам нужно поговорить. Пожалуйста.

— Соглашайтесь, — шепнул Яша. — Обязательно. Всего доброго.

Вскочил на мотоцикл, машина под ним взревела и рванула с места.

Осень то плавилась, то её знобило. Ночью к ней пришёл волк и лёг у стенки. Девочка обхватила мохнатую шкуру, зарылась в неё лицом. Волк лизнул её лоб. Когда-то Осень с классом ходила в зоопарк и ещё удивлялась, что волки, в сущности, не крупнее средних собак. Но этот был совсем другой. Огромный, как… как огромный волк — другого определения пылающий мозг не подобрал. «Я брежу», — поняла девочка и зарылась в мех поглубже. Он был чистым, мягким, прохладным и только совсем чуточку пах влажной псиной.

Утром Алиса напоила сестру чем-то сладким и тёплым и ушла, оставив на столике фрукты и морс в трёхлитровой стеклянной банке. Пахло горелым, видимо, сестра попыталась сотворить что-нибудь вкусное. Осень лежала и смотрела в потолок. Потом залезла в телефон, нашла и прочитала стихотворение Анны Андреевны. Заплакала устало. И тогда пришёл он. Откуда в пустой квартире взялся Эй, Осень не поняла. Она увидела парня, когда тот присел рядом на смятую постель.

— Привет.

Девочка молча отвернулась к стенке. Сморгнула слёзы. Она была очень слаба и постоянно плакала.

— Эй, — тихо позвал он. — Ты сердишься?

— Нет, — бесцветно ответила Осень.

Он коснулся ладонью её лба.

— Ты злишься, что я тебя заблокировал, да? Я снял блокировку.

Девочка не ответила. Эй вздохнул.

— Я не умею разговаривать с детьми.

Осень промолчала.