Афганский рубеж (СИ) - Дорин Михаил - Страница 24

А рядом с другим вертолётом людей было гораздо больше. Основная масса в гражданской одежде. Я подошёл поближе.

— Молодой человек! — позвал меня седой мужчина в голубом комбинезоне, гражданской кепке и сандалиях.

Ну совсем не военный! Мужчина стоял в нескольких метрах от вертолёта и внимательно смотрел за тем, что делают его коллеги. А они только возмущались и ругались с нашим замом по ИАС.

— Слушаю вас.

— Павлов, моя фамилия. Вот нас сюда вызвали ваши коллеги. Жалуются на Ми-8. Мы приехали, а никто нам ничего не объясняет. Вы нам что-то скажете? Вы — лётчик? — спросил он у меня с недовольством в голосе.

Начинаю понимать, что передо мной кто-то из представителей конструкторского бюро.

— Вы из КБ Миля? — спросил я.

— А откуда же ещё⁈ Конечно!

Надеюсь, меня не примут сейчас за сумасшедшего. Тем более представитель конструкторского бюро сам спросил.

— Ну, тогда, записывайте, — улыбнулся я.

Представитель авиационной промышленности приободрился и достал блокнот. Вот сейчас можно и повлиять на историю! Заодно и прокачать Ми-8.

— Станция оптико-электронных помех есть у вас?

— Эм… да, а зачем?

— Ну, у войск оппозиции могут быть переносные зенитно-ракетные комплексы. Точнее, уже есть.

— Это дополнительные 25 килограмм. Утяжеляет вертолёт. Мы уже получили информацию, что надо экранировать выхлопные устройства. Это ещё несколько десятков килограмм. Вы уверены, что вам это нужно? — спросил инженер.

— Жизнь и здоровье важнее. А двигатели можно «подкрутить». Смотрите, как я предлагаю…

Мы подошли к двигателю ТВ3–117МТ, который стоял на одном из вертолётов. Я сразу вспомнил, чем этот двигатель отличался от такой же модели, только «высотной» конфигурации. Инженер только и успевал записывать и раздавать указания.

— Это хорошо, что я вас встретил. А вы кто по должности?

Только я хотел ответить, как со спины меня позвал Енотаев.

— Клюковкин, без дела слоняешься? — крикнул мне комэска.

— Иду, командир, — повернулся я к нему и попрощался с представителем КБ. — И про «ловушки» не забудьте. Их побольше надо.

Надеюсь, все замечания будут устранены.

— Ты чего там ходишь? Работают люди из Кабула, а ты мешаешь, — возмущался комэска, когда я подошёл к нему.

— Никак не мешаю, командир. Кстати, мы занимались обустройством помещения поисково-спасательного экипажа, — радостно объявил я.

Комэска сощурился и подошёл ближе. Это была моя идея, чтобы экипаж ПСС находился рядом с вертолётом. Так быстрее будет вылетать в случае вызова. Естественно, Ефим Петрович её не сразу одобрил.

— А чего солярой так пахнет от тебя?

— Мы «Полярис» сделали. Ночью будет греть лучше всех буржуек. И никаких дров не надо. Заходите на чай!

Енотаева немного повело в сторону от такого предложения, и дёрнулся правый глаз на нервной почве.

— Кустарными разработками заниматься запрещаю. Взорвётесь, а мне потом за вас отписывайся! — возмутился подполковник.

Какой-то странный сегодня комэска. Вроде и части обеспечения подошли. Навезли палаток П-38, землянок вырыли под них специально, генераторов достаточно теперь, а всё равно недоволен.

Ну, он командир, ему простительно!

— Пошли посмотрим, что вы там придумали, — сказал Енотаев и направился в сторону палатки.

— Командир, а эвакуационную группу нам дадут? — спросил я, намекая, что на вылет экипаж ПСС должен лететь с группой, которая будет прикрывать.

— У нас нет свободных людей.

— А второй вертолёт в пару?

— И вертолётов тоже.

— Не-а, мы так долго не повоюем, — ответил я, и Енотаев остановился, злобно зыркнув на меня.

— Ты что, лучше всех разбираешься в эвакуации?

— Нет, но я знаю, что в одиночку людей не вытащить при обстреле противником. Второй вертолёт должен прикрывать.

— От кого? Нет здесь войны! — попытался меня убедить комэска.

— Тогда зачем нам столько вооружения? На полигон летать?

Енотаев промолчал и пошёл дальше к палатке. Но не мог не ответить мне на неудобный вопрос.

— Саня, я уже твоему командиру звена всё сказал. Он тоже мне который день талдычит про группы, прикрытие и всё такое. Объясняю — нет у нас соответствующего распоряжения. Точка!

За пару метров до палатки комэска обратил внимание на торчащую трубу из крыши. Она была явно не та, что входила в комплект буржуйки.

Зайдя внутрь, перед Ефимом Петровичем предстал Карим, поджигающий кусок бумаги.

Кто-то называл данный вид обогревателя «Солярис», кто-то «Полярис». Смысл в нём один и тот же. Высокая труба под 2 метра и 10 сантиметров в диаметре. Заваривается дно, а сбоку просверливается дырка. В неё заливают солярку, которой на аэродроме гораздо больше, чем дров.

Древесина вообще в Афганистане на вес золота. Дрова для отапливания доставать будет крайне сложно. Хоть днём и жарко, но по ночам ещё достаточно холодно.

— Неплохо. Можно без дров топить. Откуда мысль, Клюковкин? — спросил Енотаев, подходя к дырке, заткнутой бумагой.

— Мы так в одной… в одном походе топили палатку, — чуть было я не рассказал о своём опыте боевых действий.

Тут Енотаев задумался и внимательно посмотрел на бумагу. Это был кусок газеты «Правда».

— Кхм, а другой бумаги не нашли? — возмутился комэска.

Я взглянул на Карима. Ведь давал же ему другую бумагу!

— Газета лучше всего, командир. Зато, во какой получился обогреватель! — радостно заявил Сабитович, показывая на созданный нами «аппарат».

— Эти газеты сам начальник политотдела передал в эскадрилью. Мне за ними пришлось в Кабул посреди ночи мотаться! — громко сказал Ефим Петрович.

— Товарищ подполковник, ну газета действительно лучше горит. Мы же не портрет… самого сожгли, — вступился Батыров.

Енотаев развернул кусок газеты и выдохнул. Там была статья из раздела международных новостей.

— Ваше счастье, что так. Газеты не трогать, — пригрозил комэска и вышел из палатки.

Батыров выглянул на улицу, чтобы проконтролировать, ушёл ли Енотаев.

— Да ладно, Димон. Будем газету поджигать. Ничего страшного! — похлопал я его по плечу, сел на скрипящую кровать с матрасом и расстеленным одеялом поверх.

— Брось ты это, Саня! Твои изобретения уже достали!

— А чего тебя не устраивает⁈ — поднялся я на ноги и пошёл по палатке.

Показал ему динамик, который транслировал нам рабочий канал экипажей.

— Не зря попросили связистов вывести сюда канал связи. Зато будем в курсе событий!

— Зачем? Чтобы знать кто и когда прилетел? Ничего интересного я за три дня не услышал. И по ночам шипит, — продолжал возмущаться Батыров.

— А вот! Громкая связь с командным пунктом. Чуть что, сразу будем готовы бежать на вертолёт.

— Ничего! Посыльный тоже быстро передаёт информацию.

Что за балбес! Не понимает, что время после катапультирования или аварийной посадки идёт на минуты.

— Душманы кругом. Для них лётчика взять живым, всё равно, что джекпот сорвать, — сказал я и пошёл дальше, показывая ящик с уложенными АКС-74У.

— Ну и зачем они нам? Тут разве война?

— Ты прикидываешься⁈ Если нам сказали, чтобы в книжку никаких боевых вылетов не писали, то это не значит, что нет войны. Она здесь идёт вокруг нас, — попытался я вразумить Димона.

К нам подошёл Сабитович и протянул каждому по печенью.

— Может, чаю? — спросил Карим.

Батыров кивнул и пошёл к столику посередине палатки. Пока Сабитович наливал чай, я прибавил громкость на динамике.

— Сань, да ну его этот эфир. Нас комэска и поставил в ПСО, чтобы мы не мешались, — сказал Димон, достав нож и консервы из белой коробки сухого пайка.

— Правильно. Где работы меньше. Не рвись в бой, — поддержал его Карим.

Как бы я хотел, чтобы аппарат ГГС для вызова с командного пункта работал, только когда проверяют связь.

— 118й, наблюдаю! Слева… работают, — прозвучал громкий голос из динамика прослушивания эфира.

— Не могу уйти. Не слушается! — кричал в эфир кто-то ещё.