Афганский рубеж (СИ) - Дорин Михаил - Страница 9

Что ни говори, а военный городок — это единый организм. С трансформатором тут вечная беда. До шести вечера напряжение на сеть не очень большое. Так как большинство жителей на работе, то потребление меньше. А вечером, все как начнут включать обогреватели, свет, телевизоры и прочие приборы, так и горят предохранители.

Сделать замену мне труда не составило. Удивило, что кто-то использовал в прошлый раз лом вместо предохранителя. Вернувшись в квартиру, моментально обратил внимание, что температура упала до 12° тепла.

Вечер вообще выдался длинным. Каждый час горел предохранитель, и всё повторялось заново. Крики, сбор толпы, следующий по очереди меняет предохранитель. Только к 23:00 подобная «эстафета» прекратилась.

Старый будильник с надписью «Янтарь», который ходом механизма не давал мне долго уснуть, прозвонил точно в 6.30. Для начала ещё раз ощупал себя и подошёл к зеркалу.

На меня по-прежнему смотрел Сашка Клюковкин. Волосы растрепались после сна, а серо-голубые глаза ещё сонные. Надо было собираться в часть. День сегодня трудный, поскольку это первый полноценный день в новом мире.

Повседневную форму приготовил ещё с вечера. Непривычно видеть на кители пустую левую часть. Всё же в прошлой жизни наград у меня было достаточно.

Придя на службу, первым делом отправился к докторам в санчасть. Вчера в запарке так и не зашёл к ним. Хоть на здоровье я не жаловался, но обязательный осмотр после грубой посадки пройти нужно.

Дежурная медсестра указала мне на кабинет терапевта. Сняв шинель с шапкой, я постучался в дверь и ждал разрешения войти.

— Можно, — прозвучал мужской голос.

Открыв дверь, я тут же попал под искромётный взгляд Тоси. Она сидела за столом доктора, заполняя медицинские книжки. Не успел я поздороваться с ней, как из-за ширмы вышел доктор с лысиной на голове, утирающий салфеткой рот.

Наверняка, утренним чайком баловался. Но только он сделал шаг мне навстречу, я понял, что чай был очень «крепкий».

— Клюковкин, родненький, проходи. Как голова, Сашка? — поздоровался он со мной, дыхнув стойким амбре.

— Всё хорошо. Не болит, — ответил я, присаживаясь на стул.

Тося продолжала смотреть в книжку, не обращая на меня внимание.

— Ага. Ну раз хорошо, чего тогда пришёл? — спросил доктор.

— А он вчера не приходил, Марат Сергеевич. По положению… — закудахтала Антонина, подложив мою медицинскую книжку терапевту.

— Антониночка, я же вам говорил, что голова у меня болит, — сощурился врач.

— Она у вас всегда болит. Я вам предлагала в холодильнике взять рассольчик, — шепнула ему Тося.

— Не-а. Я врач со стажем. Лечусь только тем, что сам изготавливаю. Да, Сашка? — посмеялся Марат Сергеевич.

— Так точно, товарищ… капитан, — ответил я.

Память Клюковкина дала о себе знать. Передо мной начмед полка — Иванов Марат Сергеевич. Все знают, что он самый главный ценитель горячительных напитков в части. Пьёт всё, кроме медицинского спирта. Но делает это слишком часто.

Иванов пролистал книжку, сделал какую-то запись и отдал Тоне.

— Всё там нормально. И прививки, и осмотры проведены. Мне вчера Енотаев дал список, кто в командировку летит. Готов, Саня?

— Так точно, — улыбнулся я.

Однако Тося судорожно листала книжку, пытаясь найти изъяны.

— А давайте его взвесим? У него истощение может быть! — воскликнула она.

Иванов только посмеялся. Вообще, странно, что медсестра лезет в дела доктора. Тем более начмеда. Понимаю, что это она из-за меня, но решения своего я уже не поменяю.

— Давай, Санёк. До встречи! — пожал мне руку Иванов, и я направился к двери.

Перед выходом повернулся, чтобы посмотреть Тосе в глаза. Только мы с ней столкнулись взглядами, она решила отвернуться, надув губы.

Когда пришёл в штаб, то обнаружил суматоху в классе эскадрильи. Больше всех нервничал Батыров, меряющий шагами расстояние от стены до стены.

— Где ты ходишь? — возмутился Димон.

— Пробки, — бросил я.

— Какие пробки?

— Транзисторные. Димон, не делай мне нервы, а то нос откушу, — тихо сказал я, чтобы никто в классе особо не слышал перепалки.

Авторитет командира звена, даже такого, как Батыров, нельзя принижать.

— Ладно. Начальник политуправления армии уже здесь. Чего делать будем? — трясся Димон.

— Ты не помпажируй. Всё мы сделали правильно. Тем более в Афганистан всех отправляют.

— Меня? Нет, — замотал головой Батыров.

Что за новости⁈ Тут мне Димон и поведал. Он в академию собрался. Вот его рапорт и его должен будет одобрить Член военного совета. Потом передаст в армию командующему. А дальше по инстанциям.

— Вообще-то, все об этом знают, — гордо задрал нос Батыров.

— Свалить хочешь отсюда? Ну, я тебя не виню.

— Конечно. Кто в этой дыре захочет жить и служить. Мне тут всё осточертело. Жену с ребёнком отсюда увезу.

— А они сами-то хотят? — уточнил я.

— Только дураки тут служить хотят.

— Про людей нельзя так говорить. Ты если собрался командовать, с народом должен уметь общаться. А ты сейчас его обижаешь. Это плохо, Димон, — сказал я, похлопав его по плечу.

После обеда было объявлено, что с каждым из отправляющихся в командировку, будет проведена беседа. Как сказал комэска, начальник политотдела армии лично хочет с каждым пообщаться.

Одним из первых вызвали меня. Войдя в кабинет командира полка, я громко и чётко представился.

Полковник Доманин — начальник политотдела, сидел во главе стола и всех помечал себе в списке. Рядом с ним полковник Медведев, комэска Енотаев и начальник штаба полка Хорьков. Вот его-то моё прибытие привело в бешенство.

Смотрел он на меня озлобленно.

— Ну что, Сан Саныч, готовы выполнить интернациональный долг? — спросил у меня Доманин.

Полковник был уже в годах и совершенно седым. Лицо покрывали морщины, а глаза были уставшие. Но говорил начальник политотдела армии громко и чётко.

— Так точно, товарищ…

— Товарищ Член военного совета, а может, уточним у лейтенанта, знает ли он задачу, стоящую перед Советской Армией в Афганистане? — перебил меня Хорьков.

Командир полка громко прокашлялся. Видимо, это идёт вразрез с его решением. Какое-то между Хорьковым и Медведевым есть недопонимание.

Комэска Енотаев напрягся, но тут уж ничего не сделаешь. Тем более, Доманину замечание пришлось по душе.

— А давайте! Что скажешь, лейтенант?

Сто процентов, была какая-то лекция, которую мой реципиент прослушал и не запомнил, а возможно вообще на неё не ходил. Надо импровизировать. Хоть даже газетную вырезку из коридора пересказать.

— Основаная цель — оказание помощи дружественному афганскому народу, а также создание благоприятных условий для воспрещения возможных антиафганских акций со стороны сопредельных государств, — на одном дыхании произнёс я.

Доманин одобрительно кивнул. Комэска Енотаев выдохнул, а начальник штаба решил не сдаваться.

— Только это написано в газетах. Вы своими словами можете ещё что-то сказать? — наседал Хорьков.

— Достаточно я думаю, — поспешил остановить его Медведев, злобно зыркнув на Хорькова.

Но Доманину уж слишком понравилось слушать меня.

— Геннадий Павлович, пускай. Парень грамотный. Вы мне сказали, что он подготовлен в профессиональном плане. Хочу послушать, как он морально готов. Прошу вас, Александр Александрович.

Я сделал небольшую паузу. Сочинять на ходу партийные речи не так уж и просто.

— Задача не допустить попыток задушить афганскую революцию и создать проимпериалистический плацдарм военной агрессии на южных границах СССР, — ответил я.

Доманин встал и подошёл ко мне.

— Молодец, сынок! Вот так и служи!

— Товарищ полковник, я бы хотел… — начал говорить Хорьков, но Доманин его тут же прервал.

— Всё! Парень готов. Понимаю, что вы мне хотите ещё его знания показать, но не нужно. Дерзай!

Полковник вернулся на своё место и что-то записал в тетради.

— Хотите задать вопрос, Клюковкин? Не возражаю, — сказал Доманин.