Намбандзин (СИ) - Чернобровкин Александр Васильевич - Страница 20

К тому времени, когда заделанная мною брага перестала шуметь, и надо было мастерить самогонный аппарат и перегонять ее, Оде Нобунаге, по слухам, стало хуже. Его ближнее окружение ходило смурным. Я приказал жене упаковать наше барахлишко, приготовиться в любой момент умотать отсюда.

На следующий день, когда я колдовал у очага во дворе, над которым висел бронзовый котел литров на десять, явно китайский и прибывший на острова лет сто назад, приехал Ода Набуюга с большой свитой. Все в черном, из-за чего напоминали стаю воронов. Слетелись к умирающему, чтобы дождаться смерти и склевать добычу. Младший брат дайме надменно и с кривой ухмылочкой посмотрел на меня, после чего с двумя самураями зашел в тэнсю, а остальные расположились группой во дворе рядом с воротами. Судя по обмену фразами с охраной крепости, многие имели здесь знакомых, но пока что мы враги.

Впрочем, мне они все были по барабану. Понимал, что сегодня у меня не будет неприятностей. Ода Набуюки подождет, когда умрет старший брат, после чего неспешно и без лишних проблем разделается с неугодными и насолившими ему. Меня больше напрягал самогонный аппарат. Самодельная деревянная крышка была по краю, в местах соприкосновения с кромкой котла, обмазана глиной со смолой, чтобы драгоценные пары улетали только по замысловатому змеевику из бамбуковых палок и кожаных соединений, расположенных в деревянном корыте с холодной водой и придавленных камнями. Я объяснил местным умельцам, что надо изготовить, и они сделали из того, что было под рукой, и как сумели, поэтому то тут, то там надо было подмазывать. Несмотря на несовершенство аппарата, из крайней трубки помалу капало в глиняный кувшин. Я отлил из него малость первака, плеснул на низенький деревянный столик для еды, стоявший в тени, поджег. Появилось еле заметное голубоватое пламя и воздух наполнился сладковатым ароматом алкоголя. Я поводил по лужице, размазывая самогон, указательным пальцем. Пламя побежало вслед за ним. Стоявшие рядом воины гарнизона, позабыв о гостях, с удивлением наблюдали, как горит вода. Они и раньше считали меня оммёдзи (колдуном). Теперь, наверное, сделали вывод, что я круче японских коллег, потому что ни один из них не умел поджигать воду.

В тэнсю вдруг раздались крики. Кого-то там били и очень больно. Все воины гарнизона приготовили к бою, а гости у ворот напряглись. Оружие у них отобрали в масугате — «предбаннике» между главными воротами и боковыми.

Шумели не долго. Из тэнсю вышел Ода Нобунага, живой и абсолютно здоровый, одетый в доспехи и с катаной в руке.

— Убейте всех! — рявкнул он, показав оружием на свиту своего младшего брата.

Расправа тоже была скорой.

К трупам во дворе добавили еще три, вытащенные из тэнсю — Оды Набуюги и двух его холуев. Вопреки традиции им не стали отрезать головы, но и рукоположения, отпевания и проповеди не было. Сейчас у японцев принято по буддийскому ритуалу производить покойника в монахи, давать новое имя, после чего совершать остальные обряды и потом сжигать на костре. Убитых в замке просто оттащили, привязав веревкой к седлам их же лошадей на пустырь неподалеку, где сложили большой костер, на котором сожгли трупы без всяких церемоний. То есть процедура из разряда «собаке собачьи похороны».

Ода Нобунага пригласил меня и еще несколько самураев, не посвященных в его хитрый план, на чашку сакэ. Я прихватил накапавшего к тому времени первача, разбавленного свежим мандариновым соком, чтобы отбить резкий запах и вкус. Угостил собравшихся. Попробовали пить, как сакэ. Получалось плохо. Я посоветовал нарушить правила, дернуть залпом, и показал, как. Собравшиеся решили, что раз напиток намбандзинский, то и пить его надо, как дикари с юга. Вставило им быстро и здорово. Такого гомона во время застолья этот замок не слышал никогда. Обслуживавшие нас женщины смотрели смущенно на нарушителей традиций.

Опьянев, Одна Нобунага рассказал, что из трех помилованных после сражения только Сибата Кацуиэ остался верен клятве. Когда остальные двое начали мутить следующий заговор, он настучал даймё. Или они тоже не нарушали, а хитрый вассал придумал хороший способ завоевать доверие Оды Нобунаги, получить награду. Даймё поверил ему, потому что очень хотел поверить. Тяжело жить, зная, что рядом коварный враг, который при первом удобном случае всадит тебе нож в спину. Поскольку осада замка Суэмори была невозможна по причине проживания там матери, Ода Нобунага прикинулся смертельно больным, чтобы заманить младшего брата в Киёси, где и разделался с ним.

Наблюдая за Одой Нобунагой, я все сильнее убеждался, что его жестокость с пленными самураями оправдана. Пока есть класс, который живет за счет войны, покоя в стране не будет. Самураи постоянно будут находить поводы для новых стычек, не гнушаясь ничем. Правда, когда он уничтожал одних, другие даймё множили новых. Поэтому я рассказал ему о преимуществах централизованного государства, когда излишки пассионарности выплескивается наружу, на соседние страны. Информация пала на подготовленную почву. Посмотрим, что вырастет.

21

Только решишь, что жизнь пошла наперекосяк, как вскоре выясняется, что не всё так уж и плохо. Кто-то из моих подчиненных постукивал даймё, и тот знал о моих намеках аркебузирам. Поскольку я собирался свалить после естественной смерти Оды Нобунаги, не желая служить его младшему брату, это было сочтено своеобразным проявлением преданности. Совершать сэппуку, за редчайшим исключением, никто сейчас не требует, но отказаться служить другому даймё или отомстить за убийство своего — это приветствуется.

Не знаю, насколько правдоподобна история, которую мне приводили, как пример преданности, поскольку никто не называл имя героя. Один самурай после гибели своего господина залез в полную говна, выгребную яму дайме-победителя и, когда тот наведался в сортир, всадил ему катану (и только ее!) в самое интересное место и по самую рукоятку. Услышав этот назидательный пример, я подумал, что западноевропейскому рыцарю было бы западло рисковать жизнью ради мертвого сеньора, который не сможет наградить, русскому — лезть в говно, а японскому — сидеть в метро рядом с любым из них.

После расправы над Одой Набуюгой, даймё послал войско под командованием двадцатиоднолетнего Икэды Цунеоки захватить замок Суэмори. Последний был молочным братом Оды Нобунаги, потому что его мать была кормилицей даймё. По местным меркам это близкое родство. В придачу к этому достоинству Икэда Цунеоки ненавидел биологическую мать своего сеньора. Именно такой человек был и нужен для предстоящей грязной работы.

Как таковой осады замка Суэмори не было. Мы подошли к нему, встали лагерем, после чего начались переговоры. Единственным представителем рода Ода в замке был девятилетний Нагамасу. Само собой, возглавить оборону он не мог и гарнизон не хотел погибать за него. Комендант замка, конечно, первым условием выдвинул сохранение жизни Оде Нагамасу, вторым — своей собственной, третьим — воинов гарнизона. Поскольку девятилетний младший брат не представлял пока угрозы для даймё, предложение было принято: Ода Нагамасу переедет жить в Киёси, а гарнизон будет распределен по другим замкам, причем комендант получит аналогичную должность, но в пограничном, меньшем по размеру. После чего небольшой отряд дзисамураев во главе с Икэдой Цунеоки въехал в замок.

Что было дальше, точно не знаю. Слышал от разных людей разные версии. По официальной Дота Годзэн совершила сэппуку, узнав, что ее любимый сын погиб. По другой она и ее служанки, все, как одна, кинулись с оружием на Икэду Цунеоки и его свиту, за что были порублены на куски. По третьей ее нашли спрятавшейся в какой-то коморке и тупо обезглавили. По всем трем версиям Доту Годзэн похоронили со всеми причитающимися ей почестями. Это я видел, подтверждаю.

После чего мы сразу отправились догонять главные наши силы, которые ушли на северо-запад, на границу с провинцией Мино. Ее даймё Сайто Ёситацу, наверное, простил бы Оде Нобунаге не состоявшуюся поддержку отца, но его отец Сайто Хидэтацу не зря носил кличку Гадюка. Предполагая свою гибель в сражении, он написал завещание, в котором передал провинцию Мино в наследство Оде Нобунаге. Последний не то, чтобы пренебрегал даром, скорее, отлично понимал, что не с его нынешней армией меряться силами с более крупным соседом, поэтому права не предъявлял, но и с козырной картой не расставался: вдруг пригодится⁈ Когда пошел слух о смертельной болезни Оды Нобунаги, Сайто Ёситацу решил нанести упреждающий удар — захватить провинцию Овари или хотя бы часть ее. Его армия осадила сразу три приграничные крепости, владельцы которых позвали на помощь своего сеньора Оду Нобунагу, хотя тоже слышали, что он умирает. Расчет был прост: или даймё провинции Овари, кто бы им ни был, прогоняет агрессора, или вассалы переходят на сторону Сайто Ёситацу. Наш противник был настолько уверен в своей победе, что даже не нанял синоби, не позаботился о глубокой разведке. Армия, разделившись на несколько отрядов, занималась грабежом, а их командир пировал в своей ставке, расположенной в живописной долине между двумя горными отрогами.