Намбандзин (СИ) - Чернобровкин Александр Васильевич - Страница 36

Осада столицы провинции тоже продолжалась не долго. Как и младший брат, Китабатакэ Томонори хотел жить. Представляю, как на том свете корчит их отца, отважного воина. Впрочем, японский тот свет не чета христианскому, так что там всё может проходить чинно, спокойно. В итоге договорились, что Китабатакэ Томонори усыновит одиннадцатилетнего Оду Нобукацу, второго сына своего победителя. Мальчик после смерти приемного отца станет главой рода Китабатакэ и даймё провинции Исэ, а живут сейчас мало, особенно те, кто имеет приемных сыновей из другого клана. Впрочем, проигравший наверняка считает, что это временно, что у Оды Нобунагу больше шансов погибнуть, после чего усыновленного можно будет грохнуть и забыть о позорном договоре.

Закончив с этим, мы двинулась к Нагасиме. Так называлась цепь фортификационных сооружений из крепости с этим названием, монастыря Гансё-дзи и нескольких форпостов, расположенных в заболоченной дельте, образованной реками Нагарагава, Кисогава и Ибигава, Эту местность захватили сохэи из Икко-икка. Ода Нобунага считал, что хороший монах — мертвый монах, поэтому решил резко сократить их количество на теперь уже подконтрольной ему территории.

Задача оказалась слишком тяжелой. Даже самый крепкий замок Нагасима был не чета Аноце, не говоря уже о Гифу, но располагался среди болот — ни обложить толком, ни атаковать, не говоря уже о подкопах. Синоби тоже не порадовали. Они сожгли пару форпостов, расположенных на краю болот, и грохнули самыми разными способами с сотню вражеских воинов, но у тех не было явного лидера. Убьешь одного командира, на его место выбирают другого, причем иногда даже более толкового, чем предыдущий. Нужен был флот, чтобы отрезать снабжение по воде, и большое количество плоскодонных плавсредств для переброски воинов под стены замка для нападения. К тому же, началась зима, во время которых уважающие себя буси предпочитают сидеть дома у жаровни и неспешно цедить теплый сакэ из теплой деревянной чаши, а не шляться по холодным болотам. В общем, постояли мы там шесть дней, после чего Ода Нобунага решил, что монахи никуда не денутся, что их время придет немного позже, и отправил армию в Киото, чтобы там распустить на зимние квартиры.

Впереди поскакали гонцы, которые передали сёгуну Асикаге Ёсиаке послание из семнадцати пунктов, названное позже «Дворцовыми положениями», в которых Ода Нобунага подробно изложил, что тот ведет себя, как конченый жлобяра, а не мудрый правитель, заботящийся о своем народе, и посоветовал резко исправиться, или власть перейдет к тэнно Огимати. Уверен, что список очень не понравилось Асикаге Ёсиаке, но против многотысячной армии не попрешь, тем более, что жители столицы воевать за его интересы не собирались.

Как ни странно, тэнно Огимати тоже не сильно обрадовался, узнав, сколько ответственности может свалиться на него, потому что долго жил на милости разных даймё, переезжая от одного к другому, и теперь был обязан многим. Ему, конечно, не впервой отвечать за распоряжения, которые не издавал, но отношения с некоторыми друзьями и благодетелями наверняка будут испорчены, чего тэнно, человек мягкий, отзывчивый, доброжелательный, хотел бы избежать. Я объяснил ему, как сумел, что так уж заведено: одни принимают решения, а другие отвечают за них; не умеешь или не желаешь быть одним из первых, будешь среди вторых.

К тому же, во время похода Ода Нобунага вернул тэнно Огимати на завоеванных территориях все земельные участки, которые раньше принадлежали предкам правителя Нихона, а потом были растасканы жадными и неблагодарными поданными, что тоже обязывало помогать даймё. Кто не хотел возвращать прихваченное по-хорошему, становился немного короче. Впрочем, таких было мало. Большая часть неблагодарных подданных предпочла остаться без земли, но зато с головой, значительно увеличив количество ронинов. Ода Нобунага не брал их в свою армию, предполагая не без основания, что предадут при первом удобном случае.

Мне с отрядом из тысячи двухсот асигару-тэппо было приказано остаться в Киото. Мы хорошо показали себя во время осады, поэтому были обречены провести в нем зиму. Я был рад, потому что вырос в городе. В замках Гифу или Окадзаки с их четкими и почти нерушимыми вертикальными и горизонтальными связями и неистребимыми мелкими интригами мне было скучно. Чего не скажешь о моей жене. Как истинной дочери нихонского народа, Ханако даже в голову не приходило осудить приказ Оды Нобунаги, поэтому виноват был только я. Люди для того и женятся, чтобы точно знать, кто истинная причина их бед.

43

Поскольку я был в фаворе у Оды Нобунаги, сёгун Асикагу Ёсиаки невзлюбил меня после подписания «Дворцовых положений». Признаюсь честно, это было взаимно. Если бы он сам собрал армию и захватил Киото, я бы его уважал, но это прожорливое ничтожество получило власть из чужих рук, которые решило укусить. У него самого не хватило бы смелости на такой поступок. Наверняка посоветовал кто-то из холуев, которых возле сёгуна собралась слишком много, о чем я неоднократно писал Оде Нобунаге. Подозревая, что сёгун обязательно предаст, я нанял на деньги даймё двух синоби из провинции Кога. Вообще-то, они называли себя кагимоно-хики (вынюхивающие и подслушивающие), и выглядели хлипкими, абсолютно не воинственными и не опасными, потому что не заточены не на силовые террористические акты. Я устроил их слугами к Асикагу Ёсиаки. Вскоре оба продвинулись по службе, став старшими слугами. Видимо, были отличниками по синобскому курсу холуяжа.

Однажды в конце зимы я прогуливался по дворцовому парку, где он граничил с кварталом сёгуна. Позади метрах в десяти за мной шла личная охрана из пяти бывших ронинов из далекой провинции Изумо. У меня сложилось впечатление, что сейчас в Нихоне нет человека, которого не хочет убить хоть кто-нибудь, поэтому за пределами своего жилья постоянно носил под одеждой кольчугу, а на поясе саблю и кинжал, и имел охрану из преданных самураев, которые служат именно мне, и их семьи живут в моей деревне Ваноути в роли заложников.

— Намбандзин, — послышался шепот из кучи опавших, прошлогодних листьев, которую отделяли от дороги кусты с голыми ветками.

Это было слово-пароль для нанятых мной кагимоно-хики; остальные за грубое обращение рисковали остаться без головы.

Я остановился, продолжая смотреть вперед.

— Завтра сёгун пошлет гонца, переодетого в торговца, к Асакуре Ёсикагэ, даймё провинции Этидзэн, с призывом выступить против рода Ода, — прошептали из кучи листьев.

Я подождал еще несколько секунд, понял, что доклад закончен, продолжил неторопливую прогулку.

Моя охрана притормозила на том же месте, не обнаружила, что именно заставило меня остановиться, проследовала дальше.

На следующее утро я с отрядом самураев и асигару отправился на прогулку по дороге, которая вела к провинции Этидзэн. Двигались очень медленно, поэтому купеческий караван, отправившийся из Киото в ту же сторону, вскоре обогнал нас. Восемь конных ронинов и десятка три пеших копейщиков и лучников охраняли с сотню вьючных лошадей, которые везли ткани, изделия из металлов, красители…. Обратно нагрузятся керамикой, очень оригинальной и модной сейчас в столице, и бумагой васи, которую изготавливают из коры некоторых видов кустарников, благодаря чему очень прочная (не каждый сумеет порвать руками), белая и немного шероховатая. Из васи чего только ни делают, включая одежду и раздвижные двери, но в первую очередь, конечно, используют для каллиграфии, рисования. За обозом шли сотни две путников. Времена сейчас стрёмные, так что лучше путешествовать толпой.

Нужный нам человек вел на поводу свою лошадь коровьей масти в конце обоза. Неприметный мужичок лет тридцати пяти, явно не герой. Даже если бы рядом с его лошадью не шагал мой человек, я бы все равно понял, что именно он курьер. Обычный купец не стал бы так напрягаться и опускать глаза долу, завидев мой отряд. У него отняли лошадь, а самого взяли под руки и подвели ко мне. От страха бедолага побледнел и потерял дар речи, только пытался поклониться низко, но державшие его воины не давали оказать мне почтение в полной мере.