Мацзу (СИ) - Чернобровкин Александр Васильевич - Страница 12

Значит, если не договорюсь с ними, на этого улыбчивого подручного рассчитывать нет смысла. Придется искать другие варианты.

На следующее утро Бао Пын пришел ко мне домой ни свет ни заря.

— Куда мы попрёмся в потемках⁈ — спросонья я бываю очень зол.

— Нам надо отплыть, пока не совсем рассвело, чтобы никто не увидел. Если тебя поймают за пределами Сигуаня, могут казнить, — криво улыбаясь, затараторил он.

— Я уже несколько раз гулял за его пределами, и никто ничего не говорил, — сообщил ему.

— Ты ошибаешься. Те, кто тебя там видел, обязательно говорили страже, а она никогда никуда не спешит, поэтому и не заставала тебя на месте преступления, — проинформировал Бао Пын.

— Да, стража у вас очень медленная, — согласился я.

— Она специально такая. Если наказывать за все преступления, у нашего повелителя — длинный перечень лестных прилагательных — не останется подданных, — лукаво улыбнувшись, раскрыл он государственную тайну.

Теперь я знал, почему китайцев так много.

Джонка была восьмивесельной (четверо гребцов в носовой части и четверо и рулевой в кормовой), а по центру что-то типа беседки, задрапированной сверху и с боков плотной красной хлопковой тканью, разрисованной изогнутыми сине-зелено-золотыми рыбками, остались лишь небольшие просветы впереди и сзади, чтобы внутри гулял ветерок. Мы с Бао Пыном сразу спрятались в ней, причем он сел впереди лицом ко мне, закрывая меня своим толстым телом от любопытных взглядов плывущих навстречу, и я расположился лицом к нему, так что со стороны кормы видны были только моя голова в черной соломенной конусообразной шляпе и спина с накинутым на плечи халатом моего попутчика, в котором он был, когда встретились в первый раз на клипере. Видимо, я оказался прав, посчитав, что у него всего два парадных халата. Между нами стоял низкий круглый столик со всякой едой, которую постоянно пополнял слуга, а из напитков был только зеленый чай. Бао Пын сделал правильный вывод после нашей совместной попойки. Обслуживал нас молчаливый подросток, улыбка на лице которого появлялась только в момент захода в беседку, исчезая на выходе, и была такой вымученной, что мне хотелось из жалости погладить его по голове, сняв сперва маленькую темно-синюю шапочку-шестиклинку.

В перерывах между перекусами, мы болтали. Больше говорил Бао Пын, делился местными сплетнями, в первую очередь о чиновниках Гуанчжоу. При этом он чисто по-китайски не давал моральной оценки их поступкам и поднимался только до уровня заместителей правителя провинции. Выше шли неприкосновенные, сообщать о даже сомнительных поступках которых не принято. Можно только нахвалить за хорошие дела, к сожалению, очень редкие. Заодно просветил меня о жизни и обычаях его соплеменников хакка. От северян они не сильно отличались, разве что, действительно, были шустрее, нацеленнее на результат.

В полдень мы свернули в узкий приток, где нос джонки высунули на берег, и все, кроме меня, выбрались на берег, расстелили циновки в тени деревьев и завалились спать. Я отменно покемарил в беседке. К тому времени уже привык к сиесте, да и разбудили меня рано.

Незадолго до захода солнца добрались до места назначения. Не могу сказать точно, но преодолели мы по реке где-то километров тридцать пять-сорок. По русской классификации это было большое село, потому что имело культовое сооружение — буддистский храм. Огорожено валом, заросшим бамбуком так плотно, что протиснуться между стволами сможет только маленький ребенок кое-где. Двое ворот в противоположных концах, на площадках над которыми несли караул по пять мужчин вооруженных копьями и луками, а у одного был мушкет, судя по прикладу, испанский или умелая реплика. Дома были большими, недавно покрашенными, улицы вымощены камнями, жители одеты слишком богато для крестьян. Здесь явно жили не те, кто с утра до ночи вкалывает на полях и чеках и перебивается с горсти риса на воду, а представители богатого и сильного клана, добывавшего на пропитание разными сомнительными делами.

Китаец не бывает один. Он существуют только в составе рода, или деревенской общины, или, на худой конец, профессионального клана. Как только оказывается в более хорошем месте или на высоком посту, сразу подтягивает своих родственников, односельчан или бывших коллег. Ты помогаешь им — они помогают тебе. Как рассказал Бао Пын, сейчас всей деревней скидывается, чтобы отправить учиться какого-нибудь смышленого пацаненка, который, поднявшись, отблагодарит их. Даже в двадцать первом веке я слышал и читал много историй о китайцах, внезапно разбогатевших в эпоху перемен, которые бесплатно строили для всех своих бывших односельчан новые дома улучшенной планировки, не говоря уже о том, что многие высокие посты в их фирмах занимали родственники, не всегда обладающие достаточными знаниями, навыками, опытом, и рядом ставили толкового помощника из «чужаков».

По случаю моего прибытия собирались устроить пиршество. Наверное, надеялись, что по пьянке наболтаю лишнего или с похмелья буду уступчивее. Зная китайские методу обработки деловых партнеров перед переговорами, сказал, что дорога была тяжелой, поэтому предпочел бы поужинать в небольшой тихой компании, а если они хотят попировать, тогда все будут пить вровень и не выливать под стол. Не знаю, что передал своим старшим товарищам Бао Пын, может быть, поделился печальным опытом, но мне сообщил, что раз я устал с дороги, то попьянствуем как-нибудь в следующий раз.

13

У меня, конечно, не богатый опыт общения с руководителями китайских преступных группировок, разве что в новостях по телевизору видел некоторых на скамье подсудимых, но все они не были похожи на бандитов. Скорее, на степенных, мудрых дедушек, которые с высоты прожитых лет снисходительно смотрят на суетящуюся внизу молодежь. Именно таким и был Бао Ки, видимо, родственник моего китайского корефана и заодно глава села, проживавший не в самом большом доме, во дворе которого был миниатюрный садик с «озером», в котором рядом с большим округлым листом, похожим на зеленый блин и занимавшим почти всю поверхность водоема, росла самая настоящая кувшинка, пурпурная с красными краями, казавшаяся неправдоподобно большой. Мы с ним сели на толстые циновки возле миниозера с максицветком. Молчаливая улыбчивая молодая женщина, не похожая на прислугу, скорее всего, внучка или правнучка, принесла и поставила между нами маленький низкий черный столик с инкрустациями (интарсиями) из перламутра в верхней поверхности столешницы в виде немного стилизованных, изящных, маленьких рыбок, а потом рядом второй, простенький, с чайными приборами. Китайцы верят, что если выпить чай с утра, день будет удачным. Это напиток считается у них одной из семи вещей, необходимых ежедневно. Остальные шесть — дрова, рис, соль, масло, уксус и соевый соус.

Молодая женщина заваривала чай в фарфоровом чайничке емкостью грамм сто пятьдесят. В Китае, как и в Японии, точнее, в Японии, как и в Китае, чай заваривают не кипятком. Воду на огне немного не доводят до ста градусов, а до состояния «шум ветра в соснах». Сперва женщина ополоснула ею чайник и чашки, а потом засыпала заварку, встряхнула несколько раз и только потом залила горячей водой и сразу вылила. Первая не в счет. Для второй воду лила с большей высоты, чтобы «подышала». Заваривала не дольше минуты. После чего налила в две высокие чашки, накрыла каждую более низкой и широкой и ловкими движениями перелила напиток из одних в другие. Обе пары на блюдцах поставила перед нами.

Моя шанхайская подруга научила меня в двадцать первом веке, что надо поблагодарить, стукнув три раза по столику согнутыми указательным и средним пальцами. Этот обычай уже существует в Южном Китае. В Северном в семнадцатом веке меня не поняли, а в двадцать первом догадались, где меня угощали этим напитком раньше. Вроде бы всего один незначительный жест, а в узких темных глазах старика, словно затуманенных прожитыми годами, которые раньше смотрели сквозь меня, никчемного гвайлоу, вдруг появился живой интерес. После того, как я поднял верхнюю узкую чашку, понюхал аромат, кивнул, одобряя, после чего посмотрел на цвет напитка в нижней, кивнул еще раз, а потом, отпив пару маленьких глотков, и в третий раз. Эти жесты не были обязательными, но, надеюсь, мне простят небольшую вольность.