Мацзу (СИ) - Чернобровкин Александр Васильевич - Страница 39

— Отрицательно. Сам не употребляю и другим не советую, — честно ответил я.

— И при этом торгуешь им, — напомнил Линь Цзэсюй.

— Это самый выгодный товар, — признался я. — У гвайлоу (мой собеседник улыбается каждый раз, услышав от меня это слово) опиум не запрещен, потому что употребляют его, как лекарство, а не для того, чтобы убежать от жизни, как ваши соплеменники.

Не стал ему говорить, что наркотики и через двести лет так и останутся второй после азартных игр слабостью китайцев. К тому же, есть у меня предположение, что в веке двадцать первом или двадцать втором многие наркотики будут легализованы, как это уже было при мне с марихуаной, а до этого с табаком и алкоголем. Трезвая жизнь — слишком тяжелое наказание.

— Некоторые люди слабы и не нужны природе. Она избавляется от них, как умеет. Не было бы опиума, пили бы байцзю день и ночь, или подались в чиновники-скопцы, или нашли еще какой-нибудь способ остаться без потомства и по-быстрому лишиться жизни, — изложил я собственный вариант теории эволюции.

— Считаешь, что с опиумом не надо бороться? — задал он вопрос.

— Конечно, надо, чтобы эта зараза не расползалась, но боюсь, что ничего не поможет. Я слышал, что даже члены семьи хуанди употребляют его. Так что придется вам дырявым кувшином черпать воду из тонущей, дырявой джонки, — дал я расширенный ответ.

Мог бы рассказать ему, что справятся с тотальной наркоманией китайского общества только коммунисты, которые без жалости будут расстреливать и продавцов, и покупателей, и от их рук погибнет больше людей, чем от опиума, но ведь не поверит. Чем образованнее человек, тем дальше от реальности.

— Я все-таки попробую, — с грустной улыбкой произнес он.

— Тогда поспешите. После прихода британских военных кораблей Тринадцать факторий перестанут быть китайской территорией, — посоветовал я.

— Я бы хотел купить несколько их пушек, чтобы посмотреть, чем отличаются от наших, — сказал Линь Цзэсюй.

— Это будет нелегко, потому что всем гвайлоу запрещено продавать оружие в другие страны. Да и дело не в пушках, а в артиллеристах, в их обученности, боевом опыте, — попытался я увернуться от трудного задания.

— Все-таки постарайся достать, какие и сколько сможешь. Я очень хорошо заплачу, — настойчиво произнес он, приняв, наверное, мои отговорки за элемент обычного торга.

Пришлось мне согласиться, чтобы не потерять такого влиятельного покровителя, хотя понятия не имел, где раздобыть британские пушки.

44

Джонатан Липман не сразу поверил, что я готов купить у Джон-компани четыреста ящиков опиума по шесть долларов за фунт. Двести готов сразу забрать Мань Фа и придерживает для этого одномачтовую джонку и по сотне — танка, гонконгские и макаоские. Можно было бы нагрузиться только опиумом и продать весь в районе Макао, но, во-первых, не хотелось идти в Калькутту в балласте, во-вторых, слишком злоупотреблять хорошим отношением ко мне Линя Цзэсюя, а в-третьих и самых важных, для продажи крупной партии потребовалось бы дольше торчать в этих краях, а мне хотелось побыстрее вернуться к Эмили Кушинг.

— Китайцам скажете, что, выполняя их требование, отправляете его назад, в Индию, — подсказал я.

— Если у тебя конфискуют груз, мы не будем нести за это ответственность, — предупредил клерк.

— Само собой, — согласился я. — Вы продали груз с доставкой к борту шхуны, а что с ним будет дальше — это мои проблемы.

Что мы и проделали. Сперва были погружены шелковые ткани в рулонах, а сверху, вопреки всем рекомендациям по остойчивости судна, более тяжелые ящики с опиумом. Я не собирался штормовать. Мы всего лишь во время отлива перешли от острова Вампоа к острову Хоуван. Там сперва отгрузили часть опиума танка, а остальное ночью — Маню Фа, и на рассвете подняли паруса и пошли галсами к Малаккскому проливу.

К Сингапуру подошли во второй половине дня и встали на якорь. Соваться в пролив на ночь глядя я не рискнул. К нам сразу приплыли сампаны торговцев, у которых я купил два кувшина байцзю, свежих фруктов и овощей и живую свинью, которую мои матросы зарезали сами. Кок приготовил великолепный ужин с выпивкой. Две недели мы были в отрыве от берега, и экипажу нужно разрядиться

Пока шло приготовление к пиру, прибыл сампан с местными купцами-китайцами — сухощавыми стариком и мужчиной лет тридцати. У обоих волосы на голове не выбриты спереди, но заплетены в косу сзади, и у первого седые, а у второго еще черные. Как я понял, второй был переводчиком. Видимо, не предполагали, что я говорю по-китайски. Мы разместились на циновках под навесом на полуюте. Земин принес чайный столик и приготовил напиток. Втроем дружно постучали пальцами по столешнице. Значит, они выходцы из южных провинций. Потом оба китайцы зависли ненадолго — и удивленно посмотрели на меня, будто услышали пароль от человека, слишком не похожего на связного.

— Очень приятно, что многоуважаемый капитан знает не только наш язык, но и наши обычаи! — улыбаясь радостно, изрек старик.

— Нельзя не поддаться обаянию великой многовековой культуры вашего народа! — выдал я ответный комплимент.

Выпив чая, старик предложил:

— Мы продаем опиум-бенгази по девять серебряных монет за большую головку (пять долларов за фунт). Если будешь брать много, сделаем скидку до восьми.

— К сожалению, сейчас не могу вести с вами дела, потому что у меня договор с гвайлоу. Вожу для них грузы из Калькутты в Гуанчжоу и обратно. К тому же, циньчай дачэнь Линь Цзэсюнь запретил ввозить опиум в Таньчао. Если обнаружат на моей джонке, то заберут и товар, и ее, а меня казнят, — сообщил я, но решил не обрывать деловой контакт: — Если ситуация изменится, буду готов вернуться к нашему разговору.

Мой собеседник решил, что это элемент торга, и предложил:

— Мы можем сбавить цену до семи серебряных монет.

— Дело не в деньгах. Слишком опасно сейчас заниматься торговлей опиумом, — сказал я.

И не соврал, потому что, покупая опиум в Сингапуре по семь долларов, я бы наваривал немного больше за счет более короткого, в два с лишним раза, расстояния. Правда, и рисковал бы намного больше. Какой-нибудь отважный командир китайской военной джонки мог сперва атаковать, а потом уже разбираться, имел право это делать или нет. И что главнее, тогда прощай Эмили Кушинг. К последнему я не был готов ни за какие деньги. Тем более, что уже не беден, и мог бы отправиться на шхуне в Европу.

Утром мы продолжили путь с большей, чем раньше, скоростью, потому что шли с ветром в левый борт. Малаккский пролив миновали без происшествий. В Индийском океане нас подхватил попутный ветер. Там тоже было тихо и спокойно. Попадались только рыбацкие джонки, хотя в это время самые шустрые клипера должны уже быть в этих водах. Военные британские корабли тоже не встречали. Я подумал, что, может, просто разминулись, но увидел их на реке Ганг, стоящими на якорях в Бриллиантовой гавани среди пары десятков клиперов. Наверное, в том месте кто-то когда-то нашел потерянный кем-то драгоценный камень. У меня нет другого разумного объяснения такого красивого названия для этого грязного и вонючего отрезка реки.

45

В Калькутте праздновали захват без боя Кандагара и с боем — крепости Газни, в которой перебили тысячу человек и полторы тысячи взяли в плен, потеряв всего семнадцать своих солдат. Судя по круглым цифрам, подсчитывали проигравших, как нужно. Британцы были уверены, что у них в кармане завоевание страны Дуррани (Жемчужина жемчужин), как сейчас называется территория, позже ставшая Афганистаном, состоявшей из четырех ханств: Кабульского и номинально зависимых от него Кандагарского, Пешаварского и Гераткого. Я не стал огорчать колонизаторов. Придет осень, подсчитают цыплят…

Я отдал кожаный мешок с почтой пожилому сержанту, приплывшему на двенадцативесельном баркасе. На рабочей шлюпке сплавал на берег вместе с двумя матросами, которые несли мешки с серебром. Отнесли их в роскошнейший дворец Джон-компани. Там меня одного под охраной двух рыжих крепких молодых ирландцев, вооруженных палашами, отвели в подвал с тремя железными дверьми. Еще два охранника, похожих на первую пару, как братья-близнецы, несли следом драгоценный металл. Между второй и третьей дверьми в небольшой комнате, где были только маленький стол и весы на высоком постаменте, при свете масляной лампы я сдал третьему рыжему ирландцу, правда, пожилому, мешки с серебром за проданный опиум, полученный здесь и из Тринадцати факторий. Слитки и монеты были тщательно проверены, взвешены и отнесены в следующее помещение, а я вернулся в предыдущее, где клерк-валлиец выдал мне расписки об оплате обоих грузов.