Национальность – одессит (СИ) - Чернобровкин Александр Васильевич - Страница 16

Я захватил керосиновые лампы в детстве. Тогда во всех городах, располагаясь на отшибе, потому что частенько горели, были каменно-деревянные будки по продаже керосина, которые называли керосиновыми лавками или попросту керосинками, как и маленькие кухонные печки на этом топливе. Обычно его разливали в специальные бидончики или трехлитровые стеклянные банки со стеклянной крышкой. Одна лавка была неподалеку от дома моего деда, и я частенько проходил мимо нее, начиная метров за двести чуять специфичный запах. Земля рядом с ней была темного цвета и ничего там не росло. Потом все частные дома в том районе электрифицировали, керосиновые лампы и примусы исчезли и будку закрыли. Через несколько лет деревянные стены потихоньку растащат на дрова, а затем и каменные на другие постройки.

Когда слуга-китаец, получив медный цянь на чай, выпулился из номера, Люси воскликнула смущенно:

— Портье догадался, что мы не супруги! Боже мой, как мне было стыдно!

— Знаешь, чем ты отличаешься от француженки? Тебя беспокоит, что о тебе подумают другие, а ее — что она подумает о других, — поделился я жизненным опытом. — У французов не принято лезть в личные дела других, особенно в любовные отношения постояльцев номера люкс, — добавил я, после чего поднял и перекинул на поля шляпки черную вуаль, пахнущую горьковатыми духами, и впервые поцеловал Люси Энкович.

Напряженные, напомаженные губы женщины расслабились не сразу, только после того, как моя все возрастающая сексуальная энергия обволокла ее полностью.

В это момент в дверь постучала горничная — китаянка средних лет, страшненькая, коротконогая, плоскогрудая и плоскозадая, с двумя небольшими ведрами горячей воды в руках. Она влюбилась в белокожую мадам с первого взгляда, даже раскатала большие темные губы от восхищения. Подозреваю, что ее влюбленные глаза лучше помогли Люси справиться со стыдом, чем мой поцелуй.

— Освежись и переоденься к ужину, а я съезжу по делам, — сказал на русском своей почти любовнице, после чего приказал китаянке на ее родном языке: — Помоги госпоже и приготовь горячую воду для меня, я скоро вернусь.

— Да, господин, — угодливо поклонившись, произнесла горничная и посмотрела на Люси со счастливой улыбкой, будто я разрешил им позаниматься любовью.

18

Французский банк «Индокитай» располагался в довольно скромном здании. В первый раз, гуляя по Чифу без цели, я прошел мимо, приняв за китайскую двухэтажную лавку, в которой на первом торгуют, а на втором живут хозяева. Только в какой-то из следующих заходов увидел, что оттуда вышел европеец, и только тогда заметил вывеску на французском языке. Внутри было намного круче, начиная с четырехлопастного электрического вентилятора, прикрепленного к потолку между двумя люстрами с электрическими лампами и довольно мощно гонявшего горячий воздух по операционному залу. Охраны не было и кассиры отделены от клиентов лишь барьером, деревянным снизу и стеклянным сверху. Возле двух окошек скучали кассиры-французы, молодые, немного за двадцать, а третий, лет на десять старше, пил чай за столом в глубине служебной части зала. Младшие обменивались мнением об отведанном в обед китайском блюде, которое называли тухлыми яйцами. У аборигенов оно числится «Столетним яйцом». Берут куриное или утиное, обмазывают смесью из глины, извести, золы, чая и соли, после чего покрывают рисовой шелухой и соломой и закапывают в землю месяца на три-четыре. В итоге белок становится темно-коричневым, полупрозрачным и упругим, напоминая подкрашенный холодец, а желток — зеленовато-черным и желеобразным, и при этом издают резкий аммиачный запах. Я пробовал, зажав нос. Вкус на любителя. Я в их число не затесался. Неочищенное яйцо может храниться несколько лет. Удовольствие недешевое даже для французов — три франка за одно, нарезанное ломтиками, напоминающими дольки апельсина, поэтому обсуждение было бурным.

— Их надо есть с устричным соусом, — вмешавшись в разговор, что у французов в порядке вещей, подсказал я.

— Что за соус? — спросил сидевший напротив правого окошка, обладатель феноменального орлиного носа, круче не изогнешь.

— Устриц долго варят, а потом бульон выпаривают, пока не потемнеет и загустеет. Иногда добавляют кукурузный крахмал и получается местный вариант бешамеля (французский соус из термически обработанной смеси муки, жира и молока), — рассказал я.

Все трое внутренне приняли стартовую стойку, точно собирались прямо сразу рвануть по указанному мной адресу, и старший, у которого кончики усов были похожи на хвост лайки, поинтересовался:

— Где его можно попробовать?

— Здесь не знаю. Ел в Шанхае, — сообщил я.

— Осталось всего-ничего дождаться, когда переведут в шанхайское отделение! — огорченно бросил сидевший у левого окошка, настолько бледный и невзрачный, что казался материализовавшимся привидением, после чего обратился ко мне: — Подходите, месье! Что желаете?

— Во-первых, обменять русские рубли на франки. Надо заплатить за отель. Мы с женой остановились в «Нанте». Во-вторых, узнать, есть ли у вашего банка отделения в Одессе? — ответил я и, зная, что большинство французов во все времена даже о географии своей страны имеют смутное представление, в основном о винных регионах, подсказал: — Это крупный русский порт на берегу Черного моря.

— Я слышал о нем, когда работал в «Лионском кредите». У них было отделение там, — вспомнил старший служащий. — У нашего банка, к сожалению, нет.

— Жаль! Так бы открыл у вас счет, — произнес я и положил в оцинкованное углубление в виде мелкой тарелки в барьере под окошком кассира-«привидения» русские кредитные билеты, две десятки и две пятерки.

Мелкие купюры других стран берут лучше крупных, потому что их реже подделывают.

— Вы не из Порт-Артура следуете? — полюбопытствовал старший.

— Да, — подтвердил я.

— Я слышал, вы воюете с японцами, — сказал он, предлагая мне или продолжить разговор, если желаю, или прекратить.

— Чем-то же надо заниматься между приемами пищи и сном! — шутливо произнес я.

— Интересное развлечение! — поддержал он.

Французы за любой шухер, кроме скучного, поэтому первые пару часов воюют здорово.

— Семьдесят восемь франков шестьдесят сантимов, — сказал кассир и отслюнявил мне банкноту в пятьдесят франков и пять пятерок и отсчитал три серебряных монеты в один франк и шесть бронзовых в десять сантимов.

Значит, взял за обмен два процента. Американцы отбирали всего один. Желание открыть счет в банке «Индокитай» у меня пропало. Когда имею дело с французами, становлюсь таким же мелочным.

19

Люси Энкович в нижней белой рубашке сидела в спальне на пуфике перед трельяжем — низким темно-вишневым туалетным столиком с высоким трехстворчатым зеркалом. Китаянка желтоватым костяным гребнем расчесывала ее влажные, потемневшие волосы плавными, аккуратными движениями. В этом процессе было больше эротики, чем в половом акте. Обе были настолько увлечены или делали вид, что не сразу заметили меня, остановившегося в дверях.

— Приготовь мне ванну, — подсевшим вдруг голосом приказал я горничной на китайском языке.

— Да, господин, — с ноткой огорчения молвила она и ушла, проскользнув мимо меня осторожно, точно боялась обжечься.

Я подошел к Люси, которая наблюдала за мной, глядя в зеркало. Вырез у рубашки был овальный и широкий, частично открывал ключицы и спину. Кожа белая — загар сейчас считается признаком черни — и теплая, и шелковистая. Раздвинув влажные волосы, я поцеловал спину сразу ниже шеи, в «кошачьем треугольнике». Люси вздрогнула от удовольствия и отклонила голову. Я продолжил целовать, делая паузы, и руками сжал ее упругие груди с набухшими сосками. Потом правую руку запустил под подол рубашки, добрался до влажных волос в низу живота и между ног. Мои движения были такими же плавными и аккуратными, как у китаянки, но доставляли намного больше удовольствия. Когда Люси завелась и сильно сжала ноги, я высвободил руку, подхватил женщину на руки и перенес на не расстеленную кровать. Скинув только пиджак, занял место рядом. Люси лежала с закрытыми глазами. Вытянутыми вдоль тела руками и немного раздвинутыми ногами. Подол нижней рубашки задрался, оголив их до середины бедер. Правой рукой я возобновил ласки, а левой торопливо расстегнул и приспустил штаны. Люси не мешала и не помогала мне. Напряглась немного, когда поднял ее ноги, согнутые в коленях, чтобы проникновение было глубже, и вошел медленно, осторожно. Первые несколько фрикций пыталась сдерживаться, потом сдалась и, когда покрывшийся смазкой член, проезжал по клитору, застонала тихо и высоко, по-детски. С голодухи я кончил раньше, поэтому довел партнершу рукой.