Чернотроп (СИ) - Выборнов Юрий - Страница 5

Бабка опустила револьвер, достала из сумочки носовой платок и, широко открыв рот и закатив глаза, громко в него чихнула. Оказалось, это был сигнал, и из-за станции с разных сторон вышли двое крепких мужчин с ружьями в руках.

— Никакого отношения к смерти твоих правнуков мы не имеем, — поспешил оправдаться Борис Валентинович. — Просто носильщики.

— Вы все пособники этого Сидоровича, — произнес один из стрелков и, уперев приклад ружья в свое плечо, прищурив левый глаз, прицелился в Бориса.

Борис Валентинович поднял руки вверх ладонями к неприятелю. Это был тоже заранее обговоренный с Ю сигнал. Тут же раздался выстрел. Пуля попала рядом с ботинком стрелка в полуметре. Тот машинально отскочил в сторону.

— Шевельнетесь, и вы трупы, — холодным тоном сказал наставник. — А теперь плавно, без резких движений опускайте стволы. Не советую нервировать нашего снайпера.

— Значит, простые носильщики нынче уже с собственным снайпером ходят? — Бабка убрала платок в сумочку и застегнула молнию. — Видимо, отстала я от жизни.

— Мы не враги вам, — продолжил Борис. — Сами себя подставили, нам нужно всё друг другу рассказать. Пойдемте на станцию, я попробую уговорить тамошнего смотрителя пустить нас бесплатно или, может, у вас есть чем заплатить за ночлег?

— Считай, что уговорил, аргументы у тебя уж больно убедительные, — бабка посмотрела в сторону, откуда предположительно произошел выстрел. — Я и есть смотритель станции Стромино.

***

Станция Стромино выглядела по-домашнему уютно. Чистота и порядок. На окнах с решетками стояли цветы в горшочках. На стенах висели часы и портреты знаменитых писателей и композиторов. Скамьи для ожидающих стояли рядами, и пол между ними мылся чуть ли не каждый день. В углу стоял цветной телевизор, накрытый кружевной салфеткой. Иногда вечерами, если набирается достаточное количество ресурсов от желающих бродяг, смотрительница с важным видом выносит из своей комнаты DVD-плеер, подключает его вместе с телевизором к своему бензиновому генератору, и все дружно смотрят один из фильмов в ее коллекции дисков.

Комната смотрителя находилась сзади и отделялась от общего зала кирпичной стеной. Диван для гостей, на котором смотрительница сама же и спала. Журнальный столик на колесиках и мягкое кресло. С краю дивана лежала незаконченная детская вязаная шапка, спицы, шерстяная пряжа и очки. В дальнем углу от двери стояла двухъярусная кровать небольших размеров, видимо, детская.

— Меня зовут Лидия Михайловна, — четко и внятно произнесла бабушка, убирая свое вязание с дивана. — Присаживайтесь, будем говорить.

Борис и Маша прошли к дивану и аккуратно на него присели. Двое мужчин с ружьями закрыли дверь и встали у входа снаружи.

— Я Борис Валентинович, а это Мария, — представился наставник. — Со станции Бякино мы.

Борис и Лидия некоторое время молча смотрели друг другу в глаза.

— Так значит, вы тот самый смотритель, что заставлял Крантика таскать дрова и мыть полы с утра до вечера за горсть макарон? — прервал неловкую тишину Борис. — Наслышан про вас и ваши кредиты.

— О нет, то муж мой был покойный, — ответила смотрительница. — Ну да, не будем о нем, о мертвых либо хорошо, либо ничего. А вы, значит, те герои с соседней станции, что спасли нас от собак? К сожалению, ничем помочь не могли. Оружие у нас появилось только после смерти прежнего смотрителя. Муж категорически был против огнестрела в убежище. Как там Грант?

— Гран погиб, — печально ответил Борис Валентинович и снял кепку. — Это трагичная и долгая история.

— Ну вот еще один ребенок погиб, — не сдержала слезы хозяйка станции. — И снова каким-то образом рядом вы. Я все еще жду объяснений.

Борис рассказал ей о Федоре, его уговоре с Сидоровичем и целом мешке в награду, лежащем на станции Бякино. О похоронах носильщика и его решении завершить сделку. Лидия Михайловна слушала и вытирала слезы розовым платочком.

Снаружи станции раздались два выстрела. Смотрительница вскочила и выбежала из комнаты. Борис хотел последовать за ней, но бабушка быстро вернулась и, присев в кресло, радостно сообщила:

— Это были не мои правнуки в рюкзаках, просто похожие дети. Даже не знаю можно ли теперь радоваться.

Затем смотрительница хлопнула три раза в ладоши, дверь в комнату открылась, и в нее вошла симпатичная ухоженная женщина лет сорока с самоваром в руках. Поставила его на журнальный столик и быстренько сбегала за керамическим заварочным чайником и подносом с чашками на блюдцах.

— Средняя моя дочка, — кивнула бабка на женщину. — Никак замуж не отдам. Пятый десяток пошел, все в девках ходит. Как она вам, Борис Валентинович? Вы мужчина видный. Может, заберете ее к себе, а то сидит на моей шее без толку.

Женщина заметно покраснела, но продолжила наливать кипяток из крантика самовара в чайничек:

— Что ты такое, мама, говоришь? — стеснительно и еле слышно проговорила дочь.

— Молчать! — почти крикнула на нее Лидия Михайловна. — Сама не можешь, значит, я тобой займусь. Мне жить осталось два понедельника, что с тобой станет тогда?

— Так что у вас за терки со смотрителем станции Гыркино? Может, расскажете? Авось помогу советом или, может, делом.

— От чего не рассказать? Слушай на здоровье, сынок, коли не лень, — хозяйка села в кресле поудобнее.

— Только мне надо выйти на минутку, — перебил ее Борис. — Пригласить нашего третьего члена отряда.

— Наташка, неси еще одну чашку, — скомандовала смотрительница.

— Когда умер муж, — начала свой рассказ Лидия Михайловна. — Уже на третий день пришли наемники Сидоровича. Постояли у вырытой могилки, посмотрели, как мы его хороним, даже выразили соболезнования, черт их за ногу. Цветов где-то нарвали. А по окончании мероприятия поставили меня перед фактом. Мол, муж мой покойный должен их шефу много ресурсов, они всё в патроны переводят, валюта, значит, такая.

— На что он занимал? — перебил Борис Валентинович.

— Ты шутишь, родной? — ответила хозяйка станции. — В первый раз от них услышала. Муж мой хоть и был редкостный болван, но не до такой степени, чтобы к барыгам в долговую яму лезть. Врет всё, проклятый. Дали сроку с два месяца, и детей забрали в качестве залога, значит. Я хотела вон Наташку мою предложить вместо правнуков, может, приглянулась бы там кому, но те ни в какую. Детки эти — моей старшей дочки внуки. Мужики хотели возразить, но куда тут попрешь против наставленного дула автомата. Наемники очередь дали прямо перед ногами. Именно после этого я сняла запрет на оружие и купила своим родственникам ружья. Да-да, все, кто помогает мне со станцией, — моя родня. Три дочери, сын с невесткой, зятья и внуки, а уж «седьмой воды на киселе» сколько желает примазаться к кормушке, я молчу. Собрала необходимое количество и отправила сына забрать детей.

— И что же дальше? — Борис допил свою чашку чая и посмотрел на Наташу.

Та быстренько подошла, налила еще из чайника и разбавила кипятком из самовара.

— А дальше сын отнес большущий рюкзак с провизией и две спортивные сумки с патронами на станцию Гыркино, а там ему сказали, что дети находятся в другом месте, привезут их позже и сами доставят живыми и невредимыми, — бабушка достала платок и вытерла слезы.

— Вернулся, значит, ни с чем, — покачал головой Борис.

— Да такой же бестолковый, как и его папаша, — ответила смотрительница убежища. — Но идти согласился только он, да и вынослив и крепок. Мать деток еще рвалась, да куда там, она два месяца ревет, вся обессилила.

— А муж ее? Отец детей? — уточнил Борис Валентинович. — Чего не пошел?

— На том свете он, — бабушка показала указательным пальцем наверх. — Детки-то погодки, вот как Настя вторым была беременна, так и помер. Поставил с друзьями в лесу брагу в бочке на каких-то там корешках, ну и напробовались дурни. Возле нее их всех и нашли бездыханных.

— Ясно, а как, Лидия Михайловна, нам бы с сыном твоим поговорить?